– Боже мой! С какой целью все это было сделано? – пробормотал герцог глухим голосом.
– Увидите.
– Я слушаю, ваше величество.
– Я буду говорить откровенно; принятый как друг, почти как сын в вашей благородной семье, я не мог не полюбить Христианы.
– А! – вскричал дон Луис, бледнея.
– Да, герцог, теперь говорит не король, но друг! Я люблю Христиану, как никого еще не любил; ее безыскусное чистосердечие, ее девственная чистота – все пленило меня в ней. Тогда…
– Тогда, ваше величество, – с горечью сказал герцог, – вы, друг ее отца, спасшего вам жизнь, решили отплатить за эту услугу.
– Тем, что прошу у герцога Бискайского, моего друга, руки его дочери, – с благородством сказал король, – неужели он откажет мне и спас мне жизнь только для того, чтобы осудить на вечное страдание? Теперь отвечайте мне, герцог, или, вернее, друг мой; я сказал все, что хотел сообщить вам.
– Но я, ваше величество, должен сообщить вам, что недостоин вашей доброты, что сомневался в вас, в вашем сердце, наконец, в величии вашей души, что еще вчера, когда мне открыли, кто вы, я думал, что вы намерены внести позор в мой дом.
– Молчите, дон Луис!
– Нет, ваше величество, не буду молчать! Вы должны узнать все: ненависть, которую я питал в сердце к вашему отцу, мгновенно пробудилась во мне сильнее, ужаснее прежнего, и – да простит мне Господь! – в моей голове мелькнула мысль смыть вашей кровью неизгладимое оскорбление, которое вы, как мне казалось, хотели нанести.
– Вы имели бы на это право, дон Луис; я был бы подлец и изменник, если б действительно замышлял то, что предполагали вы. Однако, герцог, вы не ответили еще на мою просьбу.
– О! Ваше величество, такая честь… – пробормотал дон Луис, изнемогая от прилива разнородных чувств, которыми было переполнено его сердце.
– Полно, кузен, – ласково остановил его король, – разве впервые вашему роду вступать в союз с королевским домом? Поверьте мне, герцог, вашему счастью будут завидовать, но злобной зависти оно не возбудит, так как брак этот в глазах всех будет явным восстановлением вашего доброго имени и доказательством большого уважения к вам вашего короля и друга.
– Благодарю, ваше величество, вы велики и возвышенны душой.
– Нет, я благодарен, – возразил король, улыбаясь, – я справедлив, а в особенности – влюблен. Теперь же, когда между нами нет более недоразумения, поговорим о наших делах, чтобы и впредь не могло вкрасться ничего темного между нами.
– Я почтительно слушаю ваше величество.
– Садитесь возле меня.
– Ваше величество!
– Я так хочу.
Граф склонил голову и взял стул.
Положив портфель на стол, король отпер его золотым ключиком тонкой работы и достал из него несколько пергаментов с печатями разных величин и цветов.
– Вот, – сказал король, – все бумаги, относящиеся к делам, о которых мы говорили; ваши грамоты на владение – словом, все, что было вашим и что я возвратил вам. А вот, сверх того, ваше назначение губернатором Бискайи… Последний же этот акт есть составленный мной брачный договор; из него вы увидите, что я закрепляю за Христианой сумму в миллион пиастров и вдовью пенсию в двести тысяч в год.
– О, это слишком много, ваше величество!
– Я не согласен, кузен, напротив, я нахожу, что этого недостаточно… Но довольно обо всем этом! Вот ключ и портфель, кузен, уберите эти документы и поговорим о другом.
– Ваше величество…
– Завтра, если возможно, вам бы следовало расстаться с этой долиной, где вы наслаждались таким счастьем, и уехать с семейством в Мадрид. Ваш так давно запертый дворец на улице Алькала готов к вашему приему.
– Я исполню приказание вашего величества и завтра же выеду.
– Очень хорошо! Я, со своей стороны, отправлюсь сегодня вечером из Толедо, так что мы прибудем в Мадрид почти одновременно. Однако мне пора приступить к самой щекотливой части моего сообщения. Для избежания всякого недоразумения, чтобы вы вполне поняли меня, любезный кузен, я по-прежнему буду говорить с вами совершенно откровенно.
Герцог почтительно склонил голову.
– Не знаю, известно вам или нет, любезный дон Луис, – продолжал король с напускной веселостью, – что я слыву – если не на самом деле являюсь таковым – за короля очень слабого и добродушного, который позволяет министрам управлять собой и делает почти все, чего они хотят.
– О, ваше величество!
– Это верно. Наскучила ли мне борьба с душами более упорными, или утомила она меня, но много справедливого в этих слухах. Я сознаюсь в этом, но средства помочь беде не вижу. Теперь это положение вещей изменить нельзя. Герцог Оливарес, мой первый министр, управляет королевством почти по своему усмотрению. Я не препятствую ему ни в чем, а так как это, в сущности, глубокий политик, опытный в делах, то я по большей части в выигрыше. Из всего изложенного следует, что, не желая открыто вступать в борьбу, когда мне приходит охота быть независимым, я обхожу затруднение окольным путем и потом вынуждаю упрямого министра смириться перед свершившимся фактом. Понимаете, герцог?
– Вполне понимаю, ваше величество.
– Так я приступлю к дальнейшему: мой брак с доньей Христианой – один из моих приступов независимости, о которых я только что упоминал.
– То есть ваше величество желает обойти затруднение?
– Именно, и вот средство, которое я придумал, оно очень простое и непременно будет иметь успех.
– Я слушаю, ваше величество.
– Я сочетаюсь с доньей Христианой тайным браком.
– Тайным браком?
– Как только у меня родится сын, брак будет обнародован и мой сын объявлен наследником престола. Как и всегда, герцог Оливарес побесится, так как у него на уме другой брак, если не ошибаюсь, но должен будет покориться; только нам надо спешить, чтобы искусные шпионы не успели предупредить его.
– Но тайный брак, ваше величество!..
– Все знаю, но другого выхода нет. К тому же это вопрос года, не больше. Кроме того, хотя и не признанная официально, донья Христиана будет пользоваться своим званием при дворе.
– Если дело должно произойти таким образом, я предпочел бы, чтобы дочь моя оставалась у меня в доме: на нее меньше будут обращены взгляды.
– Вы правы, кузен, так будет лучше. Теперь же я подкреплю обещание своим королевским словом. Согласны вы принять это ручательство?
– Приходится, делать нечего.
– Но вы не скрываете от меня неприятных мыслей?
– Нет, ваше величество, я так же прямодушен, как и вы сами.
– Значит, все идет отлично. Не говорите ничего дамам о нашем разговоре, пока мы не увидимся опять в Мадриде, – я желаю преподнести сюрприз моей пленительной донье Христиане.
– Все будет исполнено по желанию вашего величества… но дозволите ли вы мне обратиться к вам с просьбой?