Золотой остров. Часть 2

Понимая, что тянуть дальше незачем, что пора уж выуживать с работницы вразумительные ответы, однажды вечером, управившись со всеми делами, когда вместе ужинали, Матильда решила завести разговор. Звонко прихлебнув с ложки бульон и еще смачнее причмокнув, она на миг призадумалась и громко сказала, посматривая на работницу:

– Уж сколько ты, милочка, живешь здесь, а как обращаться к тебе я и не знаю. Нехорошо это. Ведь, поди, и имя у тебя есть.

Девушка смутилась и отложила в сторону грубоструганную деревянную ложку.

– Меня зовут Штейла. Штейла Сиддонс.

Прошло несколько длинных недель, которые путникам показались месяцами. Наконец-то «Джина» вошла в пролив Ла-Манш. Что пришлось пережить друзьям в этом путешествии – особый разговор. Обретение свободы кружило головы, вдохновляло безмерно, но сказывалась и усталость после титанического труда, выпавшего на их долю в этом плавании. Вшестером управлять таким огромным судном почти нереально, и при обычных обстоятельствах такое плавание было бы обречено на провал. Но ведь здесь-то случай особый. После стольких месяцев бездействия, когда молодое и здоровое тело кипело энергией, не находившей выхода и применения, внутренняя сдерживаемая мощь вырвалась наружу и просто творила чудеса. Каждый из шестерки выполнял такой объем работы, что случайный наблюдатель, окажись он в это время рядом, диву бы давался, созерцая происходящее. Пусть тяжело проворно лазить по вантам, иной раз даже не имея возможности перевести дух, но зато какое хмельное чувство свободы испытываешь при этом! Да еще после грязных, вонючих и темных трюмов. Здесь свежий ветер приятной прохладой освежает натруженное потное тело, здесь солнце слепит глаза, даря при этом какое-то непонятное чувство сладости, здесь, наверху, на реях, созерцая бесконечную гладь океана, чувствуешь себя возвышенно и торжественно. Кому не доводилось находиться едва ли не на самой верхушке мачты парусника, стремительно несущегося на всех парусах, тому никогда не испытать удивительно пьянящего чувства. И после всего пережитого герои нашей истории пили сейчас эту волю, этот морской простор полной грудью, испытывая неописуемое наслаждение.

Справедливости ради нужно заметить, что друзьям необычайно повезло: за все время пути они не подверглись какому-либо серьезному испытанию, будь то жестокий шторм или нападение пиратов. Тогда, думается, вряд ли помогли бы и энтузиазм и задор, в каких бы огромных количествах не находили они их в своих душах. К счастью, чашу сию судьба пронесла мимо.

Конечно, с самого начала было ясно, как необычайно трудно пересечь Атлантику, если не вовсе невозможно. Высказывалось предложение пойти на Карибы и там набрать экипаж. Но два обстоятельства сильно смущали друзей, представляя для них одинаковую опасность. С одной стороны – пираты, коими просто кишели воды Карибского бассейна, с другой – невозможность искать помощи у берегов материка, поскольку они были наслышаны о многочисленных набегах на прибрежные селения и города и понимали, что «Джину» могут опознать. Тогда справедливое возмездие окажется не таким уж справедливым.

Уолтер надумал разыскать Сэма, тот наверняка должен находиться где-то на одном из здешних островов в незавидном качестве раба сахарных плантаций. Если, конечно, «Паж» не пошел ко дну в ту ужасную бурю. Уолтеру не хотелось об этом думать. Он надеялся, что ураган просто разбросал корабли. И если «Барбару» постигла такая незавидная участь, то «Паж», возможно, пережил бурю и после безуспешных поисков своих компаньонов продолжил путь в надежде встретиться на месте назначения. Но искать сейчас иголку в стоге сена было просто бессмысленно. Нед Пэтмор, которому раньше приходилось бывать в этих местах, уверял, что самая главная местная сахарная колония Англии – остров Барбадос, да ведь это еще ни о чем, как резонно он сам же и заметил, не говорит. Ведь таких островов здесь ох как много. Потому-то все дружно согласились с мнением Уолтера, что разумней будет разузнать побольше в самом Лондоне о последнем плавании «Барбары» и «Пажа» и, главное, о том, какой же конечный маршрут лежал этим кораблям.

Много было сомнений относительно возвращения в Англию. Уот постоянно твердил, что понимает, какой опасности они могут подвергнуться в стране, где фактически поставлены вне закона, и тем не менее просил своих друзей вернуться снова к берегам Родины. Он подробно и без утайки рассказал о том, что случилось с ним в последнее время, признался, что не сможет спать спокойно, пока не разберется в этом загадочном деле, а главное, не разыщет Штейлу и не убедится, что она в безопас-ности, не узнает, что творится на земле, которая принадлежала отцу и родителям Штейлы. Рассказ был столь искренним, что друзья прониклись его переживаниями и решили поддержать Уота, помочь ему.

– Спасибо вам, спасибо… – только и смог проговорить растроганный юноша и поочередно крепко обнял каждого.

Конечно, глупо рисковать, возвращаясь к берегам Англии на судне, несущем на своем борту название, о котором, возможно, там уже наслышаны. Понятно, что не в имени дело, а в той печальной славе, которую снискала себе посудина, носящая его. Усилиями друзей надпись вскоре исчезла (уж поскоблили борта в этом месте на славу), вот только что взамен? Пришлось всем поломать голову, ведь безымянный парусник – это лишние подозрения, а значит, и неприятности. Каждый наперебой предлагал свой вариант, твердо считая, что уж его-то предложение самое подходящее. Кое-что сразу отвергалось, многое взвешивалось, пробовалось едва ли не на зуб, но в конце концов фантазия друзей истощалась, и они разводили руками. Вроде бы и дело-то нехитрое, а вот поди ж ты, столько времени потрачено, а результата нет. В конце концов всем это надоело, и решили согласиться на первое же предложение, каким бы оно ни было. Им стало слово «Эльдорадо», которое предложил Нед. Некоторые удивленно взглянули на него.

– А это что еще за диковинка такая? – удивился Джек Гилл.

Старый моряк улыбнулся.

– Мне часто приходилось слышать от морской братии разговоры о легендарной, сказочно богатой земле, где золото в таком же изобилии, как камни на морском берегу. Удивительно богатая земля, если верить рассказам, подчас даже неправдоподобным.

– Почему неправдоподобная? – вставил свое слово Гарри Грей. – Насколько я осведомлен, один из удачливых наших соотечественников, капитан Рэли, несмотря на непроходимые, размытые дождями джунгли да еще яростное сопротивление индейцев, пытающихся защитить свою вотчину от вторжения, все же отыскал эту землю. Хотя, возможно, она и стоила ему жизни. Не удивлюсь, если со временем подтвердится, что казнили его во дворе Вестминстерского дворца лишь с той целью, чтобы прибрать к своим рукам то, что открыл этот капитан.

– Да какая разница, кто прав в этой истории и что здесь к чему? – встрял в разговор Билли. – Нам главное красиво назвать судно. А «Эльдорадо» – это звучит. Я не против.

– Я тоже, – подхватил Гилл.

Через некоторое время Уот уже кряхтел над буквами. Условия были, прямо скажем, не совсем подходящие, поскольку борт качался на волне, то и дело вздрагивая и норовя помешать руке писца. Для этого его обвязали канатами, опустили на уровень, где должна находиться надпись, и Уот начал орудовать кистью, по которой, оказывается, порядочно истосковался. Конечно, не такой грубой, но все же. Еще с детства увлекался он рисованием, и если Штейла творила из красок всевозможные цветы, птиц, зверей, то Уот создавал портреты. Его вдохновляли лица – печальные, веселые, добрые, сердитые. Отец понимал страсть сына и при скудных достатках шел на уступки, поощряя отпрыска то тюбиком краски, то новой кистью. Однажды на довольно-таки большом по его меркам холсте Уот нарисовал портрет Штейлы. Девушка была поражена. Вот, казалось бы, один к одному ее лицо. Но что-то такое было в этом портрете, что ее удивляло, заставило по-новому посмотреть на их отношения. Может быть, какой-то по-настоящему живой блеск в ее нарисованных глазах. Возможно, именно тогда Штейла впервые поняла, что должен был испытывать автор, вот так передав казалось бы простое сходство. Она почувствовала, что они уже не дети, и что дружба между ними – теперь не просто дружба, привязанность, а что-то большее. Ох, как давно это было! Как будто бы в другом времени, в другом измерении.

Немало времени пришлось потрудиться Уоту, но вскоре с обеих бортов сверкала на солнце свеженькой краской надпись «Эльдорадо». Ну что же, удачи тебе, корабль, носящий такое имя!

Когда судно вошло в Ла-Манш, Уолтер выразил мнение, что не стоит им вот так сразу следовать прямо в Лондон, где можно ожидать различных неприятностей. Ведь не так давно они покинули его при грустных обстоятельствах. Мало ли что может случиться! Уот вспомнил разговоры пиратов, их утверждения, что в Лондоне находится какой-то весьма влиятельный человек, который и снарядил это судно вместе с «Айной» для разбоя. Вдруг он узнает его, несмотря на новое название? Но ведь и в Лондон им попасть нужно! А что если выбрать порт недалеко от столицы? Без всяких споров остановились на Дувре. Сказано – сделано. Спустя несколько дней «Эльдорадо» лениво покачивался на волнах в дуврской гавани.

Коляска тряслась на неровностях проселочной дороги, и Уот не находил себе в ней места. Еще бы! Ведь буквально через несколько минут он снова ступит на землю, где вырос, которую полил своим потом. Но не к своему дому так спешил он, нет, а к дому Сиддонсов. В первую очередь хотелось узнать о Штейле. Где она, что с ней? Возможно, вовсю хозяйничает, и он просто ошарашит ее своим появлением. Как это все будет? Уот мысленно прокручивал сцену встречи в своем воображении сотни раз – бессонными ночами в городской тюрьме, во время бесконечно длинного пути в трюме «Джины», а теперь сердце и вовсе не удержать в груди при мысли о том, как он через минуту закружит в своих объятиях милую Штейлу. Штейла… Родная, хорошая, добрая, милая… Бесконечно милая и любимая!

Уот встряхнул головой, чтобы отогнать мысли и немного собраться: вдали уже показались знакомые луга. Долгий путь он проделал! Но уверен, что этот его план наиболее приемлем из всех, которые перебрал в уме. По прибытию в Дувр он и принялся его осуществлять. В первый же день в городе Уот с Билли посетили многочисленные здешние лавки, множество иных заведений, и не безуспешно. Щедрая награда заставила портных трудиться всю ночь, а на следующий день друзья уже щеголяли в шикарных костюмах – да столь изысканных, что им могли бы позавидовать многие лорды, милорды, бароны. За не менее щедрое вознаграждение была нанята роскошная коляска, которая и домчала их до Лондона. Остальные ждали на судне.

В Лондоне друзья сняли себе роскошные номера, благо средства очень даже позволяли, ведь трюм «Эльдорадо» фактически был забит золотом. Поэтому исполнять роль богатых повес Уоту и Билли было несложно. Для солидности их дорогие камзолы с эффектными воротниками и манжетами были украшены поразительной красоты брошью с несметным количеством бриллиантов, а пальцы, не привыкшие к украшениям, стали красоваться дорогими перстнями. Окончательно войти в роль инкогнито друзьм помогли клееные бороды, парики. В другой раз друзья покутили бы в столице на славу с такими кошельками, отвели бы душу после всех лишений и воздержаний, но нынче было строго решено заняться делом. И в первый же день Уот отправился в пригород Лондона, в свои родные места, чтобы отыскать Штейлу и разузнать, что творится на их родной земле.

Наконец, вот они, земли Сиддонсов! Какое все до боли знакомое и родное вокруг! Вот скоро, совсем скоро будет подворье ее дома.

То, что увидел Уот спустя несколько минут, заставило его содрогнуться. Вначале он даже не поверил своим глазам. Великолепный дом на месте старого просто поражал своей невероятностью. Ведь Уот не видел пепелища сгоревшего старого дома и в его памяти все оставалось таким, каким было до пожара. И вдруг такая разительная перемена! Но не только это впечатлило. Вокруг, сколько не кинь взором – стройка, стройка и еще раз стройка. На месте бывших лугов и пастбищ, что жались к дому, возводились какие-то цеха, здания, ограждения. Как людно стало по сравнению с тем, что было здесь при Уоте! Он не знал, ужасаться этому или радоваться. Когда прошел шок от увиденного, единственной мыслью было: неужели это Штейла развернула здесь такое? Но на какие средства? Зачем все это? Невольно вспомнился граф, который на суде отирался возле нее. Не результаты ли это его покровительства? И чем с графом рассчитались? Тягостное, гнетущее предчувствие беды заползало в душу, неприятный холодок пробежал по спине. Но Уот постарался взять себя в руки. Сейчас все прояснится.

Рабочие приостановились, увидев важного господина. Уот поразился: ни одного знакомого лица! Все чужие. Да и все вокруг будто чужое, словно он ошибся дорогой и попал в незнакомое место.

– Подскажите мне, добрые люди, что это за строительство, кто хозяин ваш или хозяйка? Насколько мне известно, это земли мистера Сиддонса. Хотя, впрочем, ими уже владеет его дочь Штейла.

Все сдвинули плечами:

– Не слышали о такой, господин.

И видя удивление на глазах гостя, добавили:

– Насколько нам известно, это земли графа Сленсера. Во всяком случае, именно он нанял большинство из нас для этих работ. Здесь много и его людей, расспросите лучше у них, господин.

Рабочие снова принялись за дело, а растерянный Уот побрел дальше пешком. Кучер медленно тронул коляску. Мысли тучей роились в голове. Догадки одна невероятней другой сотрясали все его естество. Еще несколько вопросов и примерно один ответ: граф Сленсер. Да, именно это имя объявлял судья на роковом процессе. Что же получается? Не завладел ли он сердцем Штейлы, а заодно и ее землями? Снова вопросы и снова тот же ответ: о ней никто ничего не знает. Вывод напрашивается один: сидит его Штейла теперь во дворце графа, балуется золотыми погремушками, а сюда и нос не кажет…

Дыхание перехватило от такой догадки, больно сдавило виски. Хотелось выть и плакать от обиды и досады.

А вокруг все незнакомые лица. Ни к чему здесь его маскарад. Ведь цепляя бороду и одевая парик, Уот был уверен, что поступает правильно. При всей вере в свою безгрешность в случившемся пожаре в доме Штейлы он понимал, что обстоя-тельства сложились не в его пользу. Страшные обвинения прозвучали на суде! Возможно, что погорельцы до сих пор считают его, Уота, поджигателем. Если даже они до сих пор его уважают (ведь как все в доме Штейлы любили его до этих событий), все равно, пусть подсознательно, отдают себе отчет в том, что он, Уот, является причиной всех их бед. Мало ли как могли отреагировать эти люди на его внезапное появление здесь, да еще при чужих, но посвященных в это дело людях. Нет, благоразумней будет, справедливо считал Уот, приехать сюда инкогнито, не спеша все разузнать, а потом, разумеется, и открыться. Открыться обязательно! Однозначно! Ведь он безгрешен, это он намеревался доказать всем во что бы то ни стало!

Но вот случилось так, что маскарад его оказался никому не нужен. И радостно, и грустно. Сладкие минуты возвращения! Как же долго он о них мечтал! И вот…

Внезапно в толпе мелькнуло знакомое лицо. Непонятное волнение овладело Уотом. Наконец-то! Юноша поразился, что не сразу узнал человека, сидевшего на одном из огромных бревен, разбросанных вокруг в огромном количестве. Боже! Это как же все вокруг изменилось, если даже того, с кем бок о бок прожил всю свою сознательную жизнь, Уот не смог сразу узнать. Мак Хант! Добрый и милый старик, который бесконечно любил Штейлу и всегда так нежно относился к нему, Уолтеру. Юноше захотелось в тот же миг броситься к самому родному в этот миг для него существу и задушить его в радостных объятиях. Но разумней было взять себя в руки и сыграть роль инкогнито до конца.

Уот неспешно направился к старику, напуская на лицо равнодушный вид и вовсю стараясь скрыть охватившее его волнение. Старик, увидев, что к нему направляется такой важный господин, поспешно поднялся и в нерешительности замялся.

– Возможно, хоть ты, старик, расскажешь мне о былых хозяевах этой земли, где они, что, собственно, здесь сейчас происходит? – как можно спокойнее спросил незваный гость. Уот постарался изменить голос, что, по всей видимости, ему удалось. Во всяком случае Хант его не узнал.

– Ах, господин, я и сам не могу понять, что вокруг творится. Мир перевернулся. Как славно здесь все было до осени минувшего года, когда приключилась страшная беда. Да не одна. Господь наказал нас за непонятно какие прегрешения. Самое обидное, господин, что невозможно понять, как все это могло произойти. Уж насколько дружны были хозяин этих земель со своим соседом, а поди ж ты, именно они сами друг дружку жизни-то и лишили. Зачем, спросите? Простите, господин, вам это, наверное, неинтересно…

– Отнюдь! Продолжай, старик, говори все, что знаешь.

– Так вот я и говорю, это… О чем я? А-а, так, значит, случилось вот что. Сын соседа возьми да и подожги дом моего хозяина, видать, в отместку за смерть отца. Хотя тот как будто сам и виноват, первый начал. Да на Уота это и непохоже. Такой добрый он всегда был… Я его еще мальчиком помню. Однажды, как сейчас вижу, он мальцом…

– Что дальше-то было, старик? Дальше, после пожара?

– А-а… Это… Так я вот и говорю: утром, значит, подъезжает граф, а на месте дома одни тлеющие головешки. Был, значится, дом и нету. Хвала Господу, что хоть в огне-то никто не сгорел. Бросились искать и нашли его, родимого Уота-то, с головешкой в руке. Еще тлела. Граф распорядился увезти сердешного.

– Какой же он сердешный, если дом, душегуб, спалил?

– Да не мог он, господин, этого сделать! Что-то здесь не так. Уж на что я старый человек, умом недалек, а и то понимаю. В доме ведь и Штейла была, неужто он на нее руку-то поднять мог? Ведь Господь свидетель: любил он ее, ох как любил! Я все видел…

– Ну а Штейла… эта, что с ней?

– Увез ее граф в столицу. Матушке, говорит, твоей плохо, нужно присмотреть за ней. С той поры больше мы их и не видели. А уж здесь-то что началось! Все, окаянные, перевернули вверх тормашками. Поразрыли, набесчинствовали, а ведь какие луга были на этом месте! Какие травы, какая тишина была вокруг! Эх, где теперь все это?!

– Так ведь строится наверняка во благо…

– Да уж кому во благо и не знаю. Нам-то покамест одна беда. Уж как нас уважал бывший хозяин! С одной миски ели, куском хлеба делились. Нынче же толком и не знаем, кто хозяйничает здесь. Я так понимаю, что тот граф, который Штейлу увез. Очень редко, но все же он наведывается, смотрит, что сделано, покрикивает. Боюсь, что он теперь навсегда останется здесь хозяином. Каким он добрым был в то утро, когда забирал Штейлу к себе! Казался мне ангелом-хранителем. Теперь же… Не знаю, что и сказать. Всех, кто работал у старого хозяина, он просто прогнал. Уж как мы причитали! Ведь куда податься на старости-то лет? Но он только отмахнулся. Разбрелись все, где теперь кто, я уж и не знаю. Мне уже поздно начинать что-то сызнова. Стар. Здесь всю жизнь почти проработал, здесь мне и умереть. Пока перебиваюсь худо-бедно, какие-то крохи с общего стола достаются, а там посмотрим…

– А как обстоят дела на землях соседа, твоего бывшего хозяина, этого… Ну, что дом подпалил?