Инго и Инграбан

– Ты не привычен к трудным дорогам, Готфрид, – с участием сказал старший. – Неохотно я взял тебя в пустынную страну и недоволен теперь, что уступил твоим просьбам.

– Но я счастлив, отче, – с веселой улыбкой возразил юноша, – что могу сопутствовать тебе недостойным слугой.

– Юношам всегда приятны странствования, – сказал всадник. – Посмотри на нашего проводника: это могучее дикое дерево, ждущее только прививки.

– Не ласков он с нами.

– Если он неприветлив, то почему он должен оказаться нечестным? Он поклялся Гильдегарде и мне в целости и сохранности провести нас за горы, да и не выглядит он плутом. Но если бы он и оказался таковым, то и в этой глуши нашелся бы кое-кто посильнее него.

И путник наклонил голову.

– Посмотри, он нашел нечто, не позволяющее ему продолжать путь.

Осанка проводника изменилась; выпрямившись, сидел он на коне, приподняв копье, как бы готовясь к нападению.

Незнакомец подъехал к проводнику.

– Имя тебе – Инграм, как я слышал?

– Я Инграбан, туринг, – надменно ответил проводник, – а вот это Ворон, мой конь.

Он потрепал по шее благородное животное, черное как и его крылатый тезка, и под рукой всадника конь заржал и поднял голову.

– Я вижу, что знакомы тебе пути и вдали от родины.

– Часто ездил я гонцом моих соотечественников к графу франков, за Майн.

– Значит, Гильдегарда, вдова графа, издавна благосклонна к тебе?

– Я сражался в дружине ее мужа, когда его убили венды. Гильдегарда женщина добрая, к тому же она печется о моем больном оруженосце.

– Я встретил тебя у одра больного и очень рад, что нашел столь надежного проводника. Что препятствует тебе ехать?

Проводник указал на следы на песке.

– Здесь пронесся целый табун коней, – сказал незнакомец, взглянув на следы.

– Больше трех всадников, и при встрече с ними враждебен будет их привет, – ответил проводник.

– Откуда ты знаешь, что это враги?

– Разве в твоей стране путник ждет ласкового привета в глухомани? – спросил проводник. – Проехавшие здесь были воины; они говорят на чужом языке и принадлежат к племени вендов, что на реке Заале, называемой так сорбами. Далеко рыскают они на конях своих за охотничьей добычей и за стадами скота. Да вот их знак, – и проводник тронул копьем короткую камышовую стрелу с каменным наконечником. – Они пересекли нашу дорогу вслед за последним дождем.

– И ты надеешься провести нас за горы тайно от чужеземцев?

– Было бы у вас мужество, а добрая воля у меня есть. На лесистых холмах мне известна не одна тропа, которой избегают их отряды; советую вам, однако, хранить молчание и держаться неподалеку от моего коня.

Незнакомцы осторожно двинулись вслед за проводником.

Тропинка то спускалась в тихую лесистую долину, то пролегала по болотистой почве и руслу ручья, то снова, на другой стороне, поднималась в лес. Среди высокоствольных буков путники ехали спокойнее по мшистой почве, позолоченной косыми лучами солнца. Но тропинка снова ушла в глубокую долину, и на опушке леса проводник остановился.

– Это долина Идисы, – склонив голову, сказал он, – а вот там течет Идисбах, по направлению к Майну.

Он поехал высокой луговой травой по направлению к броду; переправившись, они свернули на север, вдоль цепи холмов. Пустынно и безлюдно лежала цветущая долина. Порой путники ехали заброшенными пахотными полями; еще видны были борозды, но терновник и колючий дрок стояли на них плотной стеной, так что кони с трудом пробирались через нее. Незнакомец с сожалением глядел на заглохшие пашни.

– Здесь трудились некогда прилежные руки, – сказал он.

– С незапамятных времен пустынны места эти, – равнодушно ответил проводник.

Немного подальше он указал на одно возвышение, сказав:

– И здесь стоял двор, но венды сожгли его, когда я был еще ребенком, и двадцать уже лет растут здесь дикие травы. Если тебя занимают разоренные дворы, то здесь ты их встретишь очень много. За ручьем некогда селились авары, народ со смуглой кожей и раскосыми глазами; у них, по рассказам стариков, были заплетены вокруг голов косы – это могущественное восточное племя, но только они очень свирепые. По той стороне – так гласит предание – находилось множество дворов в священном лесу, состоящем из деревьев, которые мы называем кленами; и теперь еще уцелели некоторые из старых пней, но дворы сожжены аварами, и на месте их – пустошь. Но было это давно: везде, где видишь ты теперь терновники и репейник, некогда были постройки; иные разорены во времена наших предков, иные – на памяти живущих, но некоторые кое-где еще уцелели.

Так как незнакомец молчал, то проводник, указав на небо, подернутое заревом вечерней зари, узкой тропинкой поднялся из долины в гору. Кони путников с трудом поднялись густым лесом на возвышение, которое представляло из себя голое от деревьев пространство, заросшее приземистым кустарником и дикими цветами. Только одинокий ясень могуче возвышался веди кустов. Взоры всадников устремились поверх холмов: на юг – до самого Майна, на север – над сизыми горами турингов, а прямо – над широкой долиной, опоясанной цепью высоко вознесшихся холмов. За ними тянулось нагорье, отделенное от близких вершин земляными насыпями и рытвинами, подобными старым валам и рвам. Проводник соскочил с коня и, низко поклонившись ясеню, подошел к обрыву, при этом внимательно вглядываясь в глубь лесной опушки. И снова повернувшись к ясеню, он благоговейно сказал:

– Это гора Идисы, а это священное дерево высокой жены судеб. Место это дает защиту против злых духов, и потому я привел вас сюда.

– Ты оказался сведущим проводником, – ответил незнакомец, осматривая удобное становище, и сойдя с коня, сам отвязал от седла кожаные мешки. – Ты наверное знаешь поблизости какой-нибудь источник.

Проводник взял поводья коней.

– Прикажи твоему юноше нести фляги и помочь мне установить плетень, – сказал он и повел коней по склону шагов на сто вниз, к месту, где из обросшего мхом каменного желоба струился в долину источник. Там он привязал к деревянным кольям коней, чтобы они паслись, взял тяжелый топор и сделал знак юноше следовать за ним в лес.

Оставшись один на вершине горы, незнакомец, с молитвой, нагнув голову, обошел вокруг ясеня, как человек, умеющий толковать знамения природы, тщательно осмотрел местность и ударил ногой под сучковатый корень, высоко торчащий из земли; найдя достаточно рыхлую почву, он воткнул в нее рукоятку топора и с трудом вытащил камень, над которым росли корни. Отростки их проникли в отверстие камня и раскололи его. С изумлением посмотрел путник на одно правильно сделанное отверстие, затем благоговейно взял кожаный мешок и положил его на место камня, причем на лице странника промелькнула улыбка.

– Если в дереве этом водится нечистый, то несдобровать ему от тайного клада.

Еще раз пытливо взглянув на неровную местность и растущую на ней сочную зелень, он вынул маленькую книгу, сел так, чтобы лучи вечерней зари падали на нее, отстегнул застежки и стал читать по пергаменту. Он слышал стук колотушки и видел, что проводник намеревается устроить на ночь ограду подальше, внизу.

– Сюда, Инграм! – повелительно закричал незнакомец.

Но проводник покачал головой и продолжал стучать. Тогда незнакомец приблизился к нему и приказал:

– Принеси колья наверх, мы заночуем под деревом.

– Никогда! – решительно ответил проводник.

– Но почему, если на то моя воля?

– Разве ты хочешь, чтобы свет огня выдал чуждым лазутчикам место твоей стоянки?

– Ночь тепла, мы легко обойдемся без огня, а воин, подобный тебе, может перебиться и без печи.

Неподвижно стоял Инграм, мрачно глядя на незнакомца.

– Кто бы ты ни был, – продолжал тот, – но за хорошее вознаграждение ты взял по отношению ко мне определенные обязательства, и в этой поездке я господин твой. Если же ты не хочешь исполнять мою волю, то иди своим путем, а я и без тебя найду дорогу.

– Неохотно служу я тебе, – запальчиво возразил проводник, – и только по настоянию женщины, сделавшей мне добро. Когда же освобожусь от данного слова, то скорее буду твоим врагом – если ты умеешь владеть мечом – чем другом: да будет это известно тебе, незнакомец. Не мне страшиться этого дерева, а тебе; оно известно повсюду, и с незапамятных времен вокруг него витают верховные силы, враждебные тебе, но никак не мне.