Терновый Король

Юноша был не готов к нему. Вместо того чтобы думать о главном, о святости души и тела, голова его была занята совсем другими мыслями, большей частью далеко не духовного содержания.

Наконец он опустился на колени перед стоявшим у двери камнем и попытался погрузиться в себя.

Случалось, что он долго не мог заснуть, потому что в голове, словно гоняющиеся за своими хвостами крысы, вертелись события прошедшего дня. Стивен постоянно перемалывал в уме то, что должен был сказать и сделать, и то, чего не должен был делать и говорить. Пытаясь отмежеваться от роящихся суетных дум, он лишь вошел в состояние ума одной из таких ночей. Как Стивен ни старался отогнать мысли прочь, растворить их, словно соль в кипящей воде, всякий раз они обретали новую форму, причем еще более устойчивую и навязчивую, чем прежде.

И чаще всего перед ним вставал один простой вопрос: после того, что он сделал, заслуживает ли он благословения святых?

Приблизительно через полчаса Стивен пришел к выводу, что очистить ум от мыслей ему не удастся, поэтому решил сменить тактику. Вместо того чтобы пытаться избавляться от наваждения, он попробовал прибегнуть к помощи воспоминаний. Если бы у него получилось отыскать в памяти несколько безмятежных мгновений, возможно, он сумел бы достичь состояния гармонии и спокойствия, столь необходимого для того, чтобы ступить на порог первого священного места.

Итак, он закрыл глаза и, распахнув галерею памяти, принялся разглядывать ее образы, словно застывшие живописные полотна.

Сначала он увидел брата Джеффри в ораторском зале Королевского колледжа, через узкие окна которого сочился сумеречный свет. Тот объяснял сложные обороты речи с такой выразительностью, будто пел песню.

Потом его мысленному взору представился отец, Ротеринг Даридж. Он стоял на коленях под голубым небом у самого обрыва мыса Чэвел, за которым плескалось море. Отец первым рассказал восьмилетнему Стивену, как следует вести себя в храме, и тот в благоговении внимал рассказам отца, с трепетом предвкушая день и час, когда воочию увидит алтарь.

Потом ему явилась сестра Кэй, которая держала его за руку во время праздника святого Темноса, когда все носили маски в виде черепов и размахивали дымящимися ладаном кадилами. Вдоль берега, словно принесенные в жертву титаны, горели костры в форме человеческих фигур. Местные музыканты и акробаты, разукрашенные в виде скелетов, после захода солнца выделывали посреди толпы антраша. Священники Сверрума, облаченные в черное одеяние, исполняли погребальные песни. Именно тогда Кэй рассказала Стивену о том, будто сефри частенько забирают с собой маленьких мальчиков и больше их никто никогда не видит. В тот день он испытал одно из самых сильных переживаний в жизни, потому что впервые по-настоящему почувствовал присутствие святых и призраков, бродивших среди людей. Почувствовал их так явно, словно они были из плоти и крови.

Среди прочих образов явился Стивену старый священник сакритор Берден, который познакомил мальчика с его будущей судьбой. Стивен увидел его пожелтевшее лицо, мимолетную и несколько грустную улыбку и морщинистый от возраста лоб. Казалось, время превратило священника в нечто мало похожее на человека.

Тем не менее голос у него остался самым что ни на есть человеческим и таким же мягким, как в тот день, когда он проводил Стивена в скрипторий, находившийся в комнатах за алтарем.

Стивен то сосредоточивал свое внимание на картинах, то позволял себе расслабиться. Так продолжалось довольно долго, и юноша не заметил того момента, когда застывшие образы пришли в движение, а он начал смотреть на мир глазами двенадцатилетнего ребенка и внимать голосу прошлого.

Стивен оглядел комнату, в которой стояли коробки и хранились свитки рукописей. Он видел, как что-то писал отец, видел книгу, которую мать держала за поясом, но никак не мог понять, что собирались сообщить ему все эти образы.

– Знание – это величайший дар святых, – говорил сакритор Берден, раскрывая перед мальчиком выцветший пергаментный свиток. – Наиболее тонкая форма поклонения заключается в изучении этого знания. Лелея его, как крошечное, чуть теплящееся на ветру пламя, ты сохраняешь его живым для будущих поколений.

– О чем здесь говорится? – осведомился Стивен, указывая на свиток.

– Здесь? Я выберу наугад. – Священник окинул быстрым взором содержание. – Ага. Вот, гляди. Это список имен святого Михаила.

Стивен ничего не понимал.

– Разве у святого Михаила было много имен?

Берден утвердительно кивнул.

– Вернее будет сказать, что Михаил – это одно из многочисленных имен безымянной силы. Той самой силы, которая есть истинная суть святого и которую мы называем сахто.

– Ничего не понимаю.

– Тогда скажи мне вот что, Стивен. Сколько всего существует в мире святых?

– Не знаю. Наверно, много сотен.

– Если считать по именам, – продолжал сакритор, – то я бы сказал, тысячи. Например, святой Михаил также известен как святой Тив, Нод, Мамрес, Тирвинг. И это только четыре имени из сорока. А святого Тандера называют Диуво, Фаргум, Тарн и так далее.

– Ну и ну! – изумился Стивен. – Вы, верно, имеете в виду, что их так называют на других языках. Например, на языках Лира или Кротении. – Улыбнувшись, Стивен посмотрел на священника. – Меня немного научил лирскому один морской капитан. Хотите послушать?

– Ты славный мальчик, – широко улыбнулся в ответ священник. – Я давно заметил твои склонности к языкам. Поэтому мы тебя и рекомендуем.

– Так всегда говорил отец.

– Что-то твой голос звучит не слишком радостно.

Стивен уставился в пол, стараясь не подавать виду, что предложение сакритора пришлось ему не по вкусу. Отец очень не любил, когда он корчил гримасы.

– Боюсь, мне не хочется быть священником, – признался он. – Скорее я предпочел бы стать капитаном какого-нибудь корабля. Везде побывать. Все посмотреть. Или картографом.

– Ну, ладно, – произнес сакритор Берден, – поговорим об этом позже. А сейчас ты сделал очень правильное наблюдение. Некоторые из имен святых были просто придуманы людьми, говорящими на других языках. Но их многообразию есть и более сложное объяснение. Истинная суть святого – сахто – не имеет ни имени, ни формы. То, что мы ощущаем и чему даем имя, является всего лишь различными проявлениями сахто. Каждое из таких проявлений мы наделяем на королевском языке именем святого. В Ханзе их называют анси, или богами. В Вителлио величают господами или лордами. А в Хериланце – ангилу. Это не имеет никакого значения. Церковь позволяет называть проявления силы в соответствии с местной традицией.

– Выходит, святой Михаил и святой Нод – это один и тот же святой?

– Нет. Это два проявления одной и той же сахто, но два разных святых.

Увидев недоуменное лицо мальчика, Берден невольно рассмеялся.

– Иди сюда, – сказал он.

И сакритор Берден повел Стивена к маленькому хрупкому столику, где из небольшого деревянного сундучка достал специальный кристалл, с тремя длинными сторонами равной ширины и двумя треугольными основаниями. Он просто лежал на ладони сакритора.

– Это призма, – сообщил Берден. – Думаешь, обычный кусок стекла? А теперь посмотри, что будет, когда я поднесу его к свету.

Он подвинул призму к лучу солнца, который проникал через лишенное стекла оконце. Поначалу Стивен не приметил ничего необычного, но потом все понял. Изменился не кристалл, а солнечный луч, который, проходя через него, превратился в радужную полосу.

– А как это происходит? – заинтересовался Стивен.

– Белый свет содержит в себе все эти цвета, – пояснил священник. – Проходя через призму, они разделяются, поэтому мы можем видеть каждый из них по отдельности. Сахто подобна свету, а святые – всем этим цветам. Они различны, но в то же время являются частью одного и того же. Понятно?

– Не очень, – откровенно признался Стивен, но потом кое-что понял, или ему показалось, что понял, во всяком случае, внезапно его охватило сильное возбуждение.

– Обычно, – продолжал сакритор Берден, – мы никогда не испытываем на себе сахто в чистом виде. Мы знаем только ее проявления, ее различные имена и ее природу в той или иной форме. Но если мы проявим интерес и познаем все цвета, а потом сложим их вместе, то сможем на какой-то миг ощутить белый свет – истинную сахто. И, совершая это, мы сами можем в некотором смысле стать проявлением этой священной силы.

– Как? Просто читая эти книги?

– При помощи книг мы можем постичь силу только вот этим. – Берден похлопал себя по голове. – Но чтобы понять их этим, – он указал на сердце, – чтобы надеть на себя их тончайшее одеяние, мы должны пройти через посвящение.

– Я уже слышал. Это то, что делают священники.

– Обойдя святые места, мы становимся посвященными. И одновременно познаем силу сахто.

– А откуда взялись эти святые места?

– Там некогда жили святые. Подчас там могут храниться их останки. Мы называем эти места седосами, или седосом, если говорить в единственном числе. Обычно это небольшие холмы. Церковь получает благословенное знание о расположении седоса и о том, от какого святого исходит сосредоточенная в нем сила. Потом на этом месте мы строим храмы, чтобы каждый пришедший туда знал, кому он возносит свои молитвы.

– Значит, если я попаду в храм, я буду благословлен.

– Отчасти да, если этого захочет святой. Но дорога к храму отличается от любой другой. Чтобы ее одолеть, человек должен обойти много храмов или святых мест. Каждое из них отмечено печатью разных проявлений одной и той же силы сахто. На своем пути он должен следовать определенному порядку и пройти своеобразное очищение.