И там под платформой он уже не увидел кровожадных роботов, смывающих с бетонного пола кровь случайной жертвы эксперимента. Место кровавой бойни исчезло с глаз долой и на ее месте, как и планировалось, материализовался огромный бассейн в форме ромба. Бассейн был наполнен водой, а на его поверхности плавало блюдце с помещенным на него предметом. Блюдце не тонуло, потому как было изготовлено из сверхлегкого материала паскатия. Но все же больший интерес вызывал именно помещенный на него предмет, ведь им был левый глаз растерзанного на части командора Микай Ло.
Еще секунда и прозвучала новая команда:
– Продолжаем!
И вот тут все же пришло время на жужжания и шипения, которые играли немаловажную роль легко воспринимаемых индикаторов процесса. Само же действие произошло немного погодя и проявилось в том, что откуда-то сверху упал широкий и мощный луч синего света. Надо сказать, что этот синий свет вел себя необычным образом. И эта неканоничность проявлялась не только в том, что он заставил вибрировать и искриться пронзаемый им воздух. Куда более необычным был тот факт, что свет распространялся не по прямой, а как ему вздумается. Конечно, на деле не было никаких неописуемых зигзагов – он просто аккуратно обогнул верхнюю платформу и сконцентрировался на плавающем блюдце. Но все равно такое поведение не укладывалось ни в какие рамки. Впрочем, все сотрудники экспериментальной лаборатории давным-давно привыкли ко всяким таким невообразимостям и в связи с этим не уделяли времени неуместному удивлению или восхищению. Все просто работали, а точнее выполняли свой долг.
Этот долг не имел какой-то определенной моральной и материальной обоснованности. Скорее он просто был и все тут. А его происхождение было слишком уж сильно завуалированно всевозможными этическими и должностными нормами и правилами, из-за которых не было видно вполне очевидной и обыденной правды – всем сотрудникам секретной экспериментальной лаборатории кем-то и когда-то было заявлено одно и то же казуистическое утверждение, которое они почему-то не смогли категорически опровергнуть. Вместо этого они поверили в эту мнимую и невозможную истину, прислушались к ней и ошибочно вникли в ее суть. И в конечном итоге все это обернулось какими-то неустанными и непонятными изысканиями где-то на самом краю Вселенной.
«Но зачем?»
Вот в чем заключался самый жизненно-важный вопрос.
Именно об этом неустанно и не переставая думал младший акцептор № 100100011111, пока голосовой координатор не потребовал от него совершенно определенных действий:
– Максимальная готовность через сорок восемь миллисекунд…
После этого ему пришлось откинуть все мыслимые и немыслимые раздумья в сторону и постараться вернуться в рутину рабочего процесса, мельком оглядеть доверенные его профессионализму мониторы и панели управления и, предварительно активировав нужный микрофон нажатием нужной черной кнопки, связаться с теми, кто находился на платформе.
– Прибор визуального захвата активирован, – сказал он.
– Согласовано, – раздался хриплый ответ из скрипучего динамика.
– Связь с верхней платформой установлена, – подытожил голосовой координатор и запустил автоматическую систему концептуализации.
Сам младший акцептор № 100100011111 никогда не называл верхнюю платформу верхней, потому что подобная описательная характеристика совершенно не подходила для его рабочих условий. Категории «верх» и «низ» использовались преимущественно в самой экспериментальной зоне, а в той тесной и далеко расположенной от места основных событий комнатенке, где ему приходилось ютиться вместе с подотчетной наблюдательной аппаратурой, они имели слишком абстрактный смысл и по большей части не были востребованы. В связи с этим верхняя платформа именовалась им как просто «платформа», а то, что в его конкретном случае представляла собой нижняя платформа – как «объект».
– Говорит младший акцептор № 100100011111…
Согласно протоколу, его следующим шагом была активация кондуктирующего канала, по которому вся наиболее важная информация, попадающая на его мониторы, должна была моментально переправляться в Кумулятивный Центр. Младший акцептор № 100100011111 понятия не имел, где располагается это заведение, но каждый раз неотступно следовал протоколу и открывал односторонний канал связи со словами:
– Библиотека данных доступна…
Каждый раз, когда ему приходилось произносить эту фразу, он втайне надеялся на некую взаимность. Безусловно, это была надежда не на какой-то там детальный или развернутый ответ. Вовсе нет. В его ситуации не приходилось мечтать о многом. Более того, иногда он был готов к любому проявлению дружеского участия, потому как сидеть целыми днями в четырех стенах было практически невыносимо. Только вот никто и никогда не хотел говорить с младшим акцептором № 100100011111. Во всяком случае, до сегодняшнего дня…
– Здравствуй…
Младший акцептор № 100100011111 никак не прореагировал на тихое приветствие, поступившее из маленького динамика сбоку. Не то чтобы он не слышал сказанного. Просто не поверил в возможность такого невероятного свершения и предпочел записать это неожиданное явление на счет собственной усталости и неотступного желания иметь то, чего нет и не может быть.
«Пора бы уже привыкнут и смириться», – заявил он себе в очередной раз и вернулся к работе с панелями, которые требовали его внимания и контроля.
Его смена только началась, и потому в ближайшем будущем жестоко маячили двенадцать часов и семнадцать минут бесконечного просиживания за мониторами. На главном из них был запечатлен огромный бассейн в виде ромба и блюдце с вырванным глазом. На блюдце был направлен луч синего света, и вода в месте его падения вспенивалась желтыми пузырями. Это была удручающая картина, предназначенная к просмотру в триста пятьдесят первый раз. Все предыдущие эксперименты закончились ничем, так что вряд ли стоило надеяться на то, что именно в этот раз выстрелит нечто особенное.
«Чертовы эксперименты», – думал младший акцептор № 100100011111, злясь при этом на всех и вся, но, тем не менее, продолжая снова и снова смотреть на треклятые мониторы и следить за тем, как ничего не происходит и ничего не случается.
И пока он это делал в триста пятьдесят первый раз, все тот же голос снова заявил о себе.
– Здравствуй, – сказал голос, прозвучав уже из другого динамика.
Младший акцептор № 100100011111 прислушался, огляделся, сосредоточился и вновь попытался списать все на психопатические процессы в собственной голове. Однако голос не позволил ему этого сделать.
– Ты действительно меня слышишь, – донеслось сразу из трех динамиков.
«Какая реалистичная психопатия», – подумал младший акцептор № 100100011111 и снова огляделся по сторонам.
Ни рядом, ни вокруг никого не наблюдалось. Никто не мог с ним разговаривать посредством динамиков. Кумулятивный центр был вечно молчалив, а платформа, скорее всего, занималась тем, что направляла луч красного света на блюдце с надпочечником, плавающее в овальном бассейне, заполненном оранжевым маслянистым секретом трапскринийских перкатов. Эти монстров специально выращивали и держали на одном из нижних уровней лаборатории. Но это обстоятельство не имело никакого сколько бы важного значения, потому как не отвечало на все тот же вопрос:
«Кто разговаривает с младшим акцептором № 100100011111?»
– Я – друг, – убаюкивающе шептал голос, доносясь уже изо всех динамиков.
– И что из этого? – спросил младший акцептор № 100100011111.
Это было первое, что пришло ему на ум, и он тотчас реализовал это в слова. И вовсе не потому, что был дерзок и не сдержан. Просто за все три года пребывания в застенках секретной экспериментальной лаборатории слишком многие и слишком часто неоправданно втирались к нему в доверие. Так что теперь он не верил пустым словам и обещаниям, особенно если их произносит безликий голос из динамиков.
– Чего тебе нужно? – потребовал ответа младший акцептор № 100100011111, опережая тем самым новые слащавые фразы убаюкивания.
– Только твоя дружба, – ответил голос.
На этот раз говоривший из динамиков постарался избавиться от ненужной жеманности и переигранного подхалимства и потому звучал более реалистично, тем самым в большей степени располагая к доверию. Впрочем, младший акцептор № 100100011111 все равно не был готов впустить его в свое личное пространство и в связи с этим продолжал огрызаться и требовать радикальных объяснений.
– Кто вы? Назовите себя! Вы нарушаете пятнадцать протоколов безопасности. Мне придётся незамедлительно сообщить об этом!..
– Валяй! – голос вяло отмахнулся от непритязательных угроз и тут же выдал несомненно ключевую информацию, – Только вот знай, что никто кроме тебя меня не слышит. Как ты это объяснишь вышестоящим лицам?
Услышанное заставило младшего акцептора № 100100011111 перестать качать права и постараться проанализировать имеющиеся факты с другого бока.
«Значит, я все же схожу с ума?!» – подумал он.
– Опять неверно! – вмешался голос.
Однако тем самым он лишь вновь столкнул и так запутанного происходящим младшего акцептора № 100100011111 с очевидной невозможностью отдельных моментов и явлений.
– Как ты можешь читать мои мысли? Ты же всего лишь…
– Всего лишь звук из динамиков? Ты это хотел сказать?
– Наверное…
Внезапно младший акцептор № 100100011111 ощутил невыносимую усталость во всем теле. Три года – это долгий срок, особенно если впереди маячит еще столько же. Когда-то до всего этого сидения в четырех стенах он был совершенно другим человеком. Его звали Камир Тахи из селения Пантуджи, находившегося на одной из лун планеты Скадриус в системе Пакетау, что принадлежит одной из отдаленных галактик, не имевших даже какого-то определенного названия. Живя в таком мире, с детства мечтаешь о высоких материях. Обычно сначала ты узнаёшь о них из книжек, а потом оставшееся понемногу дорабатываешь с помощью фантазии. И вот в итоге ты уже безнадежный романтик, которому предлагают увидеть бесконечно прекрасную Вселенную. Но что в действительности ему удалось увидеть? Только синий луч и блюдце с очередным вырванным глазом.
– Они обманули тебя, Камир.
«Он знает мое настоящее имя», – осознал младший акцептор № 100100011111, немного отстранившись от собственных воспоминаний.
– Знаю… знаю… знаю…, – отвечал голос то из одного, то из другого динамика.
– Значит, ты знаешь и все остальное? – спросил тот, кто уже и не знал, кем является, и кто уже давно готов был сделать вывод, что ему абсолютно нечего терять.