Тайна двух океанов. Лучшая классика с комментариями для школьников

Огромные, двух- и трехметровые, тунцы в охотничьем азарте показывали время от времени над поверхностью вод свои жадно раскрытые круглые рты или мощные черно-синие спины. Охота разгоралась. Стаи летучих рыб непрерывно взлетали и падали. И ни охотников, ни дичь не смущали плававшие то тут, то там среди волн совсем необычные и странные для этих мест предметы: деревянные скамьи, легкие плетеные кресла, решетчатые ящики с капустой, с апельсинами, обломки досок, японская лакированная этажерка, белая, наполовину застекленная дверь, тюфяки с морской травой, спасательный круг, обрывки соломы – тревожные признаки бедствия, грустные, осиротевшие спутники человека.

Вот одна из дорад, больше метра в длину, после неудачного прыжка через клетку с мертвыми курами с громким плеском упала обратно в воду, но с быстротой молнии вновь устремилась за своей жертвой. Она все сильней и сильней разгонялась, скользя по поверхности, словно глиссер, и, когда летучка, теряя силы, спускалась по стометровой дуге своего полета, дорада одним ударом хвоста вдруг оторвалась от волны, взлетела на несколько метров вверх, наперерез летучке, и в одно мгновение намеченная жертва исчезла в огромной круглой пасти.

Солнце бросало уже свои последние лучи на круглые гребни валов, когда к дорадам, бонитам, тунцам присоединилось стадо острорылых дельфинов. Жестокая игра жизни и смерти возобновилась с новой силой.

Эта полная движения и красок картина совсем не привлекала, однако, внимания трех человек, пытливо осматривавших все пространство вокруг, вплоть до далекого горизонта. Они стояли на овальной ровной площадке, огороженной легкими перилами, на вершине небольшого холма из гофрированного металла, окрашенного в сине-зеленый цвет. У переднего конца площадки, почти у самых перил, холм круто уходил вниз, в воду. Позади площадки на протяжении двух-трех десятков метров холм полого спускался к воде, как спина огромного кита, и сразу терялся в ее чистой, прозрачной синеве. На этой спине, словно отодвинутая на затылок шапка, помещался закругленный сверху горб из того же гофрированного металла. Сбегавшая волна порой обнажала еще на несколько метров пологую спину холма, показывая, что она тянется и дальше, под водой.

Глагол «гофрировать» происходит от французского gaufrer: прессовать складки, оттискивать узор.

Холм покачивался на затихавшей мерной зыби, то показываясь на гребнях волн, то скрываясь в провалах между ними. Люди стояли на площадке, как будто не ощущая качки.

Двое из этих людей, одетые в ослепительно-белые с золотыми пуговицами кители, с золотыми шевронами на рукавах и «крабами» на фуражках, молча осматривали горизонт и гребни далеких валов, глядя в странные инструменты, похожие одновременно на бинокли и подзорные трубы.

Третий, широкоплечий гигант, ссутулившись, стоял у перил, позади начальства, в позе медведя, старающегося соблюдать дисциплину и почтительность. На нем были белоснежная форменка и фуражка-бескозырка. Длинные усы, обкуренные над губами, светлыми, белокурыми витками свисали ниже подбородка; маленькие глаза на широком, гладко выбритом курносом лице смотрели немного насмешливо, с добродушной хитрецой. И он не отрываясь, внимательно и зорко оглядывал поверхность океана, не обращая внимания на игру хищников со своими жертвами.