Три подруги и древнее зло

– Голос не показался тебе знакомым? – подруга смахнула пальцем повисшую на кончике моих ресниц одинокую слезинку.

– Может быть, не знаю…, – неуверенно помотала я головой. – Вроде нет.

– Ладно, вставай, – и Ниса решительно подняла меня с пола, уводя из ванной. Когда мы выходили, я увидела испуганный взгляд, брошенный ею на зеркало, в котором теперь отражалась лишь моя ванная комната.

Глава VI

Включив свет на кухне, Ниса начала готовить какао, а я забилась в самый дальний угол кухонного диванчика, подтянув ноги к подбородку.

– Ты сейчас похожа на обидевшегося воробушка, – спустя некоторое время фыркнула подруга, громко расхохотавшись. И хотя я понимала, что она просто пытается разрядить обстановку, поддержать её юмор у меня не было сил.

– Ниса, – позвала я, пока она засыпала светло-коричневый порошок в кастрюльку с закипевшим молоком.

– Мммм, – отозвалась она, увлеченная процессом.

– А что, если я схожу с ума? – произнесла я вопрос, который сейчас волновал меня больше всего на свете.

– Ты не сошла с ума, – уверенно заявила Ниса, помешивая молочно-шоколадную смесь. – Я ведь тоже видела в зеркале… что-то…

– Но почему ты не слышала крика? – встревоженно спросила я, натягивая на себя старый мягкий плед и укутываясь в него до самого подбородка. Этому пледу было уже больше десяти лет, бабушка когда-то купила его на распродаже, но с тех пор везде, куда бы не ехала, я брала его с собой. Потому что он ассоциировался у меня с бабушкой, с домой, с безопасностью, которую должна дарить и дарила настоящая семья. – Кроме того, я тебе не рассказала…Ты уснула, а мне не спалось. И я пошла на кухню. А за окном…

– Что? Сани Санта Клауса в воздухе болтались? – воодушевленно пошутила Ниса, разворачиваясь ко мне лицом и складывая руки на груди.

– Июнь на дворе, какой Санта Клаус? – закатила я глаза, раздражаясь на развеселившуюся подругу.

– Ну, может, сезоном ошибся, – пожала она острыми плечиками, обтянутыми светло-бежевой футболкой.

– Дождь! За окном был дождь! – с нажимом произнесла я, оборвав подругу и не дав ей тем самым начать развивать теорию, каким таким попутным ветром к нам в начале лета могло занести сказочного персонажа из западноевропейского фольклора. – И он падал снизу-вверх. А потом я попыталась выпить воды, а вместо неё в стакане оказалась кровь со сгустками.

– Бррр, – потрясла головой Ниса, снимая кастрюльку с плиты и разливая ароматный напиток по чашкам. – Может, это все последствия стресса? – и она начала перечислять всё, что свалилось на меня в последние недели: – Проблемы с отцом и его разгорающееся с каждым днем все сильнее желание увидеть тебя в подвенечном платье. Недавно вскрывшаяся правда о Максе, который с тех пор наворачивает вокруг тебя круги, словно изголодавшаяся акула. Руся оставила нас расхлебывать все то болото, которое она тут развела. У тебя просто психологическая перегрузка.

– Тогда получается, что у тебя тоже, – скривила я губы в подобии улыбки. – Потому что чудеса с зеркалом не я одна наблюдала.

– Да, – вынуждена была согласиться банши, ставя передо мной кружку с какао.

– Что – да? – даже не пытаясь скрыть раздражения, потребовала я ответа. – Да, у тебя тоже стресс или да, стресс тут явно не причем?

– Второе, – выбрала Ниса. – Но тогда что за мистика начала вокруг твориться? Лицо это в зеркале… Оно было черным, словно обугленным, как бывает у людей, погибших в пожаре.

Я до боли закусила нижнюю губу, разрываемая на куски от противоречивости чувств. Мозг кричал, что надо во всем тщательно разобраться, разложить всё по полочкам и проанализировать. Но эмоции были сильнее. Они рвались, как дикие звери с цепи, подстегивая одну конкретную мыль, остервенело бьющуюся в сознании, словно выброшенная на берег рыба – вся эта история закончится очень плохо.

– А что это вообще за зеркало? – спросила вдруг Ниса, с шумом отхлебывая из своей кружки. – Откуда оно взялось? У тебя же вроде другое было.

– Было, – с ехидцей кивнула я, выныривая из собственных мрачных предчувствий. – Да полегло, несчастное, в неравном бою.

– С кем? – брови подруги удивленно взлетели.

– С тобой, болезная! – прикрикнула я на подругу. – Не помнишь уже, как пуская пьяные пузыри, устроила в моей квартире погром?

– Когда? – моргнула Ниса.

– Когда Руся пыталась в чувство тебя привести, – ехидно прищурившись, напомнила я. – А ты была категорически против. И особенно тебе не понравился холодный душ. Вот ты и устроила бурный акт протеста, во время которого пострадала моя косметика и моё зеркало.

– Я все это разбила? – ахнула подруга, зажимая рот.

– Нет, только мою косметику, – ядовито ухмыльнулась я. – А на зеркале появилась трещина размером от сегодня и до завтра. Пришлось выбросить вместе с осколками от баночек с кремами, а на пустующее место повесить старое бабушкино зеркало.

– То-то оно показалось мне подозрительно знакомым, – пробормотала Ниса в кружку, подносимую ко рту. – Это случайно не то зеркало, которое висело в вашем старом загородном доме?

Мои глаза непроизвольно расширились.

– Ну, да. Изначально оно было большим и стояло в гардеробной матери дедушки. Но потом его зачем-то уменьшили, вырезав из большого зеркала одно поменьше и повесили в спальне дедушкиных родителей. Провисело оно там недолго, ровно до смерти прадедушки. Потом зеркало несколько раз перемещали и в итоге унесли в баню, что на участке за домом.

Упомянутый дом принадлежал родителям бабушкиного второго мужа. Когда отец дедушки скончался от сердечного приступа, а его мать слегла из-за смерти любимого супруга, вся семья, и я, в том числе, так как к тому моменту уже сбежала от отца, живя с бабушкой и её новым мужем, перебралась за город, чтобы легче было ухаживать за пожилой женщиной. Хотя назвать её так в лицо ни у кого язык бы не повернулся. Аристократка до мозга костей, единственная наследница старинного дворянского рода, она до самой смерти сохраняла ясность мыслей и острый ум. И даже, когда уже не могла ходить, продолжала держать себя в рамках воспитания, выглядя безукоризненно и благородно даже на смертном одре. Её сын, мой названный дедушка, был не таким, он пошел в своего отца, человека простого, но чрезвычайного умного, заслужившего статус профессора математики. Скорее всего, именно этим умом он и покорил сердце своей будущей жены, которая хоть и была по-женски мудра, но на многих привыкла смотреть свысока. Прадедушка не разбирался в бесчисленных столовых приборах, его не волновали правила этикета, он терпеть не мог все эти суаре, которые так любила устраивать его супруга и во время которых он, по большей части, прятался в собственном кабинете. Прадедушка ненавидел смокинги, считал самой лучшей одеждой на свете пижаму и при этом был до крайности рассеян. Постоянно терял свои очки, а потом долго и нудно искал по всему дому то, что лежало у него в буквальном смысле перед носом. Мог ходить в одном носке, потому что не нашел второй. И не расчесываться днями, не видя в этом смысла.

Увлеченный подтверждением очередной гипотезы, он порой забывал обо всем на свете – поесть, поспать, поздороваться с домочадцами. Как-то однажды он вышел в магазин за хлебом, а в итоге оказался в милицейском участке. Профессор забыл надеть штаны, перепугав не только продавщицу, но и нескольких впечатлительных старушек, которые голые мужские коленки не видели со времен сожжения Москвы. Но насколько бы математик не был странным и немного себе на уме, он любил свою жену так, как больше никого и никогда не любил. Она эта знала и ей этого было достаточно, чтобы мириться со всем остальным.

Смерть любимого мужа прабабушка перенесла очень тяжело и вскоре отправилась вслед за ним, тихо скончавшись во сне. Дедушка был этим не удивлен, как и остальные члены семьи. Все знали – супруги бесконечно любили друг друга. И всю совместную жизнь прожили с полным осознанием того, что если умрет один, то это станет концом для обоих. Моя бабушка называла это лебединой верностью. Дедушка, который всегда был реалистом до мозга костей и не питал лишних иллюзий даже в отношении собственных родителей, считал, что если его отец умер от инфаркта, то мать ушла из мира живых исключительно из женской вредности – не могла оставить мужа в покое даже на том свете.

Но как бы там ни было, дом за городом достался их единственному сыну, то есть, бабушкиному мужу, который долго в нем прожить не смог. На работу было ездить далеко и неудобно, много времени занимала развозка всей имевшейся в доме детворы по школам, кружкам и детским садам, продукты приходилось привозить из города, да и содержать двухэтажный дом старой постройки оказалось очень затратно. Но и продавать дом дедушка не хотел, все-таки, в нем прошло его детство и вся жизнь его родителей. Так и осталось стоять семейное гнездо, пустое и одинокое – зимой, и наполняемое оживлением и громкими разговорами с ранней весны и до поздней осени. Иногда, еще будучи школьницей, уезжая вместе с семьей обратно в городскую квартиру, я оглядывалась на удаляющийся дом, сидя на заднем сидении подпрыгивающей на кочках машины, и мне становилось грустно. Двухэтажное строение с запертыми окнами, опущенными ставнями и тяжелыми навесными замками на дверях виделось мне живым существом – брошенным, поникшим и грустным в преддверии очередной холодной, темной и одинокой зимы.

Последние несколько лет в доме жила семья моего дяди, бабушкиного второго сына. У него четверо детей, двое из которых – близнецы, вечно попадающие в различные передряги и обеспечивающие своим родителям нескучную жизнь. Так что, нынче домику некогда грустить. Шум, гам, топот, детский смех, ежедневные споры по поводу и без, а также периодически оглашающие окрестности возмущенные вопли и слезы, когда ломается очередная игрушка, не выдержавшая напора неугомонной детской энергии. Все это стопроцентная гарантия отсутствия спокойствия.

– Да, я помню, – закивала Ниса. – Мы часто ходили в баню, когда я гостила у тебя на летних каникулах. Увидев его в первый раз, я еще удивилась, подумав, зачем вешать зеркало в такой дорогой и красивой оправе там, где все моются?

Я пожала плечами.

– Не знаю, зачем его туда повесели. Помню только, что зеркало кочевало с места на место, пока в итоге не оказалось в бане.

– Погоди, – вдруг резко подалась вперед подруга. – А это случайно не то зеркало, которое мы использовали для вызова Пиковой Дамы?

Мне стало и смешно, и жутко одновременно.

– Думаешь, мы реально кого-то вызвали и этот кто-то теперь преследует нас, решив объявиться спустя… сколько? Десять лет?

– Но тогда ведь действительно что-то произошло, помнишь? – с азартным огоньком в глазах зашептала Ниса. Непонятно, чего шептала и от кого шептала, но шептала. Яростно и вдохновленно. – Нам удалось установить контакт с потусторонним миром!

– Все, что нам удалось – это получить нагоняй от бабули, за то, что испортили её помаду! – отмахнулась я.

Когда мы учились в старших классах, на какой-то праздник, уже никто из нас и не вспомнит, на какой именно, мне подарили книгу страшилок. Надо сказать, зря подарили. В одном из приведенных в книге рассказов был описан ритуал вызова Пиковой Дамы и нам с Нисой тут же засвербело его повторить. Руся, которая на тот момент дружила с нами не так давно, но все равно старалась поддерживать все наши затеи, даже самые безумные, тоже согласилась поучаствовать, хоть и сохраняла при этом маску скептичного безразличия на лице.

Согласно книге, чтобы вызвать Пиковую Даму необходимо было за несколько минут до полуночи алой помадой нарисовать на зеркале лестницу с венчавшей её наверху дверью. При этом под рукой следовало держать мокрое полотенце, чтобы успеть стереть лестницу в нужный момент. Затем надо было погасить свет и зажечь перед зеркалом свечу не нарушая полнейшей тишины – в книге это условие указывалось, как одно из самых главных. В полночь, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале, требовалось трижды произнести, громко и внятно, фразу вызова. После этого якобы должен был раздаться стук высоких женских каблуков или громкий женский смех, а в зеркале – возникнуть движущаяся женская фигура, спускающаяся по нарисованной лестнице. Но как только на зеркальной поверхности отобразится призрачный женский образ, следовало тут же стереть лестницу. Главное – успеть до того, как Пиковая Дама достигнет самой нижней ступени. Иначе она выйдет из зеркала и окажется в нашем мире.

Мы сделали все, как было написано в инструкции. Вот только вызывали Даму втроем. И делали это в бане, используя как раз то зеркало, которые ныне украшало мою ванную. Во-первых, потому что в доме постоянно толпился народ и даже в полночь найти тихий уголок было трудно. Во-вторых, помаду пришлось позаимствовать у бабули, и мы не хотели, чтобы нас застукали за процессом её варварского уничтожения.

Не получилось.

У нас.