– Может не надо?! – встрепенулась она, придерживая их. – Ты сильно хочешь их снять?
– Сильно, сильно! Ты даже не представляешь как!
– Что я делаю! – обреченно прошептала она.
Трусики в моих руках медленно, поползли вниз, еще ниже, оголили скомканные кудряшки волос, по ногам, спустились на острые синие коленки, и дальше до самых щиколоток. Маша прикрыла пальцами рук потайное место девушки. Но не плотно, слегка.
– Вот это да! – невольно выдохнул я, встряхивая как от наваждения головой. Это было необыкновенное зрелище, предел мечтания любого мальчишки! Вот она девчонка без одежды, без всего, голенькая, в двадцати сантиметрах от моих глаз! И я всю вижу ее, вижу полностью! Сгораю от нетерпения! Меня душит душная волна! Проступает пот на лбу! Неужели правда? Мне не кажется? Это я вижу на самом деле! Но так не бывает!! Мое сознание захлебывается от приливших к голове эмоций. В этом легкой поросли волос, среди милых кудряшек прячется, да и почти не прячется, нежная черточка, запятая уходящая между ног! «Да! … Да! … Да!» – застучали молотобойцы у меня в голове. Запульсировали жилки в висках. Но я даже не могу утереть пот со лба. Я оцепенел! Я в восторге и наслаждении увиденным! Какая прелесть эти узкие ножки, можно даже наверно коснуться там, между ними.
Я потянул ее за ладошку вниз. С душевным волнением и трепетом я почти коснулся губами того места, где совсем недавно были ее трусики, почти дотронулся до ее кудряшек, но в последний момент не решился. «Мне не надо смотреть туда, но я хочу, я хочу!» Маша немного съежилась и ласково и попросила меня подняться.
– Ты еще успеваешь меня рассматривать?! – прошептала она укоризненно и чуть строго.
– Совсем чуть-чуть. Мне надо запомнить тебя, – с трепетом в голосе промолвил я.
– Это ни к чему милый. Встань, пожалуйста!
– Давай я не буду смотреть! – пообещал я, возвращая взгляд на ее лицо. Она благодарно кивнула, но была неумолима.
Мне пришлось подняться. Мы вновь слились в долгом поцелуе. Маша завела локти за мою шею, и держала меня нежно и бережно. Слегка придерживая девушку правой рукой за талию, я увлек ее в соседнюю комнату, к постели. Мы забрались на нее, так и не расцепившись ни на миг. Тут, наконец, я поборол свой безотчетный страх и, освободив правую руку, опустил вниз. Моя ладошка утонула в жестких упругих волосках. Было страшно приятно трогать резко обрывающуюся вниз глубину между ее ног, забирать в руку мягкую округлость низа живота девушки, ощущать, как средние пальцы неумолимо, от каждого движения, проваливаются во что-то влажное, отзывчивое и горячее. В трельяжном зеркале я видел наши ломкие отражения, и они плыли как в тумане.
– Я не хочу, что ты все видишь милый, – сказала она вдруг очень ласково.
– Ты такая необыкновенная! – голос мой дрогнул от нежности.
– Все равно не хочу этот дурацкий свет, – жалобно собирая морщинки на лбу сказала девушка и ресницы ее затрепетали.
– Он не дурацкий, – неуверенно возразил я, понимая, что она права.
– Ты не понимаешь! – шепнула она с мольбой в голосе.
– Наверное!
– И себя не хочу без одежды! – мучительно запротестовала она, подрагивая.
– Если бы ты знала, как прекрасна без нее! – почти теряя сознание, от близости ее тела, проговорил я.
– Не говори так!
– Не буду! – покорно согласился я буквально поедая ее глазами.
– И не хочу то, что ты со мной делаешь сейчас! – шептала она горячо, мешая мне руками.
– Ты будешь капризничать как маленькая?! – ласково промолвил я.
– Я еще, правда, маленькая. Ну пожалуйста, хоть выключи его.
– Хорошо – сейчас пойду, – согласился я, тяжело вздохнув.
Мне это так не хотелось делать. Но я должен был пожалеть Машу.
Я погасил потолочный светильник на кухне, но света из коридора все равно хватало, чтобы смутно видеть ее. Пока я торопливо раздевался, комкая и бросая вещи, она не лежала, а сидела на кровати. Когда я вновь оказался в постели, она вдруг спросила обернувшись ко мне:
– Милый ты ничего не скажешь?
– Скажу! – растерялся я, не зная что сказать.
– Это будет больно? – спросила она, вдруг отстраняясь от меня в полусумраке.
– Не… не знаю! Не думаю!
– Ответь честно – у тебя же были девушки?
– Нет! – сказал я правду, имея в виду, что у меня были только женщины.