Третий иерусалимский дневник (сборник)

В нас очень остро чувство долга, мы просто чувствуем недолго

Как это странно и нелепо:

упруги дни, отменны ночи,

но неотвязно и свирепо

меня всё время смута точит.

374

По счёту света и тепла,

по мере, как судьба согнула,

жизнь у кого-то протекла,

а у другого – прошмыгнула.

375

Мне дух мечтательности нежной

уже докучен и ненужен,

я столько завтракал с надеждой,

что грустен был бы с ней же ужин.

376

Меня слегка тревожит отрешённость

моя от повседневности кипящей;

не то это фортуны завершённость,

не то испуг от жизни настоящей.

377

Смотрю я горестно и пристально

на свой сужающийся круг:

осилив бури, в тихой пристани

мы к жизни вкус теряем вдруг.

378

Мы зря в былом опору ищем

для новых светлых побуждений,

уже там только пепелище

тогдашних наших заблуждений.

379

Все растяпы, кулемы, разини —

лучше нас разбираются в истине:

в их дырявой житейской корзине

спит густой аромат бескорыстия.

380

По сути, наши боли и невзгоды,

события, восторги и вожди —

такие же явления природы,

как засухи, рассветы и дожди.

381

Унять людскую боль и горе

не раньше сможет человек,

чем разделить сумеет море

на воды впавших в море рек.

382

Разносит по планете смех и плач

невидимый злодей и утешитель,

бес хаоса, случайностей, удач,

порядка и системы сокрушитель.

383

Душе уютны, как пальто,

иллюзии и сантименты,

однако жизнь – совсем не то,

что думают о ней студенты.

384

Я боюсь, что жизнь на небе нелегка,

ибо с неба мы заметны в серой мгле,

и краснеют на закате облака

от увиденного ими на земле.

385

Бродяги, странники, скитальцы,

попав из холода в уют,

сначала робко греют пальцы,

а после к бабе пристают.

386

Всегда приятно думать о былом,

со временем оно переменилось,

оно уже согрето тем теплом,

которое в душе тогда клубилось.

387

Даря комфорт, цивилизация

нас усмиряет, растлевая:

уже мне страшно оказаться

где хаос, риск и смерть живая.

388

Природа окутана вязью густой

дыхания нашей гордыни,

и даже на небе то серп золотой,

то вялая корка от дыни.

389

Хмурым лицом навевается скука,

склонная воздух тоской отравлять,

жизнь и без этого горькая штука,

глупо угрюмством ее опошлять.

390

Наш разум налегке и на скаку

вторгается в округу тайных сфер,

поскольку ненадолго дураку

стеклянный хер.

391

Когда от взрыва покачнётся

земля, струясь огнем и газом,

к нам на мгновение вернётся

надежда робкая на разум.

392

Душа человеку двойная дана —

из двух половинок, верней, —

и если беспечно хохочет одна,

то плачет вторая над ней.

393

Истину ищу сегодня реже я,

ибо, сопричастные к наживе,

всюду ходят сочные и свежие

истины, мне начисто чужие.

394

Кто потёмки моей темноты

осветить согласится научно?

Почему от чужой правоты

на душе огорчительно скучно?

395

К себе желая ближе присмотреться,

курю и тихо думаю во тьме

про мысли, исходившие от сердца

и насмерть замерзавшие в уме.

396

Да, Господь, лежит на мне вина:

глух я и не внемлю зову долга,

ибо сокрушители говна

тоже плохо пахнут очень долго.

397

Мерзавцу я желаю, чтобы он

в награду за подлянку и коварство

однажды заработал миллион

и весь его потратил на лекарство.

398

На даже близком расстоянии

не видно щели узкой пропасти,

и лишь душой мы в состоянии

ум отличить от хитрожопости.

399

Увы, при царственной фигуре

(и дивно морда хороша)

плюгавость может быть в натуре

и косоглазой быть душа.

400

Я встречал на житейском пути

ухитрившихся в общем строю

мимо собственной жизни пройти

и её не признать за свою.

401

Однажды человека приведёт

растущее техническое знание

к тому, что абсолютный идиот

сумеет повлиять на мироздание.

402

Есть люди речи благородной

и строгих нравственных позиций,

но запах тухлости природной

над ними веет и струится.

403

Наш Бог, Создатель, Господин,

хотя и всеблагой,

для слабых духом Он один,

а для других – другой.

404

Весьма влияет благотворно

и создаёт в душе уют

наш мир, где так везде проворно

воруют, лгут и предают.

405

Покрытость лаками и глянцем

и запах кремов дорогих

заметно свойственней поганцам,

чем людям, терпящим от них.

406

Внезапной страсти убоясь,

предвидя тяготы и сложности,

мы льём разумных мыслей грязь

на блеск пугающей возможности.

407

Поскольку нету худа без добра,

утешить мы всегда себя умеем,

что если не имеем ни хера,

то право на сочувствие имеем.

408

Впитал я с детства все банальности,

но в жизни я не делал подлости

не от зачуханной моральности,

а по вульгарной личной гордости.

409

Никак я не миную имя Бога,

любую замечая чрезвычайность;

случайностей со мной так было много,

что это исключает их случайность.

410

Преданный разгулу и азарту,

я от мутной скуки не умру,

в молодости плоть метала карту,

ныне шулер-дух вошел в игру.

411

Где сегодня было пусто

на полях моих житейских,

завтра выросла капуста

из билетов казначейских.

412

В унынии, печали и тоске

есть пошлость с элементами безумства,

и так ведь жизнь висит на волоске,

а волос очень сохнет от угрюмства.

413

По-прежнему людей не избегая,

я слушаю их горькие рыдания,

но слышу их теперь, изнемогая

от жалости, лишённой сострадания.

414

Я спорю искренно и честно,

я чистой истины посредник,

и мне совсем не интересно,

что говорит мой собеседник.

415

Всюду в жизни то смерчи, то тучи,

бродит гибель, и небо в огне;

чем серьёзней опасность и круче,

тем она безразличнее мне.

416

В душе у нас – диковинное эхо:

оно способно, звук переинача,

рыданием ответить вместо смеха

и смехом отозваться вместо плача.

417

Бегу, куда азарт посвищет,

тайком от совести моей,

поскольку совесть много чище,

если не пользоваться ей.

418

За радости азартных приключений

однажды острой болью заплатив,

мы так боимся новых увлечений,

что носим на душе презерватив.

419

Когда в нас к этой жизни зыбкой

нет ни любви, ни интереса,

то освещается улыбкой

лицо недремлющего беса.

420

Творец обычно думает заранее,

размешивая разум, соль и дерзость,

и многим не хватает дарования,

чтоб делать выдающуюся мерзость.

421

Есть две разновидности теста,

из коего дух наш содеян,

и люди открытого текста

проигрывают лицедеям.

422

Я б устроил в окрестностях местных,

если б силами ведал природными,

чтобы несколько тварей известных

были тварями, только подводными.

423

Я с почтеньем думаю о том,

как неколебимо всё, что есть,

ибо даже в веке золотом

ржавчина железо будет есть.

424

По сути, знали мы заранее,

куда наука воз везла,

поскольку дерево познания

всегда поили соки зла.

425

Наука зря в себе уверена,

ведь как науку ни верти,

а у коня есть путь до мерина,

но нет обратного пути.

426

Весь день сегодня ради прессы

пустив на чтение запойное,

вдруг ощутил я с интересом,

что проглотил ведро помойное.

427

Но пакости на свете нет сугубей,

чем тихое культурное собрание,

где змеи ущемлённых самолюбий

витают и кишат уже заранее.

428

Как, Боже, мы похожи на блядей

желанием, вертясь то здесь, то там,

погладить выдающихся людей

по разным выдающимся местам.

429

До славы и сопутствующих денег,

по лестнице взбираясь, как медведь,

художник только нескольких ступенек

за жизнь не успевает одолеть.

430

А кто орлом себя считает,

презревши мышью суету,

он так заоблачно летает,

что даже гадит на лету.

431

Удавшиеся строчки

летают, словно мухи,

насиживая точки

на разуме и духе.

432

Есть люди – выдан им билет

на творческое воплощение,

их души явно теплят свет,

но тускло это освещение.

433

Ценю читательские чувства я,

себя всего им подчиняю:

где мысли собственные – грустные,

там я чужие сочиняю.

434

Во мне душа однажды дрогнет,

ум затуманится слегка,

и звук возвышенный исторгнет

из лиры слабая рука.

435

В этой жизни я сделал немного

от беспечности и небрежения,

мне была интересна дорога,

а не узкий тупик достижения.

436

Глубокие мы струны зря тревожим,

темно устройство нашего нутра,

и мы предугадать никак не можем,

как может обернуться их игра.

437

Иллюзий и галлюцинаций,

туманных помыслов лихих —

затем не следует бояться,

что мы б не выжили без них.

438

Вертясь в работной мясорубке,

мужчины ей же и хранимы,

поскольку мнительны и хрупки,

пугливы, слабы и ранимы.

439

Искусство, отдаваясь на прочтение,

распахнуто суждению превратному:

питая к непонятному почтение,

мы хамски снисходительны к понятному.

440

Слова про слитность душ —

лишь удовольствие,

пустая утешительная ложь;

но хуже одиночества – спокойствие,

с которым ты его осознаёшь.

441

Не в муках некой мысли неотложной

он вял и еле двигает руками —

скорее, в голове его несложной

воюют тараканы с пауками.

442

Глупое по сути это дело —

двигаться, свою таская тень;

даже у себя мне надоело

быть на побегушках целый день.

443

Покров румян, манер и лаков

теперь меня смущает реже,

наш мир повсюду одинаков,

а мы везде одни и те же.

444

Быть незаметнее и тише —

важнее прочего всего:

чем человек крупней и выше,

тем изощрённей бес его.

445

За то, что дарятся приятности

то плотью нам, то духом тощим,

содержим тело мы в опрятности,

а душу музыкой полощем.

446

Я не уверен в Божьем чуде

и вижу внуков без прикрас,

поскольку будущие люди

произойдут, увы, от нас.

447

С народной мудростью в ладу

и мой, уверен, грустный разум,

что как ни мой дыру в заду,

она никак не станет глазом.

448

Зря не печалься, старина,

печаль сама в тебе растает,

придут иные времена,

и всё гораздо хуже станет.

449

Чем я грустней и чем старей, тем и видней, что я еврей

Евреи зря ругают Бога

за тьму житейских злополучий:

Творец нам дал настолько много,

что с нас и спрашивает круче.

450

Всегда с евреем очень сложно,

поскольку очень очевидно,

что полюбить нас – невозможно,

а уважать – весьма обидно.

451

Я б так и жил, совьясь в клубок,

узлы не в силах распустить,

спасибо всем, кто мне помог

себя евреем ощутить.

452

Нельзя в еврея – превратиться,

на то есть только Божья власть,

евреем надобно родиться

и трижды жребий свой проклясть.

453

Люблю я племя одержимое,

чей дух бессильно торжествует,

стремясь постичь непостижимое,

которого не существует.

454

Стараюсь евреем себя я вести

на самом высоком пределе:

святое безделье субботы блюсти

стремлюсь я все дни на неделе.

455

Не позволяй себе забыть,

что ты с людьми природой связан;

евреем можешь ты не быть,

но человеком быть обязан.

456

Наш ум погружен в темь и смуту

и всуе мысли не рожает;

еврей умнеет в ту минуту,

когда кому-то возражает.

457

Не надо мне искать ни в сагах, ни в былинах

истоки и следы моих корней:

мой предок был еврей и в Риме и в Афинах

и был бы даже в Токио еврей.

458

Основано еврейское величие

на том, что в незапамятные дни

мы зло с добром настолько разграничили,

что больше не смешаются они.

459

С еврейским тайным умыслом слияние

заметно в каждом факте и событии,

и слабое еврейское влияние

пока только на Марсе и Юпитере.

460

Ещё ни один полководец

не мог даже вскользь прихвастнуть,

что смял до конца мой народец,

податливый силе, как ртуть.

461

В основе всей сегодняшней морали —

древнейшие расхожие идеи;

когда за них распятием карали,

то их держались только иудеи.

462

Всё зыбко в умах колыхалось

повсюду, где жил мой народ;

евреи придумали хаос,

анархию, спор и разброд.

463

Когда бы мой еврейский Бог

был чуть ко мне добрей,

он так легко устроить мог,

чтоб не был я еврей!

464

Та прозорливой мысли дальность,

что скрыта в нашем обрезании,

есть объективная реальность,

даруемая в осязании.

465

Тем и славен у прочих народов,

что от ветхой избы до дворца

при расчете затрат и доходов

у еврея два разных лица.

466

Еврея Бог лепил из той же глины,

что ангелы для прочих нанесли,

и многие гонители свинины

поэтому так салом заросли.

467

Совсем не к лицу мне корона,

Бог царского нрава не дал,

и зад не годится для трона,

но мантию я бы продал.

468

Умения жить излагал нам науку

знакомый настырный еврей,

и я благодарно пожал ему руку

дверями квартиры своей.

469

Чтоб речь родную не забыть,

на ней почти не говоря,

интересуюсь я купить

себе большого словаря.

470

С неуклонностью сея сквозь время

смуту душ и умов окаянство,

наше тёмное древнее семя

прорастает в тугое пространство.

471

Всегда в еврее есть опасность,

поскольку властно правит им

неодолимая причастность

к корням невидимым своим.

472

По всей глубинной сути я еврей,

и кровь моя судьбу творит сама,

я даже тёмной глупости моей

могу придать подобие ума.

473

Высветив немыслимые дали

(кажется, хватили даже лишку),

две великих книги мы создали:

Библию и чековую книжку.

474

Мы живем на белом свете

вроде табора цыганского,

и растут по всей планете

брызги нашего шампанского.

475

Полемики, дискуссии, дебаты —

кончаются, доспорившись до хрипа,

согласием, что снова виноваты

евреи неопознанного типа.

476

Умения крутиться виртуозы

и жить, а не гадать, вращая блюдце, —

евреи, проливающие слезы,

обычно одновременно смеются.

477

Среди болотных пузырей,

надутых газами гниения,

всегда находится еврей —

венец болотного творения.

478

Весьма проста в душе моей

добра и зла картина:

ты даже дважды будь еврей,

но важно, что скотина.

479

Мы удивительный народ

в толпе людской реки,

и пишем мы наоборот,

и живы вопреки.

480

Еврея тянет выше, выше,