– Ну уж нет! – возразил испанец, не теряя хладнокровия. – Вот в этом-то мы с вами не сходимся, милостивый государь. Ваше заключение лишено всякой логики.
– Что?! – вскричал Монбар, удивляясь внезапной перемене в тоне испанца.
– Я сказал, что ваше заключение нелогично.
– Неужели?
– Я докажу это, – продолжал испанец. – Теперь ваша очередь выслушать меня.
– Хорошо, надо быть сострадательным к тому, кто скоро умрет.
– Вы очень добры, но, слава богу, до этого еще далеко. От стакана до губ большое расстояние, гласит мудрая пословица моей родины.
– Продолжайте, – сказал флибустьер с нетерпением.
Испанец даже не дрогнул.
– Для меня очевидно, милостивый государь, что вы желаете предложить мне какое-то условие.
– Я?
– Конечно. Вот почему, узнав во мне шпиона – а должен сознаться, что я действительно шпион, вы видите, я с вами предельно откровенен, – для вас ничего не могло быть легче, чем приказать повесить меня на первом же дереве без всякого суда.
– Да, и я это сейчас сделаю.
– Нет, вы не сделаете этого, и вот почему: вы думаете, по причинам, мне неизвестным, – я не хочу обижать вас предположением, будто вы почувствовали ко мне сострадание, когда мои соотечественники так справедливо называют вас Губителем, – вы думаете, повторяю, что я могу быть вам полезен для успеха вашего плана, и, следовательно, вместо того, чтобы велеть меня повесить, как вы сделали бы это при всяких других обстоятельствах, вы пришли прямо сюда, чтобы поговорить со мной с глазу на глаз. Ну же! Я сам этого желаю. Говорите, я вас слушаю. В чем заключается ваше дело?
Произнеся эти слова с самым непринужденным видом, дон Антонио откинулся на спинку стула, вертя в пальцах сигару. С минуту флибустьер смотрел на него с нескрываемым удивлением, потом, расхохотавшись, сказал:
– Ну хорошо. По крайней мере, между нами не будет недосказанности. Да, вы угадали, я хочу сделать вам предложение.
– Об этом нетрудно было догадаться. Так в чем оно состоит?
– Боже мой! Все очень просто. Вам только надо переменить вашу роль.
– Очень хорошо. Я вас понимаю. То есть вместо того, чтобы изменять вам в пользу Испании, я буду изменять Испании в вашу пользу.
– Видите, как все легко.
– Действительно легко, но чертовски опасно. Положим даже, что я соглашусь, но какая мне будет от этого польза?
– Во-первых, вас не повесят.
– Быть повешенным, утопленным или расстрелянным – почти одно и то же. Я желал бы выгоды посущественнее и поочевиднее.
– Черт побери! Вы привередливы! Разве спасти себя от петли ничего не значит?
– В ситуации, когда нечего терять, смерть скорее благодеяние, чем бедствие.
– Да вы, оказывается, философ!
– Нет, черт побери! Я просто отчаянный человек.
– Это часто одно и то же. Но вернемся к нашему делу.
– Да, вернемся.
– Я предлагаю вам свою долю добычи с первого корабля, который я захвачу. Вы согласны?
– Это уже лучше. К несчастью, корабль, о котором вы мне говорите, похож на журавля в небе. Я предпочел бы что-нибудь посущественнее.
– Вижу, что мне придется уступить. Служите мне хорошенько, и я награжу вас так щедро, как не смог бы и сам испанский король.
– Решено, я рискну. Теперь скажите мне, каких услуг вы требуете от меня?
– Я хочу, чтобы вы помогли мне захватить врасплох Черепаший остров, на котором вы долго жили и с которым вы, кажется, сохранили связи.
– Прежде всего позвольте одно замечание.
– Какое?
– Я не могу ручаться за успех этого смелого предприятия.
– Это замечание справедливо, но будьте спокойны: чем лучше будет защищен остров, тем лучше он будет атакован.
– Предположим… Но что дальше?
– Это я вам скажу после, когда придет время, сеньор, а теперь мы должны заняться другими делами.
– Как вам угодно.
– Как я уже имел честь сказать вам вначале, я знаю, что вы человек хитрый и скользкий. Способный обвести вокруг пальца кого угодно. Так как я хочу избежать этого, сделайте одолжение, отправляйтесь сейчас же на мой люгер.
– Пленником? – с досадой осведомился испанец.
– Нет, не пленником, любезный дон Антонио, а как заложник, с которым будут обращаться, исходя из соображений безопасности.
– Но слово дворянина…
– Годится между дворянами, это правда, но с негодяями, как вы нас называете, оно, по-моему, не имеет никакого смысла. Даже вы, испанский идальго, считаете для себя возможным нарушать ваше слово без малейшего зазрения совести, когда вас побуждают к этому выгоды.
Дон Антонио потупил голову и ничего не ответил. В душе он был согласен со словами флибустьера, но показать этого никак не хотел. Монбар с минуту наслаждался смущением испанца, потом три раза ударил по столу рукояткой ножа. Немедленно вошел работник.
– Я слушаю, Монбар.
– Скажи мне, мой храбрый товарищ, – обратился к нему авантюрист, – не видел ли ты краснокожего кариба, не бродит ли он вокруг этого дома?
– Монбар, краснокожий кариб спрашивал меня несколько минут назад, здесь ли вы. Я ответил утвердительно, но не хотел нарушать ваш приказ и не впустил его, несмотря на его просьбу.