Тайна двух океанов

– Товарищ Скворешня, мы выводим подлодку из тоннеля, так как упавшая сверху скала преградила ей путь. Необходимо осмотреть скалу и принести образец ее. Подготовьтесь к выходу. Как только подлодка окажется в полынье, я вам дам знать в выходную камеру. Возьмите кого-нибудь с собой.

– Есть обследовать скалу и принести образцы, товарищ командир!

Через несколько минут с выходной площадки снялись три фигуры в скафандрах – большая, средняя и маленькая – и на малых оборотах винта поплыли к огромному, математически круглому отверстию, зиявшему в зеленоватой, искрящейся под лучами фонарей ледяной стене. Скворешня, Матвеев и Павлик с ломами и молотками у поясов медленно плыли под сводами гигантской трубы с гладкими, точно отполированными, стенками. Вскоре перед ними в свете фонарей возникла из мрака черная масса скалы. Три водолаза опустились перед ней на дно, но удержаться на покатой внутренней поверхности тоннеля было невозможно. Пришлось стать гуськом на нижнем закруглении трубы.

– Ну, хлопцы, – сказал Скворешня, – пока я буду отбивать образцы, осмотрите скалу кругом – с боков и сверху. Постарайтесь также добыть образцы – может быть, она не везде однородна по составу. – Последовал гулкий удар его геологического молотка по выступу скалы.

Матвеев и Павлик, опять запустив винты, начали медленно плыть вдоль краев скалы, время от времени постукивая по ней молотками и поднимаясь все выше, к своду тоннеля. У самой скалы зияли огромные выбоины, круглые стены тоннеля были изломаны и исковерканы.

Неожиданно уронив молоток, Павлик быстро отцепил от пояса лом, размахнулся и изо всей силы ударил им по выбоине под сводом. И в то же мгновение раздался его крик, полный недоумения и растерянности:

– Ах!..

Лом исчез! Едва коснувшись скалы, он скользнул по ней чуть вверх и вырвался из рук Павлика. Вильнув свободным концом, он скрылся под ледяным сводом, засыпав своего озадаченного владельца густой тучей алмазных кристалликов.

– Чего ты там ахаешь? – послышался голос Скворешни, прекратившего долбить скалу.

– Лом провалился! Идите сюда! Скорее! – кричал Павлик.

Быстро поднявшись к Павлику, Скворешня первым делом просунул руку в пробитое отверстие и с помощью своего лома попробовал определить толщину скалы. Она оказалась, по его расчетам, не толще двух-трех метров.

Через полчаса эти расчеты и многочисленные образцы породы были Скворешней доложены и представлены капитану в присутствии старшего лейтенанта, океанографа и зоолога. По образцам горной породы было установлено, что незначительной толщины скала состоит из кристаллических сланцев, легко поддающихся действию ультразвуковых лучей.

Через полчаса подлодка на самом малом ходу подплыла опять вплотную к скале и нажала на нее носом.

Капитан отдал команду носовой пушке:

– По кристаллическим сланцам! Двести двадцать тысяч килоциклов! Звук! На полную мощность!

Скала чуть смялась, как тугая, густая глина. Дюзы взрывались все чаще и сильней, напор подлодки увеличивался. Когда дюзы развили давление, соответствующее движению в свободной воде на четырех десятых хода, микрометрический спидометр отметил продвижение подлодки на несколько сантиметров вперед, в толщу скалы. Ее густая, вязкая масса, выдавливаемая кораблем, расползалась вокруг его закругленного носа. Тогда к ультразвуковой пушке присоединились высокая температура и усиленное давление. Накал корпуса подлодки был поднят до двух тысяч градусов. В этом вулканическом жаре вязкая масса скалы начала все быстрей и быстрей разжижаться и, как текучая лава, заструилась по обшивке корабля. Давление дюз возрастало, и, когда оно достигло семи десятых хода, раскаленная подлодка в огненных струях, в фейерверке горящих искр и брызг, сделав внезапный скачок, прорвала скалистую стену и ринулась в пустоту за ней. Еще миг – и подлодка с огромной скоростью налетела бы на ледяную стену в глухом конце тоннеля, но вовремя данный на десяти десятых задний ход остановил ее у самой стены.

Все на корабле облегченно вздохнули.

Ультразвуковая пушка продолжала работать на полную мощь без перерыва, накал продолжал держаться на температуре в две тысячи градусов. Под прежним давлением дюз, в кипящей воде, в струях и облаках пара со скоростью трех с лишним метров в час подлодка прожигала себе путь сквозь ледяную стену к свободной воде. Часы уходили, за часами, вахты регулярно сменялись у машин и у аппаратов, монотонное мощное гудение пушки, словно вата, залегло в ушах людей. Уже пройдена половина ледяной толщи, уже лишь тридцать, вот уже двадцать метров оставалось впереди. Напряжение на корабле возрастало. Скоро ли? Все ли будет и дальше так благополучно? Не обрушится ли какое-нибудь новое несчастье у самого конца?

Когда корпус подлодки втянулся в тоннель на шестьдесят пять метров и, по расчету, еще только одиннадцать метров отделяли ее от свободы, глухой гул потряс весь огромный айсберг от основания до верхнего плато. Грохот чудовищного взрыва покатился по тоннелю, и в то же мгновение, словно подхваченная вихрем, подлодка сделала гигантский скачок и ринулась вперед… Едва устояв на ногах от неожиданного толчка, капитан скользнул взглядом по экрану – и вскрикнул.

Темная пелена, застилавшая экран во все время прохождения подлодки в толще льда, исчезла; привычный светлый простор раскрылся на куполе и нижних полосах экрана; на нем быстро проносились извивающиеся тени рыб, колыхались медузы со свисающими прядями щупалец. Окаменев на миг от изумления, капитан вдруг громко, необычно звонким голосом закричал:

– Мы в свободной воде! Нас выбросило из айсберга! Подводная часть ледяной горы была размыта нижними, сравнительно теплыми слоями воды и представляла собой ряд глубоких выемок, пещер, гротов. К одной из этих пещер приближалась подлодка, пробиваясь в толще льда. Когда ее отделяло от глухого конца пещеры всего лишь три метра, огромное давление пара перед носом корабля взорвало тонкую, разрыхленную, к тому же, ультразвуковой пушкой преграду, и, словно артиллерийский снаряд, подлодку выбросило из пушечного жерла тоннеля.

Шелавин лично убедился, что именно так обстояло дело, когда, по его настоятельной просьбе, подлодка вернулась к ледяной горе и он смог осмотреть интересовавший его участок подводного основания айсберга. Впрочем, океанографу не удалось произвести осмотр с такой тщательностью, с какой ему хотелось бы. Из подлодки его непрерывно вызывали скорее вернуться и не дали закончить обследование по расширенной программе, которую составил себе ученый.

Всем не терпелось, всем хотелось возможно быстрее покинуть это злосчастное место, уйти подальше от этой мрачной ледяной тюрьмы, в которой им угрожала позорная участь жалких пленников на долгие, мучительные месяцы. Как только за Шелавиным поднялась выходная площадка и плотно сдвинулись наружные двери выходной камеры, двадцать первого июля, в два часа подлодка взяла курс на север и, словно вырвавшаяся на свободу птица, стремительно понеслась к необъятным просторам Тихого океана.

Глава V

Южный тропик

В каком-то необычно мрачном настроении зоолог только что вышел от капитана, с которым имел длительную беседу о предстоящей остановке подлодки для глубоководной станции. Остановка предполагалась в тех областях океана, где под сороковым градусом южной широты холодное Гумбольдтово течение, омывающее западные берега Южной Америки, соприкасается с теплыми струями – отпрысками Южного экваториального течения.

Встретив почти у самых дверей капитанской каюты Горелова, зоолог спросил:

– Как бы вы отнеслись, Федор Михайлович, к небольшой, часов на шесть-семь, экскурсии по дну океана? Вы уже давно, если можно так выразиться, не проветривались… А? Что вы скажете?

Горелов был, очевидно, застигнут врасплох неожиданным предложением зоолога. На трех предыдущих станциях, которые были сделаны в Тихом океане на пути от Антарктики, работали только зоолог, Шелавин и их обычные спутники – Цой, Павлик, Скворешня и Матвеев. Горелов попробовал было однажды предложить и свои услуги, но встретил вежливый отказ со ссылкой на капитана. Капитан, по словам зоолога, не соглашался отпускать в его распоряжение для участия в научных работах вне подлодки больше двух человек из команды и притом рекомендовал использовать в первую очередь Скворешню и Матвеева как специалистов-водолазов. После этой неудачной попытки Горелов больше не возбуждал вопроса о своем участии в подводных экскурсиях. Неудивительно, что, получив теперь это приглашение, Горелов в первое мгновение несколько смутился, потом откровенно обрадовался.

– Очень вам благодарен, Арсен Давидович, – отвечал он улыбаясь. – С большим удовольствием выйду с вами… Я уже положительно заплесневел здесь, в этих круглых стенах.

– Ну и прекрасно! – сказал зоолог. – Через два часа подлодка остановится, будьте готовы к этому времени. Встретимся в выходной камере ровно в шестнадцать часов.

И, повернувшись, зоолог торопливо направился по коридору к своей лаборатории.

Горелов, не трогаясь с места, проводил зоолога взглядом чуть прищуренных глаз и направился к своей каюте.

В шестнадцать часов подлодка неподвижно повисла на глубине трех тысяч метров, почти у самого дна океана. В выходной камере собрались участники экскурсии. Перед тем как одеваться, зоолог попросил свою группу – Горелова, Цоя и Павлика – держаться около него, не отплывать далеко, так как работа будет коллективная.

Через несколько минут семь человек в скафандрах готовы были к выходу. Лишь на Горелове и зоологе не было еще шлемов. Как раз в этот момент, когда Крутицкий, дежурный водолаз, помогавший экскурсантам одеваться, готов был надеть на голову зоолога шлем, в камеру быстро вошли Семин и Орехов.

– Ну, как? Кончаете? – обратился комиссар к Крутицкому. – Вы нам нужны. Капитан приказал проверить склад водолазного имущества.

– Сейчас освобожусь, товарищ комиссар, – ответил Крутицкий, – только два шлема надену.

– Ну, ну, кончайте спокойно, не торопитесь.

Орехов подошел к Горелову, с любопытством рассматривая его высокую, закованную в металл фигуру.

– Какая масса вещей у вас у пояса, – проговорил он, внимательно перебирая топорик, кортик, запасной ручной фонарь; он потрогал сетку пружинного сачка, открыл патронташ со щитком управления, заглянул во все его щели, под крышку, потом отстегнул электрические перчатки, растянул их и тоже посмотрел внутрь. – Можете себе представить, я ни разу не выходил из подлодки! Все некогда. Хозяйство, мелочи, выдачи, ордера, расписки… Эх, жаль! Кончится поход, а я так и не пополощусь в океанской водичке!

Разговаривая, он ходил вокруг Горелова, пристально осматривая со всех сторон его скафандр.

Чуть прищурив глаза, Горелов следил за ним, за его руками, за простодушным лицом, потом сказал:

– Очень захотелось бы, нашли бы и время. Много любопытного увидели бы.

Крутицкий кончил обряжать зоолога и поднял шлем над Гореловым:

– Разрешите, товарищ интендант.

– Пожалуйста, пожалуйста… – заторопился Орехов и улыбнулся. – А где экскурсионный мешок товарища военинженера?.. Ага, вот этот! Интересно.

– Он открыл экскурсионный мешок, с веселым любопытством пошарил в нем рукой, вынул из его карманов разные мелкие экскурсионные инструменты, перебрал их и положил на место.

– Ну, тут я ничего не понимаю… Это уже по научному ведомству… Кончили, Крутицкий? Приходите скорее. Мы будем ждать вас в складе.

Помахав приветственно руками, комиссар и Орехов вышли из камеры. Крутицкий в последний раз тщательно осмотрел одетые в металл фигуры, удовлетворенно кивнул головой и тоже вышел. Через минуту послышалось глухое журчание: вода начала заливать камеру.

Не успели экскурсанты отплыть и нескольких километров от подлодки, как Горелов с досадой сообщил зоологу, что фонарь у него на шлеме потух.