Терновый Король

Поначалу ничего не происходило, и лишь несколько секунд спустя мелодия прервалась на середине фразы и дверь тихо, почти беззвучно отворилась. За ней в оранжевом освещении взору Уильяма предстало тощее и бледное, как у призрака, лицо. Белые глаза были устремлены на нечто такое, что Уильяму видеть было не дано, тем не менее старик-сефри улыбался какой-то собственной мысли.

– Ваше величество, – тихим голосом произнес он. – Сколько прошло лет!

– Как?.. – Уильям невольно запнулся. Как эти незрячие глаза могли его узнать?

– Я знаю, что это вы, – произнес сефри. – Потому что Узник шепотом призывал вас. Вы не могли не откликнуться на его зов.

По спине Уильяма пробежали мурашки. «Мертвец произносит мое имя». Он помнил тот день, когда вернулась Лезбет. Тогда он впервые узнал о Салтмарке от Роберта.

– Вам, наверно, хочется с ним поговорить, – произнес старик.

– Я забыл, как вас зовут, сэр, – сказал Уильям.

Сефри улыбнулся, обнажив зубы, которые тоже оказались белыми, но стертыми почти до десен.

– У меня никогда не было имени, мой сеньор. Те, у кого хранится ключ, всегда безымянны. Вы можете называть меня Хранителем. – Он повернулся, и его шелковые одежды закрутились вокруг того, что больше походило на костяной остов, чем на человеческое тело. – Я сейчас принесу ключ.

Он исчез в глубине своих покоев и вскоре вернулся, держа в одной руке стальной ключ, а в другой – фонарь.

– Если хотите, зажгите его, ваше величество, – предложил он. – Лично я с огнем не дружу.

Сняв со стены факел, Уильям медленно направился вдоль темного коридора.

– Как давно вы пребываете здесь? – осведомился Уильям. – Отец говорил, что в его правление вы были единственным Хранителем. Любопытно, сколько вообще лет живут сефри?

– Я пришел сюда с первым представителем рода Отважных, – произнес тот, уставившись в даль коридора. – Ваши предки не доверяли моему предшественнику, потому что тот служил Рейксбургам. – Он издал легкий смешок. – А напрасно.

– Что вы имеете в виду?

– Прежний Хранитель служил Рейксбургам не больше, чем я служу вам, мой сеньор. Моя задача гораздо древнее, чем время жизни любого царствующего на этом троне рода.

– Выходит, вы служите самому трону, независимо от того, кто его занимает?

Прежде чем ответить, старик раз десять шаркнул ногами по каменному полу.

– Я служу этому месту и этой земле. И меня не касаются ни трон, ни люди, которые на нем сидят.

Некоторое время они в тишине шли вниз по узкой лестнице, окруженной каменными стенами. По дороге им время от времени попадались кости каких-то неизвестных зверей – то чьи-то грудные клетки, то плоские черепа с пустыми глазницами. Казалось, вокруг них таял и растекался камень.

– Очевидно, это останки каких-то чудовищ? – поинтересовался Уильям. – Как они сюда попали? Их заточили в темницу мои предки или их предшественники эпохи скаслоев?

– Предшественники, которые жили задолго до эпохи скаслоев, – тихо ответил Хранитель. – Мир очень стар.

Уильям попытался представить, как будут выглядеть черепа его современников и его собственные глазницы через несметное количество лет. И в этот миг королю вдруг почудилось, будто он стоит над бездонной пропастью. Это ощущение было столь явным, что у него невольно закружилась голова.

– Сейчас мы находимся под замком Эслен, – сообщил ему сефри. – Вокруг нас все, что осталось от Ульхеквелеша.

– Не произносите этого названия, – пытаясь овладеть ритмом своего дыхания, попросил Уильям.

Несмотря на то что лестница была узкой, головокружение все еще не покидало его.

– Из всех прочих имен, которые можно произнести в этих стенах, данное обладает наименьшей силой. Ваша прародительница разрушила не только крепость, но и саму ее душу. Имя же не более чем просто звук. Обыкновенное сотрясение воздуха.

– Ужасный звук.

– Я не стану его больше повторять, если оно вас так тревожит, – пообещал сефри.

Они долго шли молча, хотя нельзя сказать, что вокруг царила безмолвная тишина. Помимо шаркающих шагов, слышалось какое-то постороннее шуршание, похожее на шепот. Уильям не мог разобрать слов, если это вообще были слова, а не движение воды и воздуха где-то в глубине подземелья. Когда он подошел ближе, звучание стало более знакомым.

Выходит, старик не ошибся? И Узник действительно призывает его к себе? Слова походили на шелест, как будто их издавало существо, лишенное губ. «Хрийах, Хрийах Отважжж…»

– Почему его стражам никогда не давали имен? – осведомился Уильям, чтобы избавиться от голоса в своей голове.

– Вы сами знаете почему. Имена способны нести силы. Но не бойтесь. Он довольно слаб, и той силе, которая у него есть, я вполне смогу противостоять.

– Вы уверены?

– Это моя единственная обязанность, ваше величество. Сюда частенько наведывался ваш дед. А также ваш отец. Они всегда мне доверяли.

– Очень хорошо. – Король остановился, уставившись на дверь, к которой они приблизились.

Она была железной, но, несмотря на сырость, ее поверхность прекрасно сохранилась. При свете лампы она выглядела черной, а выгравированные причудливые завитки казались еще темней.

Во влажном воздухе висел какой-то легкий запах, отдаленно напоминающий горящую смолу.

Подойдя к двери, Хранитель вставил ключ в один из двух замков, но вдруг снова повернулся.

– Вам нет никакой необходимости входить туда, ваше величество, – сказал сефри. – Вы можете отказаться.

«Он считает меня слабее отца и деда, – подумал Уильям и устыдился этой мысли. – Чувствует слабость моей воли».

– Полагаю, я должен идти до конца, – твердо произнес Уильям.

– Тогда нужен второй ключ.

Кивнув, Уильям просунул руку под камзол и снял с цепочки ключ, который находился при нем, начиная с того дня, как он занял трон, – ключ, который носил на себе каждый король Кротении. Из-за того что ключ холодил ему грудь, Уильям обычно не держал его при себе, а хранил в сундучке рядом с кроватью. Но в это утро перед тем, как спуститься в темницу, король почему-то надел его на себя.

Так же как первый ключ, он был сделан из черного металла и, подобно двери, казался неподвластным ржавчине и прочим признакам порчи.

Уильям вставил ключ в замок и повернул его. За исключением едва уловимого треска, исходящего из глубины дверного проема, больше ничего не было слышно.

«Я король, – сказал себе Уильям. – Это моя привилегия. Я ничего не боюсь».

Он взялся за ручку и потянул дверь на себя, при этом невольно отметив, насколько та была тяжела. И хотя дверь сразу поддалась, чтобы открыть ее достаточно широко, Уильяму пришлось приложить всю силу.

Голос зазвучал громче и превратился в таинственный низкий звук, похожий на смех.

– А теперь, ваше величество, вы должны погасить факел, – сказал Хранитель. – Только потом мы можем войти в эту дверь. Там нет места свету.