Поэтическая афера

– Разве я сказал что-то другое?

– Просто неожиданно это все, – сказал я.

– Пора привыкать или ты так и будешь сомневаться в себе? – ответил тот и посмотрел на меня. – Ты боишься быть отверженным издательством и только поэтому не спешишь нести его в редакцию. Но ведь я вижу, что каждый день ты буквально изводишь себя мыслью, что пора это сделать, пора показать его людям. Под лежачий камень, как известно, вода не течет, – сказал Фитиль.

– Хорошо, можешь взять его. Ты будешь первым, кто его прочтет, – улыбнулся я.

– Почту за честь, – улыбнулся в ответ Фитиль.

На следующий день с самого утра меня не оставляла мысль, что пора приниматься за новый роман. В голове рождалась идея, ее герои были яркими, сюжет обещал быть интересным. Я сделал пару заметок на листе. Фитиль сидел в кресле, пил чай и читал мой роман. Мне не терпелось узнать его мнение, но я решил не торопить Женю с ответом. Он читал молча, иногда останавливался, смотрел в окно, щурил глаза, а затем вновь начинал читать.

– Так, уже четверть четвертого, нужно собираться, Зорин будет нас ждать, – на мои слова Фитиль беспрекословно отложил мой роман и начал собираться.

– Я отобрал пару стихов, которые возьму с собой, если Чернов захочет взглянуть на них, – сказал Фитиль. – Они там, на столе, – крикнул он откуда-то из коридора.

На столе лежали его стихи, они были написаны аккуратным, ровным почерком, совсем не похожим на те, что были написаны мной и Зориным. У Чернова могли возникнуть вопросы, но, зная Фитиля и его язык, думаю, он сможет выйти из ситуации.

– Вы будете там же? В кабинете? – спросил Женя.

– Этого я не знаю, возможно, Чернов захочет пообщаться с тобой наедине, – сказал я и только сейчас понял, что это действительно может быть, и мы с Зориным не сможем контролировать ситуацию. Мы не сможем помочь в нужную минуту, повлиять на ответы Жени или вопросы Чернова, нам останется лишь ждать.

Мы начистили обувь, причесались и отправились в кафе, где у нас с Зориным была назначена встреча. Он уже ждал нас за нашим столом.

– Хорошо, что пришли чуть раньше, – обрадовался тот. – Стихи взяли?

– Да. Как насчет первого чтения? Договорился о выступлении? – спросил я.

– О да! Господа, приглашаю вас завтра на первое чтение малоизвестного, но очень талантливого поэта Симона Ковальского в театре «Модернъ», – засиял Коля.

– Поздравляю, это действительно начало нашего творческого пути, – поддержал я.

– А кто из нас будет читать? – задал вопрос Фитиль, и улыбки мигом исчезли с наших лиц.

– Об этом поговорим после, – раздраженно процедил Зорин. – Тоже мне, нашел место, – начал оглядываться он.

– Так Ковальский и будет читать, ты чего, Фитиль? – пошутил я, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Сейчас, к нам должны подойти Голубев и Ильич, надеюсь, все помнят: ни слова, – приложил палец к губам Коля и посмотрел на нас. Тут же, как и сказал Зорин, появились наши знакомые.

– Я смотрю, в нашем полку прибыло? – спросил Голубев и протянул руку Жене, – Владимир Голубев.

– Евгений Раменский, очень приятно, – сказал тот и поздоровался.

– Павел Ильин, – представился тот и тоже пожал руку Жене.

– Зорин, ты где их берешь? За десять дней уже второго человека нашел? – спросил у него Ильич.

– Это товарищ Филатова, я здесь ни при чем, – открестился от Жени Зорин.

– Да, это мой товарищ, приехал из Петербурга не так давно, – я кивнул Жене в знак, что это «свои», но уж лучше говорить буду я.

– А чем Вы занимаетесь, Евгений? – спросил Голубев, поправляя очки.

Фитиль немного растерялся, занервничал и не сразу нашелся, что сказать, но посмотрел еще раз на меня и набрался уверенности.

– Я, господа, начинающий поэт, иду к Чернову. Саша обещал меня познакомить, может быть, он оценит мои стихи. Также хотелось бы прочесть их публике, тем более что о клубе у Чернова уже слагаются легенды. По крайней мере, у нас в Петербурге о нем знают все, и попасть к нему считается в высшей степени признаком большой удачи, – Фитиль держался хорошо, складывалось ощущение, что он всегда общается в подобном обществе интеллигентов.

– Почту за честь послушать ваши стихи, молодой человек, – в знак признания закивал Ильич.

Зорин смотрел на меня с восхищением и разве что не аплодировал мне за эту блестящую речь Жени.

– Благодарю. Думаю, у Вас будет такая возможность сегодня вечером. В любом случае, надеюсь, это не будет единственной нашей встречей и мы сможем встретиться в любой другой день, – сказал Фитиль, и все с воодушевлением закивали.

Он мог бы сойти за петербургского студента, сына дипломата, уж больно хорошо он держался в обществе. Он был актером, я видел в нем эту прекрасную игру, которую он исполнял перед нашими знакомыми, и не понимал, почему мы это делаем. Почему мы обманываем даже близких, не говоря о десятках людей, которые придут завтра на выступление Симона Ковальского. Я наблюдал за общением, которое происходило за нашим столом. Всем был интересен новый человек в нашем круге. Он рассказывал какие-то удивительные истории из жизни Петербурга, и вдруг я заметил, что их же не так давно рассказывал Зорин в квартире у Варвары Ивановны. Правда, из уст Жени рассказ казался более убедительным, и я заметил, что даже сейчас он вкладывает душу в то, что делает.

По дороге к Чернову все шли впереди, мы же с Зориным плелись сзади. Он то и дело вздыхал.

– Много отдал за участие? – спросил я.

– У них там уже была программа на троих участников вечера, пришлось отдать последнее, чтобы Ковальского включили в афишу и он выступил наравне со всеми.

– Ты так и не ответил там, в кафе, кто же будет завтра читать, – я вопросительно посмотрел на Зорина.

– Думаю, Фитиль пускай и читает. Только ночью пусть готовится. Я сегодня его не узнаю, абсолютно другой человек, а как общается со всеми. Он определенно должен понравиться Чернову.

– Это будет грандиозное появление Симона Ковальского, уж я тебя уверяю. Он обязательно должен будет запомниться слушателям, пусть они его и увидят в первый раз, – сказал я, поддерживая решение Зорина.

– Только вот как раз не нужно, что бы он особенно запоминался зрителям. Он должен донести до них свои стихи, сделать это так быстро и так красиво, чтобы они и не поняли, кто это был, лишь на выходе посмотрели еще раз на афишу и увидели среди знакомых фамилий и имен некого Симона Ковальского. Это наш единственный шанс на продолжение нашего коллективного чтения.

– Думаю, у него получится сделать все, как нужно. Я в него верю, – сказал я.

– Я бы тоже очень хотел, вот только что-то мне не дает покоя, – призадумался Зорин.

– Например, – уточнил я, но Зорин в ответ промолчал.

Чернов вышел нас встречать, как обычно, в прекрасном расположении духа.

– Вы себе не представляете, что значили для меня эти семь дней без нашего литературного клуба, – сказал он, приглашая нас пройти.

– Знакомьтесь, это Евгений Раменский, поэт, – сказал Зорин, уступая проход Жене.

– Всегда рад видеть, Чернов, – так же доброжелательно, как и неделю назад, поздоровался он с новым членом нашего литературного клуба. – Мне также нравится, что Вы поэт. Давно у нас не было талантов, да еще таких молодых, как Вы.

– Благодарю, рад слышать, – ответил Фитиль и чуть было не засмущался. Он хорошо держался, наравне со всеми нами. Сегодня не было Катеньки или она придет чуть позднее, зато своим присутствием Чернова удостоил Покровский. Они о чем-то долго говорили на кухне. Еремин все это время сидел один, листал свои записи и ни с кем не общался. Я подошел к нему.

– Здравствуйте, – сказал я. Тот отвлекся от своих записей и встал.

– Добрый вечер, рад Вас видеть, – сказал Еремин.