Вальпургиева ночь

Образы ее предчувствий один за другим завихривались магическим авейша в мир вещественного, чтобы стал наконец реальностью воздушный замок ее возлюбленного. Вот Зрцадло голосом Яна Жижки отдает приказ о короновании Отакара; эти пророческие слова он скрепляет вторым приказом: дубильщик Станислав Гав-лик должен собственноручно изготовить из его кожи барабан; и он вонзает – себе – в сердце – нож.

Следуя распоряжению, Гавлик склоняется над трупом актера…

Охваченные ужасом, мужчины разбегаются. Только ее это зрелище неумолимо держит в дверях: безумная графиня хочет видеть – хочет видеть все. Наконец, наконец дубильщик доводит до конца свою кровавую работу…

Перед Поликсеной возник следующий день… Часы пьянящей всепожирающей любви приходили и уходили.

Отакар держит ее в объятиях и говорит о приближающихся временах счастья, роскоши и власти. Он хочет ее окружить всем блеском земным. Не будет каприза, которого бы он не исполнил. Его поцелуями фантазия рвала цепи реальности. Из хижины на липовом дворе вырастал – дворец, воздушный замок, воздвигнутый ради нее. Он прижал ее к себе, и она почувствовала, что восприняла его кровь и будет матерью. Она знала, что этим он делает ее бессмертной, что страсть даст росток настоящей любви – из тлена заколосится нетленное: вечная жизнь, которую один рождает в другом.

Ее опять окружают циклопические образы восстания: мужчины с железными кулаками, в синих блузах, с багряными повязками на рукавах.

Это личная охрана.

По примеру старых таборитов охранники назывались «братья горы Хорив[27 - Хориф – священная гора на Синайском полуострове, на которой, по библейскому преданию, Моисею были вручены скрижали Завета.]».

Ее с Отакаром несут по увешанным красными флагами улицам.

Как кровавая дымка, колышутся полотнища вдоль древних стен.

И вой бешеной толпы с факелами:

– Да здравствует Отакар Борживой, король мира, и его жена Поликсена!

Имя Поликсена кажется ей чужим, словно относится не к ней, и все равно ликующий триумф переполняет ее – это безумная графиня жадно наслаждается рабским преклонением толпы.

Впереди в дьявольском хохоте рассыпался барабан дубильщика Гавлика; человек-тигр, он идет во главе, скаля зубы в каком-то первобытном экстазе.

Из соседних переулков доносились предсмертные крики и шум побоища: истреблялись разрозненные группки сопротивляющихся.

Она догадывалась, что все происходит по немому приказу сумасшедшей графини, и была рада видеть руки Отакара незапятнанными.

Вот он – опирается на головы несущих его мужчин; лицо совсем белое. Глаза закрыты.

Так они поднимаются по замковой лестнице к Собору. Процессия Безумия.

Поликсена пришла в себя; вместо воспоминаний ее вновь окружали голые стены ризницы, узор старого шкафа виден совсем отчетливо.

Перед ней простертая Божена – целует подол ее платья; на лице служанки не заметно ни малейшего следа ревности или боли. Только радость и гордость.

Грозно ударил колокол, пламя свечей заколебалось. Поликсена торжественно вступила в неф Собора.

Вначале она была как слепая, но постепенно стала различать серебряные канделябры под желтыми и красными огоньками свечей…

Потом черные люди боролись между колонн с какой-то белой фигурой – силой гнали к алтарю.

Священник. Он должен их обвенчать.

Он отказывается, защищается, поднимает Распятие.

Потом – крик. Падение.

Его убили.

Сумятица.

Ожидание. Шепот. Мертвая тишина.

Потом двери церкви распахнулись. Факельный, свет падает снаружи.

Кроваво мерцает орган.

Приволокли какого-то человека в коричневой рясе.

С волосами как снег.

Поликсена узнала его: это тот самый монах из склепа Святого Георгия, который рассказывал истерию вырубленной в черном камне фигуры: «мертвая, несущая под сердцем змею вместо ребенка».

Он тоже отказывается идти к алтарю!

Страшные руки протянулись к нему.

Он кричит, умоляет, указывает на серебряную статую Яна Непомука. Руки опускаются. Слушают. Совещаются.

Ропот.

Поликсена угадала: он готов обвенчать их – но только не перед алтарем.

«Он спас свою жизнь, – понимает она, – но лишь на несколько часов. Он будет убит, как только благословит нас».

И она вновь видит кулак ужасного Жижки, раздробленный череп, слышит слова: «Kde mas svou pies?» – «Монах, где твоя тонзура?»

На сей раз призрак Жижки ударит кулаком толпы.

Перед статуей Яна Непомука ставят скамью, каменные плиты покрывают ковром.

Какой-то мальчик в проходе, несет на пурпурной подушке жезл из слоновой кости.

– Скипетр князя Борживоя Первого, – дрогнула толпа.

Его передают Отакару.

Как во сне, он принимает скипетр и, облаченный в мантию, преклоняет колени. Поликсена рядом. Монах приближается к статуе. И тут чей-то громкий крик:

– Где корона?!

В голпе поднимается ропот и по знаку священника стихает.

Поликсена слышит слова ритуала – слова почтительного благоговенья, предназначенные лишь помазанникам, и холод пронизывает ее при мысли, что произносит их голос, который не позднее чем через час. смолкнет навеки.