На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III

– Государыне императрице только что сделалось дурно, – сообщил граф, – и ее императорское величество перенесли из театра в опочивальню. Врачи считают этот припадок очень серьезным.

Екатерина быстро оправилась. Иван Иванович Шувалов всегда принадлежал к числу ее врагов, и она не могла ожидать, чтобы в настоящую минуту он пришел к ней с добрыми вестями.

– Я услыхала вопли горя, – сказала она холодным тоном, – даже кричали, что императрица умерла, и я собиралась выйти осведомиться, правда ли это, что Россию постигла такая тяжкая скорбь.

– Государыня императрица не умерла, – возразил Шувалов, с непоколебимой твердостью выдерживая подозрительный взгляд великой княгини, – в этом вы, ваше императорское высочество, можете убедиться в любую минуту. Пожалуй, даже ни ближайшие часы, ни ближайшие дни не угрожают опасностью ее жизни, тем не менее – это я не могу скрыть от вашего императорского высочества – весьма возможно, что тот горестный вопль в скором времени должен превратиться в действительность. Припадок, случившийся с ее императорским величеством, по словам врачей, повторится, и тогда он будет смертелен.

Екатерина молча потупила голову, а потом посмотрела на графа таким взглядом, который как будто допытывался о цели его посещения.

– Государство, – сказал граф Шувалов, – переживает тяжелый и серьезный кризис. Долг всех добрых патриотов подготовить все, чтобы он благополучно миновал; и я пришел сюда с целью просить вас, ваше императорское высочество, о содействии.

– О содействии? – насмешливо спросила она. – Неужели после такого долгого забвения вспомнили наконец, что я еще существую здесь, что у меня также есть обязанности и права в России? Это меня удивляет! А еще более удивляет меня, граф, что в вас, по-видимому, первом пробудилось воспоминание о великой княгине, которой до сих пор вы уделяли так мало места в своей памяти.

Граф спокойно выдержал эту насмешку.

За пологом кровати послышался легкий шум, точно кто-то слегка хлопал в ладоши.

Екатерина поняла, что княгиня Дашкова подает ей знак одобрения.

– Ваше императорское высочество! Вы несправедливы ко мне, – возразил Шувалов. – Вам хорошо известно, что я был не более как слугою ее императорского величества, и это принуждало меня согласоваться во всем с волею и мнением государыни императрицы. Но теперь вы убедитесь, что я – ваш друг и отлично сумею в решительную минуту вспомнить, какие права и обязанности подобают вам, какие высокие услуги призван оказать русскому государству ваш богатый ум.

Губы великой княгини снова сложились в насмешливую улыбку, она кивнула графу, чтобы он продолжал.

– Теперешнее положение дел, – снова начал тот, – требует быстрых и решительных действий. Вступление на престол великого князя невозможно: духовенство и армия одновременно воспротивились бы его воцарению; мне нет надобности объяснять это вам, ваше императорское высочество, государыня императрица была уверена в этом и решила изменить свои прежние намерения относительно передачи престола великому князю. Может быть, болезнь помешает ей изъявить свою волю по этому предмету, но нам, советчикам ее императорского величества, известно ее решение. Мы своею подписью можем удостоверить пред целым миром, что она собиралась исполнить его. Мы можем достоверно подтвердить ее последнюю волю, и чем быстрее это произойдет, тем спокойнее минует теперешний кризис, тем менее потрясений придется пережить государству, тем в большей безопасности будет даже особа великого князя, который при иных обстоятельствах, пожалуй, был бы устранен от трона насильственным путем.

Екатерина продолжала слушать молча, но по ее глазам было заметно, что слова графа возбуждают в ней возрастающий интерес.

– По этой причине мы пришли к решению… – продолжал граф.

– Вы?.. – спросила великая княгиня.

– Да, я, мои братья и гетман Кирилл Разумовский[28 - Разумовский Кирилл Григорьевич (1728–1803) – младший брат А. Г. Разумовского, в детстве пас коров; обучался в Германии и Франции, был президентом Академии наук и последним малороссийским гетманом (1750–1764), генерал-фельдмаршал, остряк и балагур.], – ответил Шувалов, – решили тотчас собрать войска, объявить им волю государыни императрицы и велеть им провозгласить императором малолетнего великого князя Павла, сына ваших императорских высочеств.

– Ребенка? – произнесла Екатерина с холодной сдержанностью.

Она видела, что занавеси кровати слегка шевелились. В густой тени драпировок появилось лицо княгини Дашковой, которая с жаром трясла головой.

– Именно потому, что он – ребенок, у него нет врагов, – возразил граф. – Будет легко склонить в его пользу гвардейцев и народ, а его возведение на престол не нарушит порядка наследования; будет устранен только великий князь, который не мог бы утвердиться на престоле; для того же, чтобы совершенно обезопасить целость правительства, чтобы устранить всякую тень революционного переворота, будет достаточно, чтобы вы, ваше императорское высочество, стали на место вашего супруга.

– Чтобы я стала на место моего супруга? – повторила Екатерина. – Да разве это возможно? Ведь во мне не течет кровь ваших императоров.

– Зато вы – мать будущего императора, – возразил Иван Иванович, – и в качестве таковой больше всех имеете право царствовать на его месте и просвещать его своим примером до тех пор, пока он не будет в состоянии сам взять в руки бразды правления. Мы решили, согласно намерениям государыни императрицы, – прибавил он, – провозгласить вас, ваше императорское высочество, регентшей государства на время несовершеннолетия вашего августейшего сына; в вашем распоряжении будет состоять регентский совет, занять президентское место в котором находят достойным меня. Поэтому прошу вас, ваше императорское высочество, от имени и по поручению моих друзей соизволить немедленно отправиться с юным великим князем и с нами в казармы, куда только что вернулись войска. Вашему императорскому высочеству понадобится лишь показаться солдатам, ведя за руку августейшего сына. Мы же объявим волю государыни императрицы, и в несколько мгновений все будет сделано. Вы, ваше императорское высочество, при торжествующих кликах народа вернетесь регентшею обратно во дворец; великий князь, без всякой опасности для него, будет содержаться в почетном заключении, а вслед за тем его препроводят обратно в Голштинию.

Екатерина прижала руку к своему сильно бившемуся, взволнованному сердцу. Она отлично понимала, что этот план, если только он соответствовал тайным помыслам императрицы и если бы она не употребила последних своих жизненных сил на то, чтобы разрушить его, был исполним и что сопротивление, которое вздумал бы оказать Петр Федорович, осталось бы безуспешным. Она увидела вдруг совсем близко блестящую цель власти и господства, манившую ее к себе, как лучезарное видение, в продолжение долгих мрачных и тяжелых лет; ей стоило почти только протянуть руку, чтобы достичь ее. Соблазнительное искушение ослепляло, слово согласия было готово сорваться с ее уст, как вдруг она услыхала тихий, точно случайный шум за драпировкой своей кровати; когда же она обернулась в ту сторону, то увидала в отверстии полога, куда не мог заглянуть со своего места граф Шувалов, княгиню Дашкову, которая все энергичнее трясла головою и делала отклоняющие жесты рукой.

Она потупилась в замешательстве; ответ замер у нее на губах. Она ломала себе голову, почему Екатерина Романовна так настойчиво предостерегает ее от принятия этого соблазнительного предложения.

Ей было суждено вскоре получить объяснение такой загадки от самого Шувалова; он, по-видимому, неправильно истолковал колебание великой княгини и сказал:

– Все подготовлено; вам, ваше императорское высочество, как я уже заметил, стоит только посетить казармы со своим августейшим сыном и показаться войскам. Акт, вручающий вам регентство, готов. Список членов регентского совета, за исключением случайных добавлений, составлен и требует только вашей подписи и подписи юного великого князя, чтобы быть немедленно обнародованным в случае смерти государыни императрицы.

Лицо Екатерины прояснилось как бы под наитием внезапной мысли.

– А где же акт? – спросила она. – Он при вас, граф?

– Он совершенно готов, – ответил обер-камергер, вынимая из кармана пергамент. – Как только мы убедимся, что войска на нашей стороне, и овладеем особой великого князя, то нам не понадобится больше ничего, и мы можем тогда ожидать решительного момента.

– Покажите мне документ, – сказала она, протягивая руку и в то же время исподтишка кидая робкий взгляд на драпировки кровати.

Когда граф подавал ей пергамент, княгиня Дашкова энергично кивнула головой, точно желая выразить великой княгине свое полное согласие, как пред тем она подавала ей знаки предостережения.

Екатерина развернула пергамент и начала внимательно прочитывать его. Все мрачнее становились ее взоры, все с большей горечью сжимались ее губы. Наконец она, возвращая графу документ, промолвила:

– Вы, граф, позаботились возложить как можно меньшую ответственность за управление государством на мои плечи. Мне кажется, что регентский совет под вашим председательством удержал за одним собою всю работу по делам правительства.

– Августейшая мать императора, – возразил граф Шувалов, – должна стоять выше всякого неудовольствия, которое могли бы время от времени возбуждать в народе отдельные мероприятия правительства; ее имя не должно быть связано с отдельными правительственными действиями, которые, при всей их обдуманности и необходимости, всегда возбуждают неудовольствие в тех или иных сферах. Понятно, – продолжал обер-камергер, – что мы, то есть я и все мои сотоварищи в регентском совете, при всех наших мероприятиях будем согласовываться с волею вашего императорского высочества и руководствоваться суждением вашего ясного и острого ума; если же мы принимаем на себя исключительную ответственность пред народом, то это делается единственно ради того, чтобы не смущать народной любви и доверия к регентше мимолетными впечатлениями отдельных законов.

Лицо Екатерины Алексеевны снова приняло выражение холодной сдержанности, с какою она встретила сначала обер-камергера.

– Благодарю вас за доверие, граф, – сказала она, – я серьезно обдумаю ваше решение. Каждый шаг в данный момент до такой степени важен и влечет за собою такие тяжелые последствия, что бесповоротному решению должны предшествовать самый подробный разбор и обдумывание.

Она отдала обратно графу документ. Его брови мрачно нахмурились.

– Я имел честь заметить вашему императорскому высочеству, – сказал он, – что данный момент принуждает к безотлагательной решимости и что лишь благодаря быстроте и решительности действий кризис может благополучно миновать.

– Решительные действия, – возразила Екатерина Алексеевна, – могут вести к верному успеху лишь после зрелого размышления. Я поразмыслю, будьте уверены, что ценность времени при настоящих обстоятельствах совершенно ясна мне. Мое решение будет вскоре объявлено вам.

Графа трясло от гнева, его губы надменно дрогнули.

– Ценность времени так велика в данный момент, – резко и почти с угрозой произнес он, – что даже ни одна его крупинка не должна пропадать даром. Если вы, ваше императорское высочество, не можете решиться действовать с нами, то не удивляйтесь, когда мы примемся действовать одни и без вас.

– Я подумаю, – холодно и спокойно ответила Екатерина, тогда как княгиня Дашкова снова и на этот раз громко захлопала в ладоши, так что граф Шувалов с величайшим удивлением посмотрел в ту сторону.

Потом он повернулся с коротким поклоном, чтобы выйти из комнаты.

Однако в дверях обер-камергер почти столкнулся с великим князем, который выпустил на пороге руку Гудовича и быстро вошел в комнату.

Петр Федорович с сильнейшим изумлением взглянул на нежданного посетителя, после чего направился к своей супруге, которая с беспокойством и боязнью несколько нерешительно пошла ему навстречу.

Он с благородным достоинством, которое умел придать порою своей осанке и лицу, когда его не обуревали гнев, страх или тревожные страсти, сказал ей:

– При виде здесь, у вас, графа Ивана Ивановича Шувалова я догадываюсь, что вы уже знаете о прискорбном случае, который постиг нашу всемилостивейшую тетку и грозит государству опасностью лишиться столь мудрой и украшенной всеми добродетелями повелительницы. В настоящий момент у нас с вами одинаковые обязанности к империи и престолу, на который, хотя и с печальными чувствами, нам предстоит взойти вместе, пожалуй, в скором времени. Я пришел, чтобы обдумать с вами сообща, что должны мы делать в эту скорбную минуту, чтобы исполнить свой долг и удержать за собою свои права, – прибавил он, покосившись на графа Шувалова.

Тот был не в состоянии говорить. Его недавнее безграничное изумление сменилось яростным гневом. Все его расчеты и надежды были разрушены в этот миг, потому что они основывались на враждебном отчуждении между великим князем и его супругой. С того момента, когда Петр Федорович обнаружил такое единодушие и супружеское согласие с Екатериной Алексеевной, становилось почти невозможным предпринять что-либо в пользу юного великого князя Павла Петровича. Императрицу в ее теперешнем состоянии полного изнеможения нельзя было склонить к беспощадным и крайним мерам; вместе с тем Шувалову казалась сомнительной их отчаянно смелая затея, чтобы по их наущениям войска и народ приняли сторону юного великого князя Павла против его родителей.

Екатерина Алексеевна взяла протянутую ей руку супруга и сказала:

– Благодарю вас, что вы пришли. Вдвоем у нас достанет силы привести к благополучной развязке кризис, переживаемый государством. Граф Иван Иванович Шувалов, – прибавила она, бросая обер-камергеру успокоительный взгляд, тогда как в ее тоне слышалась легкая, еле заметная ирония, – пришел сообщить мне о внезапной болезни государыни императрицы и просил меня обсудить с вашим императорским высочеством, что подобает и предстоит нам делать в настоящем случае.