Оценить:
 Рейтинг: 0

Инго и Инграбан

Год написания книги
1872
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 55 >>
На страницу:
9 из 55
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Певец, охотно сохранивший бы у себя великолепный дар королевы, ответил:

– Чего желает глаз господина, то не на пользу слуге; но подумай, что вещь, на которой лежит печаль и зависть утратившего ее, будет на пагубу сокровищнице царской.

– Об этом не беспокойся, – ласково ответил король, – ничего со мной от этого не станется.

– Но если узнает королева, что я так мало почтил ее подарок, то по справедливости она разгневается на меня, – сказал певец.

– Поверь мне, ей едва ли известно, что это было: золото или медь, – продолжал король. – Когда осенью лесные обитатели пришлют мне коней, ты выберешь себе самого доброго, круглокопытого, а прислужник мой даст тебе нарядную одежду. Это украсит тебя перед народом лучше, чем круглая жестянка. Я желаю тебе добра, Фолькмар, и опасаюсь за тебя по причине моих завистливых ратников.

– Непристойные слова слышал я сегодня у очага королевского, – ответил оскорбленный певец.

– Да не сокрушат они тебя, – настаивал король. – Правда, дика порою речь моя, и с трудом я сдерживаю буйство слов, но искусство короля как раз и состоит в умении пользоваться ими сообразно со свойствами каждого мужа. Ради золота и теплого угла они, быстрые гонцы королевские, готовы на все, и не спрашивают они, дело ли это крови или нет. Можно ли королю править народом без таких слуг? Заносчив дух мужей, каждый хочет действовать по своему усмотрению, каждый упорно стоит на своем праве и ищет мести, но никто не покоряется чужой воле. Каждый хочет битв и ран для собственной славы и слишком уж спешат все вознестись в жилище богов. Я и сам в конце концов потребую места в чертогах богов, но теперь мне хотелось бы видеть на земле покорные выи. Если я вынужден спроваживать со света опасных людей, то только немногих, но сохранить прочих в их наследиях – в этом состоит моя польза и слава. Подумай об этом, Фолькмар, потому что человек ты разумный. Непокорен народ и надменно его сердце; но король обязан заботиться обо всем, что полезно стране. Поэтому не брани моих приспешников. Лучше, чтоб они совершали порой дело необходимости, лишь бы только прочие не замышляли насилия друг против друга, и народ турингов не подпал под власть чуждого рода.

Певец молчал, но король лукаво продолжал:

– Вино сделало меня откровенным, и я говорю с тобой как с другом. Скажи так, как сказал бы ты брату своему – каков чужеземец? Я охотно доверился бы ему, но происходит он от заносчивого рода, похваляющегося, будто на брачном ложе одной из прародительниц его покоился некогда бог. Мало пользы на земле от этого исчадия: почернела кровь его, словно старый мед в засмоленных сосудах. Они только производят в народе тяжкие смуты, кривляются, точно родичи бога войны, а на участь других смотрят как на мякину, которую они отдаляют от себя дуновением своим. Таков ли чужеземец?

– Мне кажется, весел он духом и беспечален, но тяжкая участь лежит на нем, – ответил Фолькмар.

– Каков он за чашей? – спросил король. – Люблю я краснощеких юношей, которым вино развязывает языки!

– И на словах, и за чашей он сумеет ответить за себя.

– В таком случае он желанный гость за моим столом! – воскликнул король, ударяя кружкой об стол. – Избираю тебя моим доверенным посланцем; доставь чужеземца из-под сени лесов в мой замок, приведи его пред очи мои.

Фолькмар поднялся и теперь размышлял стоя.

– Вести твои я объявлю ему. Но чтобы он был уверен в сердечном благоволении повелителя моего, прошу тебя, чтобы королева, король и его ратники обещали чужеземцу верную стражу ко двору и со двора.

– Что взбрело тебе на ум, певец? – с неудовольствием спросил король. – Каким образом могу я дать обет чужому человеку, мысли которого мне неизвестны?

– Однако ж ты хочешь, чтобы он дался тебе в руки. Легко потребовать клятву от одинокого. Мой повелитель счел бы чужеземца глупцом, если бы он появился среди ратников, не получив мира.

– Что за нужда королю назначать проходимца для такого посольства?! – вскричал тут Вольфганг. – Пусть он пошлет нас, и мы доставим чужеземца или на его собственных ногах, или на нашем щите. Давно уже хочется побывать нам в селениях спесивых мужиков.

– Молчать! – приказал король. – Когда я веду дело с моими полесовщиками, то не нуждаюсь в вашем грубом языке. Фолькмар будет послом нашим, потому что теперь – пора ласковых слов, но в пору суровых дел я кликну вас. Итак, ты полагаешь, что он не будет настолько глуп? – снова спросил он у певца, причем из водянистых глаз короля сверкнул огненный взгляд, точно молния из облаков. Но в следующий миг король поборол себя и уже ласково продолжил:

– Так и быть, все обещаю ему. А вы там – молчать! – возвысил он голос, перекрывая шум своих ратников. – Пойдите сюда и поклянитесь миром Инго, сыну Ингберта, ко двору, во дворе и от двора.

Ратники послушно поклялись.

– А теперь, певец, – грозно сказал король, – кладу тебе на душу: немедленно приведи его.

– Но я только твой посланец, а принудить его не могу.

– Подумай о собственном благе, Фолькмар, – раздраженно сказал король, поднимая вверх руку. – Прискорбно было бы для тебя обходить стороной родину отцов твоих.

– Я буду держать себя как верный посол, – важно ответил певец.

– Вот и хорошо, Фолькмар, – поднимаясь, закончил успокоившийся король. – Конец бражничанью, вставайте! А ты, Фолькмар, будь мне сегодня вместо прислужника. Проводи меня.

Король тяжело оперся о плечо Фолькмара и отправился с ним в спальную королевы. По дороге он шутливо шепнул певцу на ухо:

– А где же, плутишка, чаша?

Фолькмар открыл кошель, висевший у него на поясе, и отдал королю золотой сосуд.

– Положи его ко мне в платье, – сказал король, – а ради тебя я уж постараюсь, чтобы Гизела не заметила чашу.

На следующее утро певец покинул замок. Недоверчиво посмотрев вслед своему посланцу, король подумал: «Едва ли лесные лисицы отпустят чужеземца в мой замок. Но если они откажут мне в моем требовании, то я буду в праве пойти на них ратью, сбить с них мужицкую спесь и положить конец их свободному союзу. Но тогда они выберут предводителем Инго; мне кажется, человек он мужественный, и не миновать тогда жестокого боя между дровяными поленьями и лесными грибами. Чем кончится это – никому не известно, но нет у меня охоты, чтобы мое тело служило подножием, при помощи которого другой поднялся бы на королевский трон».

Угрюмо пил он свой мед, таясь даже от королевы, которая порой пытливо посматривала на него своими большими глазами и разгадывала его мысли, хотя он их и старательно прятал.

День проходил за днем, но Инго не являлся. Вдруг однажды вечером в дверь постучал Зинтрам, дядя Теодульфа. Король принял его с распростертыми объятьями, долго наедине беседовал о ним; и Гизела подметила, как король уверял Зинтрама, пожимая ему руку:

– Твоя польза и моя должны вместе рыскать по лесу, что два волка.

Но когда витязь Зинтрам удалялся, то и ему вслед с неудовольствием посмотрел король, обозвав его косоглазой лисой.

5. В лесах

На княжеском дворе и в деревне скрипели телеги с зерном;. забыв в трудовой суете о воинской гордости, ратники помогали слугам, с набожными кликами связывали жнецы последний сноп для своего великого бога и с плясками несли они венок из колосьев в дом князя; босые деревенские ребятишки, подобно дроздам, щебетали на опушке леса и собирали ягоды и орехи в широкие кузова из древесной коры. Каждый старательно собирал плоды, даруемые богиней полей оседлому человеку. Стоя подле хозяина, Инго смотрел на мирные занятия, которые он видывал прежде только сверху, с седла боевого коня; с неудовольствием слушал он, когда хозяин, словно простой землепашец, жаловался, что волки покалечили молодой скот, но нередко и весело улыбался Инго при виде Ирмгарды, распоряжавшейся работами служанок. У него и девушки бились от радости сердца, когда на дворе или в поле они обменивались порой учтивым приветом или ласковым словом, потому что строг был обычай в доме: мужчины жили особняком, и с того времени, как Инго дал клятву гостя, он опасался дерзким сближением нарушить спокойствие дома. Все ласково относились к нему за исключением княгини, взор которой омрачался, когда она глядела вслед Инго. Ее оскорблял горделивый дух Инго, который, наперекор ее совету в воинских играх одержал верх над ее другом, а также то, что ее желание держать витязя в положении захожего проходимца, уничтожено песней Фолькмара. Да и другое тяготило ее. Она избрала своего родственника, Теодульфа, будущим супругом для своей дочери, и давно уже ее род и князь Ансвальд порешили это. А теперь она подозрительно следила за дочерью и гостем.

Однажды на лугу появился странствующий фигляр с коробкой и стал он играть на волынке перед двором князя до тех пор, пока не сбежались деревенские жители: из ворот повыходили даже ратники и челядинцы княжеские. Образовался круг, и фигляр на ломаном языке начал рассказ о том, что у него в коробке спрятан римский витязь, и если мужи и прекрасные жены будут к нему милостивы, то готов он показать им своего героя. Он постучал по коробке, крышка приподнялась, и крошечное, отвратительное чудовище, лицом похожее на человека, в римском шлеме, выставило голову и стало кривляться. Многие отступили назад, но более отважные рассмеялись такому диву. Фигляр открыл коробку, и из нее выпрыгнула обезьяна, одетая, словно римский воин, в панцирь. Она засеменила тощими ножками по траве, перекувырнулась в воздухе и начала плясать. Сначала земледельцы только дивились, но потом раздались громкий хохот и одобрительные крики, так что Гильдебранд побежал к князю и сказал ему:

– Перед воротами пляшет скоморох с маленьким диким человечком, которого называют обезьяной.

Князь с Инго и женщинами вышел во двор и стал любоваться забавными прыжками обезьяны, которая наконец стащила с головы свой шлем и побежала кругами, а скоморох закричал:

– Подайте, витязи, моему римскому воину, что имеется у вас в кошельках из римских монет, крупных и мелких; чем славнее витязь, тем крупнее деньги! А у кого ничего нет, тот клади в коробку яиц и колбас!

Все рассмеялись, причем одни схватились за свои кошельки, а другие поприносили со дворов то, что могло служить страннику пищей в дороге. Незнакомец подошел и к господам; князь и Теодульф достали из карманов римскую медь, и Фрида услышала, что, указывая скомороху на Инго Теодульф сказал:

– Вот он, первейший из витязей, подаст тебе самый богатый дар.

Человек с обезьяной приблизился к Инго. Опасаясь, найдут ли что-нибудь для подачки витязь и его прислужник Вольф, Фрида, во избежание унижения, быстро сняла маленькую серебряную пряжку, дар княжеской дочери, и выступив вперед, сказала:

– Витязь этот, которому прыжки римлян известны лучше, чем тебе, готов подать, если ответишь ты на один вопрос: в каком платье ходит твое чудовище, когда ты выпрашиваешь подаяние у римлян?

Скоморох взял серебро, робко взглянул на Инго и ответил:

– Знаю я, что груб и лукав привет вандалов. А тебе скажу: кто хочет пляской понравиться римлянам, тот должен плясать нагишом. Советую тебе делать то, что делает там моя обезьяна.

– А я думаю, что твой пляшущий кот точно так же среди чужих позорит воинов моего народа, как чужих – у нас.

Мужчины кивнули головами и, улыбаясь, отвернулись от фигляра. Но Инго подошел к нему и спросил:

– Откуда ты знаешь, что я вандал?
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 55 >>
На страницу:
9 из 55