Психология социализма

Эта самобытность формы и мысли сказывается даже в ученых трудах, где менее всего можно было бы ее ожидать. Сравните, например, книги по физике Тиндаля. Тэта, лорда Кельвина и т. д. с подобными же книгами французских профессоров. Оригинальность, выразительная и захватывающая образность изложения встречаются на каждой странице, тогда как холодные и безупречные книги наших профессоров написаны по одному шаблону. Прочитав одну, можно и не заглядывать в другие. Их цель – отнюдь не наука сама по себе, а подготовка к известному экзамену, что, впрочем, всегда заботливо и указывается на обложке.

Одним словом, англичанин старается воспитать из своих сыновей людей, вооруженных для жизни, способных жить и действовать самостоятельно, обходиться без постоянной опеки, от которой не могут избавиться люди латинской расы. Такое воспитание прежде всего дает человеку self-control,[39 - Самоконтроль (англ.).] умение управлять собой, – то, что я называл внутренней дисциплиной, и что составляет национальную добродетель англичан, которая едва ли не одна уже могла бы обеспечить процветание и величие нации.

Так как эти принципы вытекают из чувств, совокупность которых образует английский дух, мы, естественно, должны встречать их во всех странах, заселенных английской расой, особенно в Америке. Вот как свидетельствует о том рассудительный наблюдатель де Шасселу-Лоба:

«Взгляд американцев на общественное значение обучения юношества составляет еще одну из причин устойчивости американских учреждений: при определенном минимуме знаний, который они считают нужным сообщать детям в первоначальных школах, американцы считают, что главную цель педагогов должно представлять общее воспитание, а не обучение. Воспитание физическое, нравственное и умственное, т. е. развитие энергии и выносливости тела, умай характера, составляет, по их мнению, для каждого человека важнейший залог успеха. Несомненно, что работоспособность, стремление к непременному успеху и привычка к неустанному повторению усилий в принятом направлении – неоценимые силы, так как они могут прилагаться в любой момент и во всякой деятельности; запас же сведений, напротив, должен меняться сообразно с занимаемым положением и избираемой деятельностью».

Подготавливать людей к жизни, а не к добыванию дипломов – идеал американцев. Развивать инициативу и силу боли, приучать обходиться своим умом – вот результаты такого воспитания. Эти идеи, очевидно, очень далеки от идей латинской расы. По мере дальнейшего нашего исследования разница между ними будет выясняться все более и более.

§ 2. СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ АНГЛОСАКСОНСКИХ РАБОЧИХ.

В Англии социалисты набираются не в зажиточных классах, а среди рабочих. Поэтому мы должны перейти от предшествующих общих замечаний к исследованию источников обучения и воспитания англосаксонского рабочего и к вопросу об образовании его социальных понятий.

Обучение и воспитание его мало отличаются от тех, какие имеют место в буржуазных слоях. И то и другое достигается более практическим путем, непосредственно на деле, а совсем не с помощью только книг. Потому-то в Англии и не может существовать между классами глубокой пропасти, создаваемой у латинских народов разными дипломами и конкурсами. Во Франции можно еще иногда встретить фабричного или рудничного рабочего, превратившегося в хозяина, но не встретишь ни одного, приобретшего степень инженера, так как для получения ее надо сначала пройти через школу и получить диплом, который дается только тем, кто поступил в школу ранее 20-летнего возраста. Английский рабочий, если он обладает достаточными способностями, делается мастером, потом – инженером, и другого пути для достижения этого звания не существует.[40 - Молодой англичанин из богатой семьи, желающий быть инженером, не проработав и качестве обыкновенного оплачиваемого рабочего, не имеет другого пути, как поступить на 2 или на 3 года на большую фабрику, очень дорого оплачивая свое обучение. Хорошо устроенные заводы берут за это обыкновенно 2500 франков в год. Ценные результаты, достигаемые такой системой практического обучения, совсем не те, что во Франции. Во главе всех наиболее важных технических работ в мире в настоящее время стоят английские инженеры.] Ничто не может быть более демократично. При таком порядке не могут пропадать в народе хорошие силы, а главное – не может быть неудачников. Никто и не думает презирать ручной труд, столь ненавистный и чуждый французским бакалаврам и обладателям дипломов, потому что этот труд для всех классов народа признается необходимой переходной ступенью.

Рассмотрев источники технического обучения английского рабочего, посмотрим, на чем основано теоретическое его образование, столь необходимое, если оно следует за практикой дела или сопровождает ее, но не предшествует ей. Так как начальная школа дала ему только самые первоначальные сведения, то он сам чувствует потребность дополнить их, и в этих дополнительных занятиях он сознает пользу и предается им со всей присущей англосаксонской расе энергией. Он легко приобретает это дополнительное образование на вечерних курсах, созданных всюду частной инициативой и имеющих всегда прямое отношение к тому, чему слушатели учатся на практике в мастерских и в рудниках. Таким образом, они всегда имеют возможность проверять пользу того, чему обучаются.

К этому источнику практического обучения присоединяются основанные всюду народные библиотеки, а также газеты. С последними нельзя и сравнивать французскую газету, столь легковесную, что она не нашла бы по ту сторону Ла-Манша ни одного читателя: английская газета обыкновенно бывает богата точными сведениями всякого рода. Журналы, посвященные изобретениям в области механики, например, «Engineering», имеют своих читателей преимущественно в среде рабочих. Листки, наиболее распространенные по маленьким местечкам и селам, переполнены сведениями по экономическим и промышленным вопросам, возникающим во всех странах. Де Рузье говорит, что из разговоров с английскими фабричными он вынес заключение, что «они гораздо лучше осведомлены о всем происходящем на земном шаре, чем значительное большинство французов, получивших так называемое либеральное образование». Он передает свою беседу с одним из рабочих по вопросам о двоякой валюте, о действии тарифа Мак-Кинли[41 - Уильям Мак-Кинли, 25-й президент США, был инициатором закона о повышении таможенного тарифа (1890 г.).] и т. д. Со стороны рабочего не было изысканных фраз, но высказанные им замечания были практичны и верны.

Вот каково теоретическое образование. Но каким путем рабочий приобретает сверх того те общие экономические познания, которые изощряют суждение и позволяют ему вести свои дела? Очень просто: участвуя в управлении теми предприятиями, которые его интересуют, вместо того, чтобы предоставлять ведение их дел государству или одному хозяину. Самые незначительные рабочие центры имеют общества – кооперативные, взаимопомощи, взаимного страхования и т. п., управляемые исключительно рабочими. Таким образом, рабочие постоянно соприкасаются с действительными условиями жизни и быстро учатся избегать столкновений с невыполнимыми и фантастическими желаниями.

«Посредством множества этих автономно управляемых кооперативных обществ, рабочих союзов (trades-unions), обществ воздержания, взаимопомощи и т. п. Великобритания, – пишет де Рузье, – готовит поколения способных граждан и становится, таким образом, в положение, при котором без насильственных переворотов могут совершаться политические преобразования». Для доказательства практических способностей, приобретаемых таким образом рабочими, де Рузье замечает, что в Англии только в течение одного года 70 рабочих были выбраны в мировые судьи, из них 12 попало в парламент и один сделался помощником государственного секретаря. Капитал, вложенный рабочими в кассы рабочих союзов, частных обществ, в сберегательные кассы и т. п., достигает 8 миллиардов франков.

Легко доказать, что все эти качества английского рабочего – исключительно результат характера расы, а не влияний окружающей среды и обстановки, так как рабочие других рас, в той же среде и при совершенно тех же условиях, не обнаруживают только что описанных качеств. Таковы, например, ирландские рабочие в английских мастерских. Де Рузье и многие другие свидетельствуют о низком уровне способностей ирландского рабочего, что также замечено и в Америке: «Ирландцы не обнаруживают стремления к улучшению своего положения и считают себя удовлетворенными как только находят средства к пропитанию». В Америке их, как и итальянцев, можно встретить почти только среди нищих, политиканов, каменщиков, прислуги или тряпичников.

Отлично понимающий экономические необходимости английский рабочий прекрасно умеет отстаивать свои интересы перед хозяином предприятия, не отказываясь при случае от стачки; но он не завидует состоянию хозяина и не ненавидит его уже потому, что не считает его по природе и происхождению отличающимся от себя. Ему прекрасно известен доход хозяина, а, следовательно, и то, сколько он может ему платить. Английский рабочий не решится пойти на стачку зря, без предварительного зрелого и обстоятельного рассмотрения и убеждения в том, что различие между прибылью на капитал и заработной платой действительно сделалось несоразмерно большим. «Нельзя, – говорят рабочие, – слишком притеснять хозяина по двум причинам: притеснять его – значит разорять, а раз он разорен, то он уже не хозяин». Столь дорогой нашим социалистам принцип вмешательства государства в регулировку отношений между хозяевами и рабочими английскому рабочему вполне антипатичен. Он считает безнравственным и бессмысленным просить у правительства пенсию при отставке. Еще Тэн в своих письмах об Англии[42 - Тэн И. «Очерки современной Англии» (СПб, 1872).] отметил это отвращение английских рабочих к правительственному покровительству и противопоставлял это характерное свойство постоянному взыванию французских рабочих к государству.

Совершенно так же, как и на материке, английский рабочий бывает жертвой экономических переворотов и вызываемых ими промышленных кризисов, но он слишком хорошо понимает требования необходимости и обладает такой деловитостью, что не способен делать ответственным своего хозяина за такие случайности. Он презирает обычное в латинской расе празднословие по адресу эксплуататоров и ненавистного капитала. Он отлично знает, что рабочий вопрос не ограничивается только столкновениями между капиталом и трудом, и что капитал и труд подчинены фактору огромной силы – потребителю. Поэтому английский рабочий готов перенести приостановку работ или уменьшение заработной платы, если считает это неизбежным. Благодаря своей предприимчивости и своему воспитанию, он сумеет при необходимости даже и переменить свое ремесло на другое. Де Рузье указывает на каменщиков, уезжающих ежегодно на 6 месяцев в Америку для заработка. Другие рабочие, видя свое разорение вследствие ввоза шерсти из Австралии, послали своих делегатов туда для изучения дела на месте. Там, в колониях они стали скупать шерсть, установили новый вид торговли и тем быстро изменили условия существования в своей местности.

Такая энергия, такая предприимчивость и такие способности рабочих показались бы в латинских странах совершенно необыкновенными. Стоит только переплыть океан, чтобы найти эти качества рабочих англосаксонской расы в Америке развитыми еще в большей степени.[43 - Во всем, что касается крупной механической промышленности, превосходство американских рабочих в настоящее время почти не оспаривается. Несмотря на огромную стоимость перевозки, американские машины и особенно паровозы все более и более распространяются в Европе. Вот как недавно выражался одни английский инженер в «Revue scientifique»: «Американские паровозы можно изготовить при меньшей стоимости на единицу веса металла, чем в Европе, несмотря на то, что заработная плата в Америке значительно выше. Это коренное различие объясняется, впрочем, характерными качествами американского рабочего и, вероятно, более широким использованием приемов механической обработки».] Это там более, чем где-либо, никогда нельзя рассчитывать на покровительство государства. В уме американца не может даже зародиться мысль просить устроить за счет государства железную дорогу, порт, университет и т. п. Одной частной инициативы достаточно для всего этого. Особенно в устройстве железных дорог, покрывающих огромной сетью путей великую республику, частная инициатива показала свою удивительную мощь. Ни в каких других предприятиях не обнаруживается лучше пропасть между духом латинским и англосаксонским в отношении независимости и предприимчивости.

Железнодорожная промышленность считается в Америке наравне со всякой другой. Созданная частными обществами, она держится только тогда, когда дает прибыль. Никому и в голову не придет, чтобы акционеры в случае малой доходности предприятия могли быть вознаграждаемы правительством, как во Франции.[44 - Все железнодорожные компании во Франции, кроме одной, вынуждены прибегать к гарантии прибыльности дорог. Государству приходится платить их акционерам огромные суммы, сильно обременяющие бюджет.] Самые длинные рельсовые пути из существующих ныне сначала всегда устраивались на небольших протяжениях для ограничения риска и удлинялись постепенно, не иначе как в зависимости от достигнутого успеха. Этим простым средством американские железные дороги достигли такого большого протяжения, какого нет ни у одной из европейских наций, несмотря на поддержку их правительств. И притом эта огромная железнодорожная сеть управляется самой простой административной организацией, состоящей из очень малого числа начальников службы, заинтересованных в деле и ответственных.

«Рассмотрим, – пишет Л. Дюбуа, – простую, точную и быструю работу административной машины. Контор не существует; нет безответственных служащих, изготовляющих рапорты, которые начальники подписывают, не читая. Девиз такой: всякий сам за себя. Работа сообразно существу дела распределена и децентрализована; на всех ступенях службы, от верха до низу, всякий имеет свои полномочия, несет личную ответственность и делает все самолично: Это – самая лучшая система для оценки индивидуальных качеств работника. Вспомогательным составом служащих являются только мальчики для посылок и девушки, пишущие на машинах письма, только что записанные ими же стенографически под диктовку. Ни в чем нет замедления: всякое дело должно быть окончено в 24 часа. Все озабочены и завалены своим делом, все – от президента до простого клерка, каждый работает 9 часов в сутки. Кроме того, самые крупные железнодорожные администрации состоят из небольшого числа лиц и занимают небольшие помещения: «Chicago Burlington and Quincy», обслуживающее на западе более 10 тысяч километров рельсового пути, занимает только один этаж своего здания в Чикаго; «Сен-Поль» – то же самое.

Президент компании координирует деятельность всего предприятия. Он – главный начальник по всем отраслям дела; все важные вопросы по каждой отрасли службы доходят до него: ему приходится быть и инженером, и экономистом, и финансистом, и адвокатом в судах по делам компании, и дипломатом в сношениях с законодательными учреждениями; он всегда наготове. Часто президент достигает своего положения, пройдя последовательно все ступени административной службы в той же компании; один из таких президентов начал службу в качестве простого механика в обществе, которым теперь управляет. Все они – люди высокой ценности, хорошо характеризующие высший тип американского дельца, воспитанного и приводимого к общим идеям практической деятельностью».

После всего изложенного легко угадать, как мало шансов на успех могут иметь у англосаксов столь обычные у латинских народов представления о государственном социализме. Ничего нет удивительного, что на конгрессах социалистов сразу проявляется самое глубокое разноречие между рабочими-делегатами англосаксонской и латинской рас. Английская раса обязана своим могуществом развитию частной предприимчивости и ограничению вмешательства государства. Раса эта идет по направлению, противоположному стремлениям социализма, и потому процветает.

Отсюда не следует, конечно, что в Америке и Англии не проповедовались самые худшие формы коллективизма и даже анархия. Уже несколько лет замечается прогресс социализма в Англии; но замечается также, что адепты социализма пополняются там почти исключительно из рабочих плохо оплачиваемых ремесел, практикуемых людьми, наименее способными, т. е. такими неприспособленными, которым далее мы посвящаем целую главу этой книги. Это исключительно они кричат, будучи одни в этом заинтересованы, о национализации земли и капитала и о попечительном вмешательстве государства.

Но социалисты обладают огромной армией приверженцев, особенно в Соединенных Штатах. Эта армия с каждым днем растет и становится все более и более грозной. Она пополняется из возрастающей волны эмигрантов чужой крови, не имеющих средств к существованию, людей без энергии, неприспособленных к условиям существования в своем новом отечестве. Они составляют ныне громадный отброс. Соединенные Штаты предчувствуют уже день, когда придется начать с этой чернью кровавые битвы и предпринять беспощадное ее истребление, которое напомнит, но только в значительно большем размере, уничтожение варварских орд, предпринятое Марием для спасения римской цивилизации от их нашествия. Быть может, только ценой подобных гекатомб[45 - Гекатомбы – огромные жертвы воины, террора, эпидемии и т. д.] и можно будет спасти святое дело независимости человека и прогресса цивилизации, от которого, по-видимому, многие народы готовы отказаться в настоящее время.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПСИХОЛОГИЯ НАРОДОВ ЛАТИНСКОЙ РАСЫ

§ 1. Как определяется истинный политический режим народа. Нужно дойти до самых корней учреждений, чтобы понять, как они зародились. Каким образом за кажущимися учреждениями удается распознать основные принципы управления народом. Учреждения, созданные теоретически, часто являются только позаимствованной вывеской.

§ 2. Умственный склад народов латинской расы. Что должно разуметь под названием «народы латинской расы». Их характерные признаки. Живость ума. Слабость инициативы и воли. Жажда равенства и равнодушие к свободе. Потребность в опеке. Страсть к словам и логике. Противоположность между складом ума англосаксов и латинских народов с точки зрения логики. Следствия. Развитие общительности и слабая солидарность в латинской расе. Качества, которые прежде давали этой расе превосходство, в настоящее время становятся бесполезными. Роль характера и ума в развитии цивилизаций.

§ 1. КАК ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ИСТИННЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ НАРОДА.

Исследование проявлений социализма у англосаксов показало нам, что социалистические теории натолкнулись бы у этих народов на такие характерные особенности расы, при которых развитие этих теорий оказалось бы невозможным. Мы сейчас покажем, что, напротив, у так называемых латинских народов социализм есть следствие предварительной эволюции того режима, которому они бессознательно подчиняются уже давно и требуют только все большего и большего его развития.

Важность этого предмета требует, чтобы изучению его было посвящено несколько глав. Прогрессивный ход некоторых учреждений можно уловить, только проследив его от самых корней. Когда данное учреждение в народе процветает, можно быть вполне уверенным, что расцвет учреждения есть следствие всех предшествующих стадий развития.

Это развитие не всегда заметно, потому что, особенно в настоящее время, учреждения часто представляют собой не более как созданные теоретиками вывески, которые, не соответствуя действительности, не имеют никакой жизненности. Изучать учреждения и государственное устройство лишь по их внешней форме и Названиям, указывать, что народ живет при республиканском или при монархическом правлении, – это значит ничего не объяснять и лишь внушать неверные понятия. Существуют страны, например испано-американские республики, обладающие удивительно написанными конституциями и превосходными учреждениями, а в действительности в них царит полная анархия под игом абсолютного деспотизма маленьких тиранов, ничем не ограниченных в своих фантазиях. В других частях света есть, напротив, такие страны, как Англия, живущая под монархическим и аристократическим режимом и имеющая конституцию самую неопределенную и несовершенную, какую только теоретик может себе вообразить, а между тем, там свобода, преимущества и личная деятельность граждан развиты так, как никогда ни у какого другого народа развиты не были.

Наиболее действительный способ распознать скрывающийся за наружными пустыми формами истинный политический режим народа состоит в том, чтобы посредством изучения подробностей различных отраслей общественной деятельности народа выяснить взаимные границы ролей правительства и частных лиц, т. е. определить усвоенные этими народами представления о государстве. Как только углубишься в это изучение, тотчас вывеска спадает, и действительность всплывает наружу. И тогда сейчас же убеждаешься, как тщетны все теоретические споры о достоинстве внешних форм правления и учреждений, и становится совершенно ясным, что народ так же не может выбрать себе учреждения, которые действительно будут им управлять, как человек не может выбрать себе возраст. Теоретически навязанные учреждения имеют почти ту же цену, как и всевозможные искусственные средства, к которым прибегает человек, желающий скрыть свои годы. Ненаблюдательные люди не заметят действительности, но, тем не менее, она существует.

Мы уже пытались в нескольких наших трудах доказать вышеизложенное. Исследование социализма у разных народов дает новые данные для этих доказательств. Прежде чем начать это исследование относительно латинских народов, мы дадим краткий очерк их психологии.

§ 2. УМСТВЕННЫЙ СКЛАД НАРОДОВ ЛАТИНСКОЙ РАСЫ.

Читателю наших трудов известно что мы разумеем под названием «латинские народы», «латинская раса». Термин «раса» мы понимаем отнюдь не в антропологическом смысле, так как уже давно (если не считать дикие народы) чистые расы почти исчезли. У цивилизованных народов существуют только расы, которые мы назвали историческими, т. е. расы, создавшиеся всецело под влиянием исторических событий. Такие расы образуются, когда народ, состоящий иногда из элементов весьма различного происхождения, в течение веков подвергается влияниям сходных между собой условий среды и общественного строя, общих учреждений и верований и совершенно одинакового воспитания. Если только соприкасающиеся таким образом народности не очень различны по своему происхождению (например, ирландцы, подчиненные господству англичан, и разнородные расы, находящиеся под австрийским владычеством), то они сливаются и приобретают единый национальный дух, т. е. сходные чувства, интересы, склад мыслей.

Все это совершается не в один день, но пока создание национального духа народа не закончено, до тех пор нельзя считать, что народ сформировался, что данная цивилизация определилась, что историческая раса установилась.

Только после того, как создание национального духа закончено, масса не имевших взаимной связи существ, соединенных случайностями завоеваний, набегов, присоединений, образует однородный народ. Сила его становится тогда очень большой, потому что он обладает общим идеалом, общей волей и способен на большие коллективные усилия. Все люди создавшейся таким образом расы принимают решения в своих делах, руководствуясь сходными между собой принципами. На все крупные религиозные или политические вопросы они имеют почти одинаковые взгляды. В способе обсуждения какого бы то ни было дела, коммерческого, дипломатического или технического, дух расы не замедлит сказаться.

Образцом народа, приобретшего весьма определенный национальный дух, могут служить англичане. Этот дух проявляется даже в мелочах. Для такого народа никакая децентрализация не опасна, так как всякий маленький центр, одушевленный общей мыслью, будет преследовать и общую цель.

У латинских народов, составленных из разноплеменных народностей, очень расходящихся между собой во всем, национальный дух еще не окреп, и потому народы эти нуждаются в строгом централизованном режиме, который не допустил бы распадения. Только он может заменить собой общий дух, которого народы эти еще не успели приобрести.

Это выражение – «латинские народы» – прилагается к таким народам, у которых, может быть, нет и капли латинской крови, которые сильно различаются между собой, но которые в течение долгих веков находились под игом латинских идей. Они принадлежат к латинским народам по своим чувствам, учреждениям, литературе, верованиям, искусствам и воспитанию, поддерживающему латинские традиции. «Начиная с эпохи Возрождения, – пишет Ганото, – образ Рима неизгладимыми буквами запечатлен на лице Франции… В течение трех веков французская цивилизация казалась только подражанием римской». Не продолжает ли она быть таковой и теперь?

Гастон Буасье в своем недавнем отзыве о новом издании «Римской истории» Мишле защищает ту же мысль. Он справедливо замечает, что «мы полмили от Рима наибольшую часть своего духовного содержания. Всматриваясь в себя, мы находим в глубине своей души запас чувств и идей, оставленных нам Римом; ничто не могло избавить нас от них, и все остальное опирается на этот запас».

Самые общие характерные черты психологии латинских народов можно резюмировать в нескольких строках.

Основные черты этих народов, особенно кельтов: очень живой ум и весьма слабо развитые инициатива и постоянство воли. Неспособные к продолжительным усилиям, они предпочитают быть под чьим-либо руководством и всякую неудачу приписывают не себе, а своим руководителям. Склонные, как это заметил еще Цезарь, опрометчиво предпринимать войны, они приходят в уныние при первых же неудачах. Они непостоянны, как женщины; это непостоянство еще великий завоеватель[46 - Александр Македонский.] назвал галльской слабостью. Оно делает их рабами всякого увлечения. Пожалуй, самая верная их характеристика – это отсутствие внутренней дисциплины, которая, давая возможность человеку управлять самим собой, мешает ему искать себе руководителя.

К сущности вещей они вообще очень равнодушны, увлекаясь лишь одной внешней стороной. Они кажутся очень изменчивыми, очень склонными к политическим переворотам, но в действительности они в высшей степени консервативны. Их революции совершаются главным образом ради слов и не изменяют почти ничего, кроме одних названий.

Пьер Боден[47 - Пьер Боден – министр общественных работ в министерстве Вальдена-Руссо. Автор работ «Потерянные силы», «Современные армии и великие державы» и др.] в одной из своих министерских речей сказал: «Нет другой страны, где бы новые идеи так легко находили воодушевленных проповедников, но зато нигде так прочно не держится рутина. Она тут упорно выдерживает натиск научной мысли».

Ради этих-то слов, захватывающих умы с какой-то магической силой, латинские народы не перестают ожесточенно бороться между собой, не замечая, в жертву каким иллюзиям они себя приносят. Нет других народов, среди которых было бы такое множество политических партий, столь враждебно относящихся друг к другу. Но и нельзя указать, где бы было большее, чем у латинских народов, единство мыслей в вопросах политики. Общий идеал всех партий, от наиболее революционных до наиболее консервативных, – это абсолютизм государства. Приверженцы этого идеала (Etatistes) – единая политическая партия латинских народов. Якобинец, монархист, клерикал или социалист почти не различаются в этом отношении. Да и как могли бы они различаться, будучи сынами одного и того же прошлого, рабами идей и представлений своих предков? Мы обречены еще надолго поклоняться одним и тем же богам, хотя и под другими именами.

Латинские народы, по-видимому, очень любят равенство и очень ревнивы ко всякому превосходству среди людей; но в то же время легко заметить, что за этой кажущейся жаждой равенства скрывается сильная жажда к неравенству. Они не могут переносить кого-либо выше себя, потому что им хотелось бы видеть всех ниже себя. Они тратят значительную часть своего времени на то, чтобы добиться титула или ордена, которые дали бы им возможность с пренебрежением относиться к тем, кто этих отличий не имеет. Снизу вверх – зависть, сверху вниз – презрение.

Если потребность в неравенстве у них и велика, стремление к свободе весьма слабо. Как только они ею обладают, они стараются ее отдать какому-либо руководителю, чтобы получать от него указания и правила, без которых они жить не могут. Они только тогда и играли в истории важную роль, когда во главе их стояли великие люди; и вот почему под влиянием векового инстинкта они их всегда ищут.

Латинские народы во все времена были большие говоруны, любители слов и логики. Почти не останавливаясь на фактах, они увлекаются идеями, лишь бы последние были просты, общи и красиво выражены. Слова и логика были всегда самыми опасными врагами этих народов. «Французы, – пишет Мольтке, – всегда принимают слова за факты». Другие латинские народы – то же самое. Было верно замечено, что когда американцы атаковали Филиппины, испанские кортесы только и занимались произнесением пышных речей и устройством кризисов, при которых партии вырывали друг у друга власть, вместо того, чтобы постараться принять необходимые меры для защиты последних следов своего национального родового наследия.

Можно было бы воздвигнуть громадную пирамиду, выше самой большой египетской, из латинских черепов – жертв громких слов и логики. Англосакс преклоняется перед фактами и реальными требованиями жизни и, что бы с ним ни случилось, никогда не сваливает вину на правительство, очень мало обращая внимание на кажущиеся указания логики. Он верит опыту и знает, что не разум руководит людьми. Человек латинской расы все выводит из логики и во всех отношениях перестраивает общество по планам, начертанным при свете разума. Такова была мечта Руссо и всех писателей его века. Революция лишь применила их доктрины. Никакое разочарование не могло еще поколебать могущества этих иллюзий. Это то, что Тэн называет классическим умом: «Выделить несколько очень простых и очень общих положений; затем, не обращая внимания на практический опыт, сравнить их, сочетать между собой и из полученной таким образом искусственной комбинации вывести посредством небольшого рассуждения все заключающиеся в нем следствия». Великий писатель удивительно верно схватил в речах наших революционных собраний сущность этого умственного настроения:

«Пересмотрите речи, произнесенные с трибун и в клубах, доклады, мотивировку законов, памфлеты, всякие писания, внушенные современными трагическими событиями: никакого представления о природе человека такой, какой она представляется нашим глазам повсюду, в полях и на улице; человека всегда представляют себе как простого автомата с хорошо известным механизмом. У писателей сейчас человек представляется в виде говорящей машины; в политике в настоящее время он обращается к машине для подачи голосов, до которой достаточно дотронуться пальцем в надлежащем месте, чтобы получить подходящий ответ. Никогда никаких фактов, а только одни отвлеченности, бесконечный ряд афоризмов о природе, разуме, народе, тиранах, свободе – своего рода надутые мыльные пузыри, без всякой пользы толкающиеся в пространстве. Если бы не было известно, что все это ведет за собой страшные практические последствия, то можно было бы думать, что все это только игра в логику, школьные упражнения, академические выступления, отвлеченные комбинации».

Общительность в латинской расе и особенно у французов сильно развита, но чувство солидарности у них чрезвычайно слабо. Англичанин, напротив, мало общителен, но солидарен до мелочей со всеми людьми своей расы. Мы видели, что эта солидарность – одна из великих причин его силы. Люди латинской расы преимущественно руководствуются личным эгоизмом, англосаксы – эгоизмом общественным.