За скипетр и корону

Графиня быстро взглянула на дочь.

– Вы едете сегодня к графине Вильчек? – спросила она.

– Я не знаком с ней, – отвечал Штилов тоном, в котором слышалось сожаление.

– Но, по крайней мере, проводите нас туда? – Графиня встала. – Мне надо еще привести в порядок мой туалет – дочь моя готова и пока посидит с вами.

Глаза Штилова сверкнули счастьем.

– Я совершенно к вашим услугам, графиня, – поклонился он.

Графиня вышла из комнаты, не обратив внимания на негодующий взгляд, который бросила на нее дочь.

Молодые люди остались одни. Наступила небольшая пауза. Штилов подошел к креслу молодой девушки.

– Графиня! – произнес он тихо.

Графиня подняла глаза и посмотрела на него с удивлением, тогда как губы ее сложились в горькую усмешку.

Свет упал ей на лицо и обличил, когда она подняла голову, ее слегка покрасневшие веки.

– Господи! – вскрикнул Штилов. – Вы плакали!

– Нет, – сказала Клара твердо и сухо, – у меня болит голова, и я просила у мамы позволения остаться дома.

– Графиня, – продолжал Штилов взволнованным голосом, – я должен еще ответить вам на один вопрос – на один намек, сделанный вами на вечере у графини Менсдорф. С тех пор мы с вами не имели случая видеться без свидетелей.

Графиня прервала его.

– Я думаю, что теперь не время давать ответы на вопросы, – произнесла она с полупечальной, полунасмешливой улыбкой, – про которые я даже позабыла.

– Но я не забыл! – сказал серьезно Штилов. – И хочу ответить на ваш намек. Поверите вы моему честному слову?

Она подняла на него глаза и ответила просто:

– Да!

– Благодарю вас за доверие, графиня, – сказал он, – и позвольте дать вам слово в том, что я свободен как воздух и как свет.

Выражение радостного изумления сказалось в ее чертах.

– Я вас не понимаю, – сказала она тихо.

– Нет, вы меня понимаете, графиня, – проговорил он с живостью, – но я еще не все высказал. – Я свободен от всяких уз, меня недостойных, но ищу цепь, которая бы навсегда приковала меня к моему счастью и которую я мог бы носить, не краснея.

Девушка страшно смутилась. Он уловил ее быстрый взгляд тут же опустившихся опять глаз, и в этом взгляде прочел, должно быть все, что ему было нужно, потому что весь просиял и со счастливой улыбкой подошел к ней ближе.

– Я вас все-таки не понимаю, – молвила она чуть слышно.

– Объяснять и рассказывать все, что было, – прервал он ее, – я не могу посторонней даме. – Я мог бы только признаться во всем перед той, которая дала бы мне право посвятить ей мою жизнь и не иметь от нее никаких тайн.

– Господи! – проговорила она в величайшем смятении. – Прошу вас… объяснитесь…