Победители недр

Брусков озабоченно покачал головой. Очевидно, процесс отвердения размельченной массы ещё не совсем закончился.

Через несколько минут в глубокой выемке показался оборванный конец шланга. Брусков попытался втянуть его в пространство под торпедой, но ухватиться за шланг в узкой выемке было неудобно, и пришлось опять пустить в ход электромолоток, чтобы расширить её. Лишь после этого с большим трудом Брускову при помощи Володи удалось втянуть конец шланга под торпеду. Узкое отверстие его было забито мелким, как пыль, песком. Надо было прочистить шланг, так как иначе жидкий водород впоследствии не сможет поступать в подземную электростанцию и вся работа экспедиции, все жертвы и усилия окажутся бесцельными. Но прочищать обычными средствами такой тонкий шланг в этих условиях было невозможно. И поэтому Брусков решил отрезать от него кусок за куском, пока не доберётся до вполне свободного от песка участка шланга.

Под лезвиями электрических ножниц отлетали забитые песком куски шланга. С каждым отрезываемым сантиметром беспокойство Брускова увеличивалось. Наконец, когда ножницы приблизились почти вплотную к пробитой минерализованной стенке, песок в отверстии шланга исчез. Тогда Брусков принялся за припай нового куска фидера к старому и за соединение стальной спирали шлангов. Володя приготовил раствор изоляции. Как только Брусков окончил свою работу, Володя немедленно наложил на место соединения раствор, который под действием высокой температуры моментально схватил соединённые концы.

– Алло, Никита!.. – отдуваясь, крикнул Брусков в свой микрофон. – Первая часть работы сделана!..

– Поздравляю, Мишук, поздравляю, дорогой! – донёсся голос Мареева.

– Обрати внимание, Никита, на огромный недостаток в конструкции наших скафандров.

– В чём дело? – забеспокоился Мареев. – Трудно дышать?

– Нет! – засмеялся Брусков. – В этом отношении всё прекрасно… Но пот со лба не могу стереть… Честное пионерское – это ужасно неприятно!

– Ты испугал нас, Михаил, – присоединилась к разговору Малевская. – Кстати, как наш пионер?

– Молодцом, Нина! Без него у меня ничего не вышло бы… Ну-с, будьте здоровы! Принимаемся за верхний конец. Там дело будет проще, он вряд ли забит песком, но добраться до него труднее…

Верхний конец шланга находился почти на уровне днища торпеды и немного в стороне от нижнего конца шланга. Электромолоток должен был произвести здесь ещё более разрушительную работу. Втянуть верхний конец шланга под торпеду было невозможно. Приходилось делать в стенке достаточно широкую и глубокую выемку, чтобы можно было достать шланг инструментами и произвести необходимые операции.

Брусков торопился необычайно. С возрастающим беспокойством он оглядывался на израненную, исковерканную стенку, которая должна была выдерживать мощный напор окружающей рыхлой породы. Он работал быстро и напряжённо, почти по грудь углубившись в выемку.

– Скорее, Володя! Готовь раствор! – сказал он, задыхаясь. – Следи за минерализованной стенкой. Она может не выдержать напора породы.

– Есть, Михаил! Раствор почти готов.

Уже закончен припай основного фидера. Едва Брусков принялся за соединение резервного фидера, он услышал испуганный возглас Володи:

– Михаил, Михаил!.. Стенка выпячивается внутрь! Я ясно вижу!

– Подожми это место отбойным молотком! – крикнул Брусков, обливаясь потом, но не бросая работы. – Я сейчас кончаю… Алло!.. Алло!.. Никита! Скорее!..

– Слушаю! Слушаю! В чём дело, Михаил? – послышался голос Мареева, полный тревоги.

– Минерализованная стенка не выдерживает напора породы… Я тороплюсь… Кончаю исправление… Требуй немедленно с поверхности пробного напряжения… Скорее!.. Я кончил!.. Я буду ждать в торпеде… Прерываю…

Он хрипел от нечеловеческого напряжения. Пот заливал ему глаза, забирался в рот и ноздри.

– Володя! Живо раствор!

– Есть раствор!

Принимая огромную ложку с раствором, Брусков успел кинуть взгляд на минерализованную стенку. Большой участок её выпятился внутрь между двумя проломами, как огромный желвак. Рукоятка отбойного молотка, наклонно припёртого к стенке, под страшным напором извне почти целиком погрузилась в породу.

– Убери радио в торпеду! – крикнул Брусков. – Живо!.. Я сейчас иду за тобой!..

Его расширившиеся глаза, искажённое лицо, хриплый, отрывистый голос испугали Володю больше, чем самая опасность, надвигавшаяся на них. В ужасе он бросился к радиоаппарату, схватил его с ящика и в один прыжок очутился возле узкой лесенки, спущенной из люка торпеды. Но едва он успел взобраться на третью перекладину, – мягкий грохот, похожий на отдалённый гром, потряс торпеду и оглушил Володю. В следующий момент могучая волна, зеленовато-коричневая, словно осыпанная бриллиантами, хлестнула его по ногам, сорвала с лестницы и швырнула вниз. Он успел заметить, что с той стороны, где работал Брусков, густой коричневый поток, вздувшись, как водопад, ворвался под торпеду. Срывая целые глыбы минерализованной стены и заливая стальные колонны торпеды, он быстро наполнил цилиндрический грот. На мгновение над потоком высоко взметнулась рука невидимого Брускова, мелькнуло стекло его разодранного шлема, затем что-то огромное обрушилось на затылок Володи, он громко вскрикнул и потерял сознание…

* * *

Яркий свет заливал шаровую каюту снаряда. Во всех его помещениях горели лампы, – роскошь, от которой Мареев отказался после разрыва фидера, когда он перевёл осветительную сеть на питание от аккумуляторов.

Мёртвая тишина царила в снаряде.

В гамаке, за раздвинутым пологом, закрыв глаза и подложив руки под голову, неподвижно лежала Малевская. Время от времени грудь и плечи её вздрагивали, слышался короткий, прерывистый вздох, и вновь её тело застывало в неподвижности.

Мареев сидел у столика, подперев голову рукой. Другой рукой он, в глубокой задумчивости, машинально перебирал листы толстой ученической тетради, испещрённые чертежами, формулами, столбцами вычислений. Столик был загромождён разбросанными в беспорядке книгами, картами, тетрадями – так их оставил Володя в спешных сборах к путешествию в торпеде…

Мареев вздохнул и, переменив положение, сжал голову ладонями. Помолчав, он тихо, как будто про себя, заговорил:

– Последние слова Михаила были о том, что он закончил работу… И ток с поверхности пошёл… и до сих пор идёт… Исправно, без перебоев… Значит, он действительно… вполне закончил работу… Значит, он должен был успеть спастись от обвала… Он ведь знал, что грозит обвал… Он сам мне крикнул об этом…

Мареев помолчал, продолжая сжимать голову и покачиваясь на стуле, как от непрерывной, сверлящей боли.

– Радиостанция, очевидно, погибла… – тихо продолжал он. – Возможно, что торпеда повреждена…

– Замолчи, Никита! Замолчи!..

Малевская выскочила из гамака. На её бледном, осунувшемся лице горели красные, воспалённые глаза. Волосы были растрёпаны, ворот голубого комбинезона – расстёгнут. Она заметалась по каюте, натыкаясь на лестницу, на стулья, на столики.

– Я не могу больше, Никита! Кажется, я схожу с ума… Если с торпедой авария, они отрезаны от нас и от всего мира… Обречены… Может быть, ранены… Может быть, убиты!.. Убиты!..

Она остановилась посреди каюты и закрыла лицо руками.

– Володя… мальчик мой… бедный мой мальчик…

Потом она резко повернулась к неподвижно сидевшему Марееву.

– Мы должны подняться к ним! – резко крикнула она Марееву. – Подняться! Если нельзя вертикально, пойдём по спирали! Мы не имеем права оставаться здесь в бездействии! Никита… – она умоляюще сложила руки на груди. – Никита… Ведь каждый час промедления может быть гибелен для них…

Мареев медленно, тяжело встал. Глубокие морщины на лице – от ноздрей к уголкам рта, на лбу, на переносье – стали за последние дни ещё глубже, ещё резче. Долгие бессонные часы, разъедающие сомнения, муки бессилия и бездействия наложили суровый отпечаток на твёрдые черты его лица.

Он подошёл к Малевской и положил руку на её плечо. В его глазах засветилась жалость.

– Нина… родная… Мы не должны терять головы. Не поддавайся отчаянию… Оно плохой советчик. Пойми, мы не имеем права уходить отсюда. Мы должны их ждать здесь! Что будет, если мы разойдёмся с ними? Торпеда, быть может, повреждена и не в состоянии идти с обычной быстротой. В конце концов прошло лишь двое с половиной суток. Даже при нормальных условиях они не могли вернуться раньше чем через сорок восемь часов…

– Но сколько ждать? Сколько ещё томиться в бездействии?

– Подождём ещё тридцать шесть часов. Обещаю тебе: если они в течение этого времени не вернутся, мы пойдём на поиски их.

– Хорошо, Никита… – надломленным, сразу ослабевшим голосом сказала Малевская. – Хорошо… Подождём…

Она подошла к столику, упала на стул, на котором только что сидел Мареев, и уронила голову на раскрытую тетрадь Володи.

– Алло! Никита!.. Включи экран!..

Голос Цейтлина прозвучал в обычный для разговоров со снарядом час. Мареев посмотрел на Малевскую, на её рассыпавшиеся по листкам Володиной тетради волосы и медленно пошёл к экрану телевизора…