А тогда, как только смог нормально соображать, Виктор Игнатьевич понял, что недооценивал Медведя. Чуть позже он осторожно разузнал, что менеджер, который "помогал" Котову, недавно еще был капитаном милиции. Потому тот и не смог, как собирался, "потеряться", получив страховку. С тех пор Соломеин стал осмотрительнее втройне, но какой-то мелкий червячок противоречия (разуму и чувству самосохранения) вкупе с бешеным желанием разбогатеть любой ценой постоянно толкали Виктора Игнатьевича на обман старшего компаньона, на поиск каналов, по которым можно организовать неконтролируемую утечку денег из фирмы. Пусть это будет тонкий ручеек, но всегда остается надежда, что когда-нибудь он станет полноводной рекой.
Раздумья Виктора Игнатьевича прервались, когда "Мерседес" замер у стеклянных дверей офиса. Соломеин любил толстое бронированное стекло и вообще материалы, которые обладали свойствами, с первого взгляда незаметными. А всех людей при первой встрече тоже считал обманчивыми. По себе знал, что благообразная внешность только более–менее удачная маскировка. Виктор Игнатьевич вышел из машины, когда охранник предупредительно распахнул прозрачную дверь.
Проходя к себе в кабинет, Соломеин видел из коридора склоненные над работой головы клерков. Что означало не избыточное трудолюбие, а тот простой факт, что Виктор Игнатьевич любил назначать для встречи с клиентами одно и то же время. В остальные часы сотрудники позволяли себе в меру болтать и пить кофе. Кто и сколько – Соломеин в точности знал от секретарши, но никогда вслух об этом не говорил. Люди не машины и им нужен перерыв, вынужден был признать младший компаньон. Слишком много бездельничающих он увольнял по другим причинам, как и слишком ретивых. Право на исключительность признавал за редкими людьми.
Вновь устроившись в уютном кресле (удобные сидения – его маленькая слабость), Виктор Игнатьевич едва успел собраться с мыслями, как секретарша доложила:
– Шеф, Алексей Николаевич приехал.
– Хорошо.
Алексей Николаевич, вице–президент банка "Интер" – вот кто тоже, как он сам, никогда не опаздывает. В наше время, пошутил как-то Виктор Игнатьевич, с такой точностью только ракеты запускают, да на "стрелки" ездят.
По адвокатской еще привычке Соломеин достал ручку и уткнулся в какие-то бумаги. Он знал, что эта его манера очень злит Алексея Николаевича, а с раздраженным человеком проще вести переговоры – он чаще ошибается. Впрочем с этим клиентом такой мелкий расчет ни разу не оправдался.
Дверь мягко хлопнула, и Соломеин поднял глаза.
– Алексей Николаевич! – изо всех сил улыбнулся хозяин кабинета и вышел из-за стола навстречу дорогому гостю.
Пришелец пожал протянутую руку.
– Присаживайтесь, – пригласил Виктор Игнатьевич и нажал кнопку селектора.
– Кофе, пожалуйста, Ирина Михайловна.
Партнеры уселись в кресла, стоящие по сторонам журнального столика. Глаза–бусинки Алексея Николаевича твердо, не мигая, смотрели на Соломеина. Виктор Игнатьевич старался выдержать взгляд рептилии, но тут вышколенная секретарша принесла кофе, и поединок оборвался.
– Прошу, – Соломеин добавил себе в чашку сливок, а гость отказался. Он и сахару не взял. Виктор Игнатьевич аккуратно размешал кофе.
– Предложенная вами новая схема движения денег меня устраивает. Чем проще, тем экономнее. Но вот трансферты… Они могут привлечь постороннее внимание.
– Чепуха, – бросил Алексей Николаевич, – сейчас и компроматом-то никто не интересуется.
– Но…
– Излишне любопытных я беру на себя.
– Конечно, служба безопасности в вашем банке выше всяких похвал и…
– Это мои дела. Безопасность я обеспечу. А что можете обеспечить вы, Виктор Игнатьевич?
– Увеличение суммы договора в полтора раза.
– Мало. Давайте в два?
– После этой нелепой смерти Саши мне, конечно, проще достать деньги, но не такую сумму… пока.
– Хорошо, пусть полтора, но в следующий раз подумайте над большей суммой.
– Процент сохраняем.
Алексей Николаевич кивнул и отпил кофе.
– Я готов подписать договор прямо сейчас.
– Я не против, – сказал Соломеин и потянулся за бумагами на столе. И вдруг откуда-то донесся настойчивый зуммер. Знакомый звук, но… Пейджер! Виктор Игнатьевич вспомнил, что приборчик, которым он не пользовался с тех пор как обзавелся мобильной связью, был ему подарен и оплачен вперед фирмой–производителем. Вот Соломеин и хранил его в ящике стола – не выбрасывать же.
Виктор Игнатьевич уже взял в руки проект договора, но пронзительный сигнал действовал на нервы.
– Извините, Алексей Николаевич. – Бизнесмен обогнул стол и достал из ящика черную пластиковую коробочку. Машинально он посмотрел на экран и прочел сообщение. Потом перечел, шевеля губами, как первоклассник. Поднес руку к глазам и опять уставился на текст послания. Его лоб вдруг обметало испариной, чего не бывало даже в парной.
– Что, почерк неразборчивый? – не меняя змеиного холода глаз, пошутил гость.
– Батарейки сели, – прошептал Виктор Игнатьевич.
– Вы сейчас собираетесь перезванивать или мы, наконец, займемся договором?
– Конечно, конечно… э-э-э, – Соломеин судорожным движением промакнул лоб. – Прошу меня извинить, Алексей Николаевич, но мне нужно еще раз обдумать ваше предложение.
– Это шутка?
– Нет.
– Хотите перестраховаться? Думаете выторговать более выгодные условия? – сообразил Алексей Николаевич.
– Мне нужно подумать, – повторил заклинание Виктор Игнатьевич.
– Что, получил предложение получше? – с угрозой в голосе произнес банкир. – Меня не кинешь, я сам кого хочешь…
– Нет, нет, – сказал Соломеин, – я вам позвоню в течение трех дней, обещаю. Просто обстоятельства складываются таким образом, что я не имею теперь возможности…
Алексей Николаевич скривился.
– Не дольше трех дней. И не крути со мной, – банкир еще раз внимательно посмотрел на партнера, встал и вышел из кабинета.
Виктор Игнатьевич этого, кажется, не заметил. Он втянул ноги на кресло и скрючился. Словно человек, внезапно оказавшийся в центре лабиринта и не знающий куда идти.
8
Виктория Петровна (лучше просто Виктория – ведь она так молода) проснулась счастливой. В последнее время она вдруг стала привыкать к этому забытому детскому ощущению, когда жизнь балует тебя, принося только радости. Она сладко потянулась, встала, набросила пеньюар, весь в каких-то рюшечках и бомбончиках, и спустилась на первый этаж, где располагались гостиная и кухня. Нина уже протерла пыль, приготовила завтрак и ушла. Так даже лучше. Нет нужды отвечать на ее глупые вопросы, а можно вообразить, что уборка делается по волшебству, а тосты готовит скатерть-самобранка.
Остро захотелось кофе. Виктория налила себе чашку, погрызла тост, покрытый тонким слоем абрикосового джема, поправила в вазе букет простых цветов. Ей казалось, что ромашки и васильки посреди итальянской кухни с мраморной столешницей и перламутровой инкрустацией выглядят демократично и, одновременно, изысканно. Она хотела даже заняться флористикой, но составлять в одиночестве букеты показалось ей скучным. Валере не нравились ее подруги, ее бывшие сослуживицы, ее товарки по институту легкой промышленности. Ему казалось, что его общества и общества Нины ей достаточно. Виктория долго с этим мирилась, но теперь она сама может выбирать себе друзей. Ради свободы стоило страдать. Что она пережила, особенно в последний год! Валера, старый.., не станем говорить, кто, завел себе эту пустельгу… или, как ее, прощелыгу?
Не стоит об этом больше думать. Думать надо о приятном. Виктория снова потянулась, поднялась наверх, приняла душ и совершила весь длинный утренний обряд современной женщины, которая следит за собой.
Ей, правда, необходимо было расслабиться. Первые два дня после нелепой смерти Валеры Виктория просидела в оцепенении. Хлопоты по похоронам взял на себя Виктор, компаньон мужа. Борис, деверь, тоже много делал, но это было как суета с кастрюлькой на пожаре. Потеряв кормильца и защитника, Виктория Петровна почувствовала себя одинокой, старой, нелепой. Она даже отыскала свой институтский диплом, свидетельства о пройденных курсах повышения квалификации и не смогла толком припомнить, что делала на последнем месте работы. Зарабатывать деньги сама она уже никогда не сможет, остается бережливо расходовать то, что осталось от Валерия.
Познакомившись с кое-какими цифрами, Виктория воспряла духом. Сидя дома, она как-то никогда не задумывалась над тем, сколько у мужа денег. Оказалось – очень много. Больше, чем можно вообразить. Если по завещанию (муж как-то вскользь упоминал о нем) она получит только часть наравне с другими родственниками – ей хватит. Чувство потери стало легче, сменилось даже облегчением от того, что расставание с Валерой (почти неизбежное из-за этой прощелыги, понимала Виктория) произошло таким образом. Она не брошена, потерей – мужем – никто не завладел, никто не смеялся над ее горем. Наоборот, она ощутила массу сочувствия, ведь Соломеин потерял шефа, деверь – источник благосостояния, бизнесмены – верного партнера, родственники – надежду на редкие, но такие приятные подачки.