Rehab

– Чистил обувь у вокзала, продавал газеты.

– Как оказались здесь? – неожиданно спросил Русланов.

– Был арестован по доносу и отправлен в лечебницу.

– Вы признаете себя больным? Человеком, которому требуется лечение?

– Да, – здесь я соврал, но спроси они меня это еще пару месяцев назад, я бы ответил иначе. Другое дело, что мои ответы нисколько не влияли на мое нахождение здесь, но, видимо, Русланов считал меня плохо осведомленным в этом вопросе, поэтому сказал:

– Вы же понимаете, что занимать место в лечебнице более чем странно, если Вы здоровы, – я кивнул. – Вы сказали, что были арестованы по доносу?

– Да, Виктор Степанович Фурсов, мой сосед по квартире. Посмотрите в личном деле, там все это есть.

– Читать я умею, я хочу услышать это от Вас.

– Я Вам говорю, что на меня донес мой сосед, Фурсов.

– И Вас доставили сюда?

– Все верно.

Русланов встал со своего места и, подойдя ко мне, наклонился, опершись одной рукой на спинку моего стула, а другой на стол:

– Если бы мы были сейчас не в больнице, как бы Вы вели себя? А, товарищ Ларин? Ведь мне доподлинно известно, что Вы были знакомы с товарищем Гриневским, который по своим каналам и завербовал Вас к себе. Товарищ Щенкевич – один подчинённых Гриневского Василь Николаевича. Именно он, по нашим данным, и доставил Вас в эту больницу, так? Они сделали Вам предложение, от которого Вы не могли отказаться: Вы ведь приехали из Одессы, где кругом царит голод, думаю, подкупить Вас не составило труда, пообещав Вам и Вашим близким продовольственное обеспечение? Так? – я молчал, а Русланов выпрямился и начал ходить по комнате.

– Вам лучше сотрудничать со следствием по данному делу – сказал он.

– Какому делу?

– Делу о побеге Дмитрия Рощина, – и Русланов ткнул пальцем в стопку бумаг. – Или хотите сказать, что и его фамилия Вам незнакома?

– Все так, – сказал я, продолжая смотреть на стопки бумаг.

В этот момент в дверь постучали, Русланов выпрямился и крикнул, чтобы вошли. На пороге появился Борис Александрович.

– Как Вы и просили, медицинская карта Дмитрия Александровича Рощина, позвольте, – и, не делая больше и шага, он вытянул руку с зажатой в ней папкой.

– Возьми, – сказал он одному из своих подчиненных, и тот в два счета оказался уже около главврача, забрал папку и положил на стол, а затем вернулся на свое место и замер, словно и не сходил со своего места.

– Что-нибудь еще? – Русланов нахмурил брови и посмотрел на Бориса Александровича.

– Думаю, что все.

– Хорошо, тогда можете быть свободны.

После этих слов главврач с грустью посмотрел на меня и вышел из помещения, заперев за собой дверь.

Утром, выйдя в гостиную, я обнаружил собранные чемоданы, стоявшие у стола. Вся мебель в доме, кроме двух стульев, была убрана в чехлы.

– Садись за стол, сейчас подам завтрак, – сказала Руся, вынося из кабинета две небольшие коробки.

– Может, Вам помочь? – спросил я.

– Спасибо, мне не тяжело, – сказала женщина и поставила их на пол. Зазвонил телефон, она подошла к аппарату и сняла трубку:

– Квартира Гриневского. Нет, товарища Гриневского сейчас нет и сегодня не будет, звоните вечером за город. Да, номер знаете? Хорошо. – Она положила трубку.

– И так каждый год?

– Что именно?

– Дядя ездит с места на место?

– Василь Николаевич работает без выходных, а об отпуске и говорить нечего, вот и выезжает на природу, чуть снег сойдет.

– Скажите, Руся, а тот офицер, что вчера приходил – он кто?

– Товарищ Щенкевич? Он работает с Василь Николаевичем.

– А чем он занимается?

– Этого я тебе сказать не могу. Мне вообще не положено с тобой вести беседы.

Ближе к обеду приехал Василь Николаевич, он распорядился загрузить вещи в машину, и мы втроем с чемоданами и коробками спустились вниз. Служебная машина стояла уже около входа. Несколько коробок не поместилось в багаж, и нам пришлось поставить их в салон.

– Ну все, можно ехать, – сказал Василь Николаевич водителю, и тот завел мотор. Мы выехали из двора и понеслись по улицам города. С собой я взял книгу, но так к ней и не притронулся во время поездки. Василь Николаевич и Руся ехали молча, и мне становилось неудобно от этого молчания.

– А где находится дача? – спросил я.

– Тут недалеко, в поселке Малые просеки, там прекрасная сосновая роща, – ответил дядя. – Руся, как приедем, растопи камин в моем кабинете, затем принимайся к обеду.

– Хорошо, Василь Николаевич, – женщина кивнула.

– А то я с самого утра ничего не ел, а еще работать нужно. Клим, я надеюсь, ты-то хоть позавтракал?

– Да, Руся приготовила, – и он одобрительно кивнул. С самой первой встречи у вокзала я все ждал, когда он обратится ко мне с расспросами по поводу мамы, про жизнь в Одессе, про наш дом, но ничего этого не было, никакого намека на то, что ему было интересно хоть что-то связывающее нас как родственников. Он был человеком занятым, на висках уже проблескивала седина, лицо покрыли глубокие морщины. Он много курил, пока мы ехали, и все смотрел на часы.

В половине четвертого где-то в лесной местности машина остановилась. Мотор отказывался заводиться, как бы над ним ни колдовал водитель.

– Ну что там еще? – выглянул из окна Василь Николаевич.

– Товарищ Гриневский, сейчас починим, – выпалил тот.

Василь Николаевич вышел из машины и подошел к водителю.

– Этим нужно было заниматься вчера, а не сейчас! Почему машина не готова, я спрашиваю?

– Так товарищ Гриневский, работала ведь! Исправна была!