Слим Эванс и его лошадь Молния

– Есть много ценных вещей, которые мы не хотели бы терять, – сказал Слим. – Время от времени они исчезают, и мы, похоже, ничего не можем с этим поделать.

Его взгляд блуждал по седлу, которое он снял с Молнии чуть более двух часов назад.

– Что это значит?

– Моя лошадь, например. Если бы я хоть на минуту подумал, что потеряю Молнию, когда спускался вниз, чтобы помочь тебе, я не уверен, что пошел бы.

– Ты не придаешь большого значения моей жизни, – улыбнулся Чак.

– Может быть, дело просто в том, что я придаю большое значение хорошей лошади.

– Ты, должно быть, много заботился об этом животном. Конь, которого выбили из-под меня, обычная ездовая лошадь. Достаточно хороши для работы с коровами, но ничего особенного, и довольно злобные. Конечно, мне неприятно терять лошадь, но я не собираюсь проливать много слез.

Невольно Слим почувствовал, как его глаза наполняются слезами, когда он посмотрел на седло. Его голос дрогнул.

– Ты можешь так говорить. У тебя была просто обычная лошадь, которую можно было потерять, но у меня была Молния.

Чак пристально посмотрел на своего спутника и увидел, что Слим глубоко взволнован.

– У меня никогда не было ничего, кроме обычной лошади, – сказал он. – Может быть, если бы у меня была действительно хорошая лошадь, я бы имел некоторое представление о том, что ты чувствуешь.

– Может быть. Видишь ли, Молния была почти человеком. Я мог бы поговорить с ней, и она поняла бы почти все, что я сказал.

– Это намного больше, чем могут сделать многие люди.

– Молния была умнее многих людей.

Слим вытянул свои длинные ноги на одеяле у огня, положил голову на седло и посмотрел вверх, на новолуние.

Отчаянная боль сжала его сердце. Молния исчезла, и там была только огромная пустота. Он должен был поговорить, он должен был рассказать Чаку о чуде его лошади. Если бы он этого не сделал, он знал, что разразился бы слезами, что в высшей степени недостойно для крепкого молодого ковбоя.

– Молния была лошадью с белой звездой на лбу и белыми ногами. Она была длинноногой, быстрой, как ветер, и обладала большой выносливостью. Нигде поблизости не было лошади, которая могла бы заставить ее выйти на предел, и во время облавы, она могла выполнять работу любых других трех лошадей.

– Звучит как чудо-лошадь, – сказал Чак, подбрасывая еще одну пригоршню дров в огонь.

– Она была чудо-лошадью во всех смыслах этого слова, – продолжал Слим. – Молния была странной смесью. Ее мать – просто простушка на "Летящей стреле". Мы никогда точно не знали, кем был ее отец, но мой отец клянется, что это, должно быть, был Найдж, предводитель банды диких лошадей на Солнечном поле, отроге Кайонов. Найдж никогда не был сломлен, и лишь немногие люди когда-либо могли обмотать его веревкой. Он красавец – угольно-черный, весь в огне и темпераменте.

Чак кивнул.

Даже в четвертом округе они слышали о Найдже и его небольшом отряде диких лошадей, которые бродили по восточному склону Кайонов.

– Я слышал, что в Найдже кровь Кентукки, – сказал ковбой четвертого округа.

– Так всегда говорил мой отец, – продолжал Слим. – Как бы то ни было, одна из наших кобыл, обычная маленькая лошадь с белыми пятнами на морде и ногах, была матерью Молнии. Она была жеребенком из тысячи, это было видно с первого взгляда.

Слим сделал паузу и снова посмотрел на луну, ища утешения. Боль все еще была в его сердце, но разговор с Чаком, рассказ о Молнии немного ослабил пронзительную боль.

– Я как раз подходил к тому возрасту, когда мне понадобится хорошая лошадь, – продолжал Слим, – и папа выбрал Молнию и передал ее мне. Казалось, мы с самого начала отлично ладили, казалось, мы понимали, чего хочет другой. Я помню один раз во время весенней облавы, Молния попала в нору луговой собаки и сбросила меня. Я сломал одну ногу и вывихнул другую так сильно, что не мог стоять. Там я растянулся плашмя на горном хребте, в пяти милях от фургона с патронами, и с гор обрушился сильный шторм.

Молния бросила на меня один внимательный взгляд и на полном скаку направилась к фургону с патронами. Не прошло и часа, как она привела с собой отца и мальчиков. Они добрались туда как раз перед дождем, и, поверь мне, я был рад их видеть.

– Я слышал о таких лошадях, – кивнул Чак, – но я никогда не знал никого, у кого была бы такая.

– Есть только одна Молния. Сначала я дрессировал ее так, чтобы она никому другому не позволяла ездить на себе верхом, но другим мальчикам на ранчо это не очень нравилось, поэтому я отучил ее от этой привычки. Если бы я этого не сделал, ее бы никогда не увезли отсюда сегодня днем. Раньше она била ногами всякий раз, когда кто-нибудь приближался, но на ранчо это было довольно опасно.

– Как ты думаешь, как парни, которые охотились за мной, заполучили ее? – спросил Чак.

– Все, что им нужно было сделать, это подойти и взобраться на нее, она была такой нежной. Поверь мне, если я когда-нибудь верну ее, отныне она будет лошадью одного человека.

– Боюсь, у тебя мало шансов когда-нибудь вернуть ее, – сказал Чак, – если эта страна так малонаселена, как ты говоришь.

– Я как-нибудь верну ее, – ответил Слим тоном, который не предвещал ничего хорошего для людей, захвативших Молнию.

Некоторое время они молчали, оба думая о долгом спуске по Заоблачной тропе, которая ждала их с наступлением рассвета.

– Забавно, что я не видел тебя впереди, когда ты поднимался на вершину, – сказал Слим.

– Я, должно быть, пересек границу на добрый час раньше тебя. Моя лошадь довольно сильно запыхалась, и я не пытался выкроить много времени в течение первых получаса, спускаясь с этой стороны. Дело в том, что я остановился немного выше здесь, чтобы попить воды и дать коню попастись.

Огонь догорал, и не было необходимости подкладывать свежие дрова, потому что они были готовы завернуться в свои одеяла. Слим скинул ботинки, натянул одеяло на плечи и пожелал спокойной ночи своему новообретенному спутнику.

Он был измотан долгой дневной поездкой, приключением на усыпанной валунами отмели внизу и душевным горем из-за потери Молнии. Но сон пришел не сразу.

Почему Чак попал в засаду? Его мысли сосредоточились на письме в его собственной рубашке и на том, которое уронил Чак. Оба были от Билла Нидхэма. Могли ли они выполнять одну и ту же таинственную миссию, могли ли оба отвечать на внезапный звонок старого скотовода?

Неизвестный всадник

Слим беспокойно спал в ту ночь, его разум был встревожен горем и беспокойством из-за потери лошади. Он проснулся с первыми розовыми лучами в небе над Кайонами.

Чак все еще крепко спал, и Слим, босой, тихо спустился к ручью, где вымыл лицо и руки. Они израсходовали запас дров, собранных накануне вечером, и он собрал охапку сухих веток, прежде чем вернуться в лагерь.

Чак проснулся и лениво потягивался, когда Слим бросил дрова рядом с мертвым пеплом.

– Это будет отличный день для прогулки, – сказал ковбой Четвертого округа, натягивая ботинки.

– Не для моих ног после испытания, которое я им устроил, бегая по камням в одних носках, – сказал Слим.

Пока Чак мылся у ручья, Слим развел огонь и проверил их припасы. Там было достаточно бекона для утренней трапезы и четыре ломтика хлеба, которые были такими сухими, что теперь напоминали сухарь. Не так уж много еды для пары голодных ковбоев.

– У нас не хватает еды, – сообщил он Чаку.

– Достаточно бекона на завтрак и кусочек хлеба. На полный желудок можно начинать день. Нам понадобятся силы. Сколько кофе?

– Много кофе, но нам понадобится по меньшей мере день, чтобы добраться до конца этой тропы.

– Что ж, кофе поможет. Мы можем выпить его и думать, что мы уже поели.

К тому времени, как взошло солнце, они закончили завтракать и собирались собрать свой нехитрый лагерь.