Холодная комната

– В беседке, с Анькой, – ответила тётя Ира, – А ты откуда?

– С реки.

Тётя Ира медленно обвела племянницу взглядом.

– А что, в реке крокодил завёлся?

– Какой ещё крокодил?

– Не знаю, какой. Наверное, злой.

Маринка смекнула, что речь идёт о её царапинах.

– Так я это… я ведь на том берегу загораю, за вторым бродом, а там – кусты! Пока продерёшься…

– Вот это надо бы обработать, – произнесла тётя Ира, рассматривая царапину на щеке Маринки, – а ну, иди-ка спроси у Машки, куда она подевала вчера зелёнку, после того, как собаке лапу помазала!

Взяв со столика огурец, Маринка направилась через сени к выходу в сад. Открывая дверь, она обернулась.

– Тётя, а кто живёт в Верхней Кабановке, в первом домике справа?

Тётя Ира неторопливо резала в сковородку картошку.

– В первом домике справа?

– Да.

– Черти.

Идя по саду, Маринка бодро хрумкала огурцом. Туча приближалась. Стояли ранние сумерки. Машка с Анькой в беседке резались в карты. Аньке было пятнадцать. Она жила по соседству.

– Зелёнка где? – рявкнула Маринка, войдя в беседку и со всей дури грохнув кулаком по столу. Две картёжницы, раскрыв рты, уставились на неё.

– Ты чего орёшь, идиотка? – спросила Машка.

– Я у тебя спросила, зелёнка где, глупая ты задница! – заорала Маринка так, что курица за забором перестала кудахтать. Машка, бросив карты на стол, вскочила.

– Пошла отсюдова, тварь! А ну, пошла вон!

– Значит, ты не дашь мне зелёнку, мразь тупорылая? – уточнила Маринка. Машка, не отвечая, схватила её за шиворот и пинком спровадила из беседки. Маринка, очень довольная, стала жрать смородину и крыжовник, которые росли рядом. Машка опять уселась за стол, и игра продолжилась.

– На хрен тебе зелёнка, овца? – поинтересовалась Анька.

– Харю твою хотела помазать, чтобы прыщей видно не было, – пробубнила Маринка с набитым ртом. Анька покраснела, да так, что двух её прыщиков и без всякой зелёнки не стало видно.

– Вот, блин, зараза, – сказала Машка, – просто блевотина!

– Да не обращай на неё внимания, – предложила Анька, – если бы твои уши так же торчали, как у неё, ты бы, небось, тоже на всех бросалась!

– Надо их ей отрезать, чтоб не страдала, – бросила Машка, – иначе целкой так и помрёт. Кто её захочет с такими-то лопухами на голове?

И обе девчонки расхохотались. Маринка чуть не заплакала, но не подала виду, что ей обидно. Утешило её то, что Машка, которая посмеялась над нею злее, осталась дурой и получила от Аньки четырнадцать щелбанов – согласно числу оставшихся карт. Потом подружки решили сыграть ещё один кон. Темнота, усиленная нависшей над Кабаново тучей, им не мешала, так как в беседку была проведена лампочка. Не успела Машка сдать карты, как хлынул ливень. Маринке, ясное дело, пришлось присоединиться к картёжницам. Машка сдала и ей, чтоб она от скуки много не вякала.

– Что-то вас тётя Ира ужинать не зовёт, – заметила Анька, сосредоточенно глядя на свои карты.

– В ящик уткнулась, – сказала Машка, – сегодня – пятая серия того фильма, с Высоцким.

Вокруг беседки стояла сплошная стена воды. Она колотилась о крышу так, что девочкам приходилось говорить громко. Сверкали молнии. Громовые раскаты качали гору.

– А вы не знаете, кто живёт в Верхней Кабановке, в доме возле ручья? – спросила Маринка.

– Вокруг которого лопухи пошире твоих ушей? – уточнила Анька.

– Ну, да.

– Там черти сейчас живут.

Маринка чихнула, забрызгав стол красными от ягод слюнями. Машка, перевернув отбитые карты, пристально поглядела на Аньку.

– Какие черти?

– Обыкновенные.

– Ты их видела?

– Нет.

– Откуда ж ты знаешь, что они там живут?

Маринка все свои карты скинула. Кратковременная борьба между Машкой и Анькой опять окончилась поражением первой. Ругнувшись матом, она подставила лоб, и Маринка с Анькой дали ей по три щелбана. Пока она тасовала карты, Анька стала рассказывать:

– Прошлым летом я около того дома ужас как пропорола ногу какой-то хренью. Боль была жуткая. Кровь хлестала, как из пожарного шланга! Куда мне было деваться? Я на одной ноге допрыгала до крылечка и постучала. Помню, что дверь открылась, а что потом случилось – не помню. Я потеряла сознание.

– А какого хера ты ошивалась там босиком? – перебила Машка, явно не склонная доверять этому рассказу.

– Да ошивалась и ошивалась! – заорала Маринка, – что было дальше?

– Ногу я пропорола часов в пять вечера, а очнулась ночью, возле ручья. Осмотрела ногу – никакой раны! И никакого следа от раны. Вот так.

И Анька, вытащив из-за пазухи сигареты «Космос» со спичками, закурила. Тут же закашлялась. Эти самые сигареты купил ей втюрившийся в неё тракторист по имени Витька. Отложив карты, Машка опять пристала:

– А почему ты решила, что это черти ногу твою лечили? Может, то были ангелы?

– Ангелы! – усмехнулась Анька, – тоже мне, ангелы! Ангелы бы, наверное, вылечили, и всё!

– А эти что сделали?

– Догадайся.