999-ый (сборник)

– Да уж, – промолвил капитан. – Это очень старая птица. Он у меня, сколько себя помню.

В таверне было много народу. Но общий настрой Берроузу не понравился. Люди кричали, размахивали руками и грозили сжечь заведение вместе с хозяином. Тот стоял мрачный и злой, в смоляных глазах неприступная решимость, а нервные, поросшие черной щетиной пальцы ощупывали рукоятку пистолета за поясом.

– Что случилось, парни? – прокричал Берроуз.

К нему обернулись, заговорили разом:

– Проклятый Джеферсон дерет за пойло десять шкур!

– За стакан рома требует 20 пиастр!

– Сколько?! – поразился Берроуз. – Джеферсон, ты что сбрендил?!

– А что я могу сделать?! – прошипел хозяин. – Воды нет, колодцы пересохли! Дождя не было целую вечность! Я хотел закрыть таверну, так не хотят! А раз не хотят – пусть платят! Я сам позволяю себе лишь полкружки воды в день!

– Ах ты, жадная гадина! – взревел какой-то моряк, – Получи!

В голову Джеферсона полетела глиняная миска. Он уклонился, зло ощерился и рванул из-за кушака пистолет.

И тут раздался звонкий голос спутницы капитана:

– Славные граждане Алермо! Успокойтесь! Губернатор все знает! В этот час мы будем праздновать день рождения основателя нашего города – капитана Уильяма Берроуза!

«Вот дела, – смущенно подумал старик, – А ведь у меня и впрямь сегодня юбилей – семьдесят стукнуло».

– В честь этого великого человека, – вопила Изабелла Дронсон, – вам даруется совершенно бесплатно десять бочек доброго вина и пятнадцать бочек превосходного рома! Пейте, сколько можете выпить – сегодня ваш день!

Ее голос потонул в восторженном реве сотни глоток.

Берроуз озадаченно озирался по сторонам и счастливо жмурился, мимо него катили тяжелые просмолённые бочки, раздавался веселый хохот, его стукали по плечу и трясли руку. Кроме него только хозяин таверны Джеферсон имел ошалевший вид – он с трудом верил в неслыханную щедрость губернатора Мальдаро.

Попугай на плече Берроуза заметно нервничал, крутил головой и переминался с лапы на лапу.

Изабелла дернула хозяина таверны за рукав.

– Готова ли комната для виновника торжества?

– Комната? – тупо переспросил Джеферсон, облизал сухие губы и запоздало кивнул, – Конечно, мисс, сейчас все будет сделано.

Берроуз вежливо поддерживаемый под локоть девушкой кряхтя поднялся по высокой скрипучей лестнице в единственную в таверне комнату.

За ними следовал хозяин с двумя поварятами. В довольно просторном помещении находился стол, два стула и широкая кровать. На кровати, покрытой легкомысленным голубым шелком, возлежал пушистый черный кот.

– Ах, ты! Брысь отсюда! – скомандовал Джеферсон.

Кот с заметной ленцой упруго спрыгнул на пол и неторопливо двинулся прочь. У самой двери он остановился и одарил попугая внимательным взглядом. Попугай в ответ слегка наклонил голову. Кот отвернулся и так же неспешно покинул комнату.

Поварята постелили на стол чистую скатерть, расставили бокалы.

Берроуз, не привыкший к такому вниманию, блаженно щурился и бормотал слова благодарности. Он уже был пьян, пьян от восторга и трогательного участия к своей персоне. Изабелла Дронсон, сидевшая напротив, громко смеялась и щедро наполняла вином его хрустальный кубок, поварята усердно сервировали стол изысканной снедью. Даже во сне бывший капитан не пробовал таких яств. Особенно ему понравился поросенок нежно шоколадного цвета и с темно-копченым яблочком во рту. Маленькие блинчики с жирными краями тоже были хороши, а уж когда на них тонкой струйкой пролился манговый сироп!.. Розовые креветки с белыми прожилками, оставляли после себя во рту деликатный, чуть солоноватый, но и не без сладости вкус. Сочные вареники блестели майонезом – заморский десерт, к ним прилагалась ветвистая, довольно пушистая веточка свеже-зеленого цвета.

Уильям смеялся как ребенок, хватал сальными пальцами деликатесы и глотал, глотал почти не жуя. Время от времени в комнату вваливались пьяненькие горожане, шумно поздравляли с праздником и требовали, чтобы он выпил с ними. Уильям не отказывал никому. Стены и пол комнаты уже плыли перед его взором, подобно зыбким пустынным миражам, хохот белокурой спутницы звучал приглушенно и отдаленно. Он не замечал, что с его губ стекла и некрасиво засеребрилась на камзоле тягучая слюна, он не замечал ничего, глаза слипались, а голова словно гиря клонилась вниз. В тот момент, когда он тяжело свалился со стула на пол, Изабелла Дронсон нажала на неприметную пружинку на собственном перстне и высыпала в его кубок струйку беловатого порошка. Темное, словно венозная кровь, вино на мгновение взбурлило искрящейся пеной, но тут же успокоилось, растворив в себе убийственную добавку. Женщина хищно улыбнулась, наклонилась над посапывающим капитаном, похлопала по плечу и нежно промурлыкала:

– Милый, принесли нового вина. Мне кажется оно превосходно.

– Что? – Берроуз зашевелился, – Новое вино… Это я всегда пожал.. пожаллуйста…, —неуклюже потянулся к столу.

В этот момент попугай, внимательно следящий за происходящим в комнате, вспорхнул на стол и резким ударом лапы низверг наполненный ядом фужер на пол. Погребальным колоколом взвыл разбитый хрусталь, багряные брызги щедро оросили белое платье Изабеллы Дронсон, а сама она выплюнула замысловатое ругательство и попыталась достать птицу кулаком.

Попугай взмыл к потолку и, примостившись на раскачивающейся деревянной люстре, настороженно следил за убийцей.

– Тварь! – выкрикнула женщина, лицо перекосилось от ярости. – Я прикончу тебя!

Дверь распахнулась. На лице Джеферсона беспокойство.

– Что случилось?!

Изабелла непринужденно рассмеялась.

– Наш дорогой капитан немного перебрал. Не поможете переложить его на кровать?

– Конечно, мисс. – Хозяин таверны ловко подхватил тощее тело Берроуза под мышки и сноровисто уложил на голубую шелковую подстилку, стащил с ног дырявые сапоги и шумно перевел дух.

– Спасибо. – Улыбнулась красотка. – Не стоит ему мешать. Пусть поспит. Пойдемте, мистер Джеферсон.

Дверь захлопнулась. Попугай какое-то время сидел, прислушиваясь, затем слетел с люстры и примостился в изголовье спящего. Старик бормотал во сне и блаженно улыбался. Птица нахохлилась и тихо вздохнула, совсем как человек.

Веселье продолжалось до глубокой ночи, пока последний самый стойкий любитель дармовой выпивки не уронил тяжелый подбородок на политый липким ромом стол. Таверна напоминала поле боя – на столах, полу и даже массивной деревянной стойке храпели, сопели и хрюкали славные граждане Алермо. Суровый хозяин заведения до последнего старался не потерять достоинство и лицо, но в конечном итоге потерял и то и другое, и даже третье – собственные штаны, которыми он гонял расшалившихся поварят, впервые в жизни вкусивших хмельное вино. Джеферсон уснул ткнувшись носом в тарелку с кашей и издавал такое страшное рычание, что ему позавидовали бы свирепые леопарды. К счастью леопардов здесь не было, а были лишь уставшие от праздника, но счастливые горожане. На перепачканных бородатых лицах довольство и умиротворение.

В комнате для гостей было темно, никто не озаботился зажечь свечи на люстре. В небольшое квадратное окошко заглядывала знойная ночь и царапала открытые ставни ветвями деревьев. Было душно и жарко. По лицу Берроуза струился пот, но он не замечал этого, сопел и причмокивал во сне.

В углу белым призрачным пятном застыл попугай. Он ждал. Тихо скрипнула дверь. Хохолок на голове птицы встал дыбом.

Два желтых глаза блеснули во мгле.

Кот неторопливо пересек комнату и примостился под столом. Он тоже ждал. Тишина, нарушаемая лишь бормотанием спящего человека. Казалось время остановило свой бег.

Густой наполненный терпкими ароматами тропиков воздух обжигал горло, осязаемым липким покрывалом устилая черное безмолвие.

Попугай напрягся. Ему показалось, что он услышал неясный скрип. Нет, не показалось. Теперь он отчетливо слышал осторожные крадущиеся шаги. И он слишком хорошо знал, кто сейчас поднимается по высокой деревянной лестнице.

Птица и кот одновременно взглянули друг другу в глаза. Желтые фонари вспыхнули и погасли – кот отвернулся, но птица успела прочесть в них сочувствие. И тогда попугай устремился к приоткрытой двери, выскользнул наружу и замер.

Да, это была она – Изабелла Дронсон. Недавняя красота слетела с ее лица, словно яркий мотылек, оставив лишь восковую бледность. Губы плотно сжаты, а в прищуренных глазах холодная решимость убийцы. В руках она сжимает острый кинжал. Она поднимается все выше и выше, лишь несколько ступеней отделяет ее от комнаты, где в пьяном бреду стонет и беспокойно мечется на постели старый Уильям Берроуз…

– Я не дам тебе сделать это. – произносит попугай.

Женщина замирает. Мгновение смотрит на птицу с искренним недоумением, а потом заходится в громком хохоте. Рот кривится, обнажая острые зубки.