Я сопровождала Супругу почти до самого дома. Я уже поняла, что она все-таки решила переночевать у Мамы, а меня оставит в квартире одну до завтра. Как только мы покинули Город Мертвых Людей, мысли Супруги снова разбежались, и что со мной делать завтра и послезавтра, она так и не придумала. Бедная Супруга…
Я перевела Супругу через дорогу, остановилась и посмотрела ей в спину. Она почувствовала мой взгляд и обернулась.
– Пойдем. Ну, что встала? Джульетта, домой! Джульетта, ко мне!
Супруга, к Маме! А я домой не пойду. Там нет Ромки. Прощай, Супруга.
– Джульетта, а ну ко мне! Джульетта, а ну-ка рядом!
Я села на асфальт и продолжала смотреть на нее. Люди, собравшиеся на остановке, тоже смотрели на Супругу и на меня и улыбались. Они считали нас обеих смешными и глупыми.
– Ну, и черт с тобой!
По лицу Супруги опять побежали слезы. Она зло махнула рукой и торопливо пошла к остановке.
Я глубоко вздохнула. Негромко, коротко и визгливо гавкнула ей вслед сквозь намордник. Мне не нужно твоей сосиски, Супруга. Просто мне тебя очень жалко.
Я осталась одна.
В те редкие дни, когда обостряются запахи и звуки, и непонятное томление охватывает тело, и тягучая боль поселяется в низу живота, мне иногда очень хотелось остаться одной. Без поводка и хозяина. Ненадолго. Чтобы никто не указывал, что делать и куда идти. Чтобы можно было одной прогуливаться по двору ленивой неспешной походкой и свысока позволять соседским псам себя обнюхивать и восхищаться: «Ах, какая ты красивая, Джульетта!» И, может быть, даже сбегать вместе с ними на помойку, от которой, действительно, иногда очень интересно пахнет, и еще куда-нибудь. И обязательно погонять кошек! А потом прибежать домой, виноватой и взволнованной от предстоящей встречи с Ромкой, расцеловать его в губы, в нос и в щеки и усесться у его ног, и ощутить его руку у себя на плечах…
Но Ромка поднялся и ушел, куда-то ушел насовсем, позабыв на асфальте у скамейки меня, поводок и свое лишенное жизни тело, и я осталась совсем одна. Без Ромки и без Смысла. И без всякого смысла я все равно вернулась сюда, к нашему дому, к нашему подъезду, к нашей квартире…
За дверью было тихо, лишь еле слышно шуршал ветер в раскрытой форточке на кухне. Легкий воздушный поток проносился из кухни по коридору и вырывался на лестничную площадку сквозь щель под дверью. Воздух слабо пах Ромкой…
Я оторвала нос от двери, повела головой по сторонам и с удивлением увидела распахнутое окно на нижней площадке. Надо же, сегодня я трижды прошла мимо него и даже не обратила внимания. И сейчас мне совсем не страшно. Глупо бояться раскрытого окна. Страшно остаться совсем одной, без Ромки. Остальное – не страшно.
Я спустилась по лестнице и встала у окна. Ни капельки не страшно… И даже если подойти к самому краю и выглянуть наружу – тоже не страшно… А теперь собраться в упругий комок и сильно оттолкнуться от пола тремя здоровыми лапами, и, не закрывая глаза, вперед и вниз. И земля прыгнула навстречу – твердая, залитая асфальтом… и все равно не страшно.
Лови меня, Ромка…
Часть вторая. Веселый Йорик
1
Скажите, вам никогда на голову не падали собаки? Не стеклянные или фарфоровые собачки, которые горделиво украшают серванты и камины и иногда порхают по двору, словно ласточки, оповещая соседей о надвигающихся бурных семейных грозах. Нет, я спрашиваю о живых собаках, без крыльев и пропеллера, сантиметров восемьдесят в холке и килограммов двадцать пять – тридцать веса.
Неужели не падали? В самом деле, ни разу? Странно…
А вот на меня, Виктора Стрельцова, отличного семьянина, примерного гражданина и удовлетворительного налогоплательщика, почему-то упала. Самая настоящая немецкая овчарка свалилась мне на шею откуда-то с третьего или четвертого этажа совершенно незнакомого мне дома. Совсем, как в «Хамелеоне»: «Иду я, ваше благородие, никого не трогаю…»
Не пугайтесь, если неожиданно получив собакой по голове, вы заработаете амнезию. Могу вас утешить: это – временно. Где-то с минуту я таращился на вставшую на ребро серую пятиэтажку, не понимая, как, вообще, здесь оказался. В понедельник, за три версты от своего рабочего места: детективного агентства с добродушно-зловещим названием «Мойдодыр». Потом вспомнил.
Я возвращался домой с очередного дела. Впрочем, и делом эту поездку назвать нельзя. Так, баловство: мне дали деньги – я положил их в карман. Правда, еще дали в глаз – так получилось. Глаз, к счастью, я в карман не положил – остался на положенном месте.
Первая попавшаяся маршрутка, в которую я запрыгнул почти на ходу, минут двадцать следовала в нужном направлении, но на очередном перекрестке не удержалась, свернула и поехала в ненужном. До моего дома оставалось всего-то три квартала, а дворами и того меньше. Я перешел через дорогу и направился во дворы.
На полпути я вынул из кармана сигареты. Еще через пару шагов достал зажигалку. Еще на протяжении десяти шагов с упорством неандертальца пытался добыть из нее огонь. Безрезультатно. Вдоль домов проносились порывы ветра, а в купленной вчера зажигалке при внимательном рассмотрении газа оказалось совсем на донышке. То ли на Нью-Йоркской бирже опять накрутили цены на отечественное топливо, то ли внутренние потребители накрутили новых дырок в газопроводе.
Увидев открытую дверь подъезда, я свернул к ней, чтобы спрятаться от ветра и еще раз попробовать прикурить. Я, конечно, слышал и читал в газетах о том, что во всем мире разворачивается широкомасштабная компания против курильщиков, которые не дают остальным людям мирно дышать выхлопными газами. Но, что меня достанут не в туалете самолета, а здесь, в обычном, ничем не примечательном пыльном дворе, никак не предполагал.
Я не дошел до двери каких-нибудь пару метров. Шуршание листьев у меня над головой заглушил громкий треск. Я вскинул голову. Сверху, обгоняя сломанные тополиные ветки, на меня молча падала собака.
Я успел отвернуться и шагнуть в сторону. Мощный удар пришелся на плечо и лопатку и сшиб меня с асфальтовой дорожки на газон.
В первые секунды показалось, что у меня оторвалась голова, и дальнейшее существование (если не сказать: прозябание) без головы представилось мне довольно мрачным. В виду моей экзотической и, не побоюсь этого слова, интеллектуальной профессии мне частенько приходится работать головой, а иногда даже очень интенсивно: когда держат за руки, например.
Я мыслю – значит, я существую! Кажется, оставшись без тела, моя голова ударилась в философию. Я похлопал глазами и внимательно осмотрелся, но нигде поблизости знакомого человеческого тела без головы не обнаружил. Потом сообразил, что если Господь решил бы вдруг от меня избавиться по каким-то непонятным причинам, Он не рискнул бы швыряться собаками, опасаясь праведного гнева и санкций от представителей «Общества защиты животных», а использовал бы более гуманный способ. При современных технологиях и повальной компьютеризации можно просто подвести указатель «мышки», выделить черным цветом и нажать на «Delete». Или еще проще и дешевле – шарахнуть ломом.
Мы лежали рядом на траве. Овчарка глубоко дышала, делая большие паузы между вздохами. Из царапин на спине и боку и из разбитого носа сквозь намордник сочилась кровь.
Убедившись, что моя собственная голова осталась на месте, я подумал, что, возможно, сам оказался посланником Судьбы, собачей судьбы, естественно, чтобы бедному животному, опрометчиво прыгнувшему за кошкой или птицей, было не так жестко приземляться.
– Собака, ты давай, не умирай, – попросил я. – Иначе, какого черта я под тебя подставился?
Незнакомый двор продолжал жить своей жизнью, как будто ничего не произошло. Можно подумать, что падающие с неба собаки здесь такое же обыденное явление, как и падающие самолеты. Вокруг меня не толпились зеваки, надо мной не хлопотали мужественные представители министерства по чрезвычайным ситуациям, не голосили сердобольные бабушки, не радовались дети.
Я медленно повел подбородком в сторону, расширяя сектор обзора, и все-таки обнаружил присутствие человеческого разума. Двое «разумов» с интервалом в три-четыре метра продвигались в мою сторону от соседнего подъезда. Один шагал довольно резво и заинтересованно, другой отставал, запинаясь о собственные ноги, к тому же неэкономно расходовал силы на шевеление губами и выговаривание какого-то ему одному понятного заклинания. Третий «разум» дважды пытался подняться со скамейки, но невидимые иррациональные силы толкали его обратно. После третьей неудачной попытки он с удивлением и неприязнью оглядел скамейку и сгорбился, обхватив всклокоченную голову руками. Кажется, сдался.
– Подожди, мужик… Не двигайся…
Первый решительно шагнул на газон и, придерживая одной рукой полы пиджака, запахнутого на голой груди, опустился на колени и наклонился надо мной.
– Эй, не надо! Не надо ничего со мной делать! – решительно запротестовал я. – И вообще, ты бы, друг, зашел с подветренной стороны, а?
Он пошарил рукой у меня за спиной и продемонстрировал сломанную сигарету.
– Половинку – Толяну! – радостно объявил он. – Тебе-то уже не понадобится.
Его неслыханное великодушие оживило безжизненный двор.
– А что случилось? – раздался женский голос откуда-то сверху. – Мне из-за дерева не видно.
– Да вот, собака мужика загрызла, – ответил «разум» в пиджаке, задрав голову.
– Поразводили собак, житья никакого нет! На людей бросаются! Я сейчас в милицию позвоню!
Почему-то у меня и в мыслях не промелькнуло, что собака на меня бросилась. Я считаю, что не принадлежу к тому типу людей, на которых беспричинно бросаются собаки. Даже собаки в намордниках, то есть, заведомо невоспитанные и злые.
Я зашевелился и сел. Ароматный дядька стоял рядом со мной и отходить в сторону не собирался. Его присутствие действовало на меня, подобно нашатырному спирту.
– Собака тут ни при чем, – сухо пояснил я дереву, из-за которого доносился женский голос. – Я сам, кого хочешь, загрызу.
– Вот это мужик! – подбодрил меня «разум». – Сам, кого хочешь, загрызет! Слушай, а может, тебе сто грамм плеснуть?
– Может, и плеснуть… – Я осторожно ощупал плечо и саднящую шею. – Только пока не знаю – куда.
– Так в стакан – куда же еще! Ты давай полтинник – я сбегаю!