Викинги. Потомки Одина и Тора

Рис. 11. Викингские корабли в Тунсбергфьорде

Второй крупный регион – Трёндалёг – располагался дальше к северу, и центром его были располагавшиеся на южном берегу Трандхеймфьорда Хладир, Нидарос и Трандхейм. Земли в этих краях и к востоку от фьорда – до самого Сносаватна – неплохи для земледелия, и весь край севернее Трольхеймена и западнее Киля на поверку оказывается не таким уж суровым. На плоскогорьях и достаточно высоко в горах кое-где встречаются прекрасные луга с сочной травой, и местные жители (не только в Трёндалёге, но и по всей Норвегии) издревле выгоняли туда по весне свои стада и возвращались назад осенью. Сначала пастбища были общими, но со временем ими стали пользоваться посезонно; для них имелось специальное название – сетер (швед, sater). Сетеры и порожденная ими система взаимоотношений стали важным фактором социально-экономического и политического развития региона и всей страны. Другим существенным обстоятельством было то, что Трёндалёг в течение нескольких столетий поддерживал торговые связи с фризами. Торговля, земледелие и скотоводство приносили неплохой доход, и довольно скоро среди населения этого района сформировалась прослойка богатых бондов, заинтересованных в социальной стабильности и соблюдении законов. Тот момент, когда люди с побережий и люди с хуторов и сетеров решили, что им выгодно объединиться для достижения общих целей, стал поворотной точкой в истории Норвегии.

К третьему региону относятся прибрежные земли, лежащие между Ядиром и Трёндалёгом. Названия отдельных его областей во времена викингов были у всех на слуху – Рогаланд, Хёрдаланд, Согн, Фьорды, Южный Мёр, Раумсдалль. Большую его часть занимают горы; скалистые берега изрезаны узкими фьордами. Пригодных для земледелия участков здесь было мало, так же как и возможностей для освоения новых территорий на севере или на востоке. Угроза перенаселения стала ощущаться достаточно скоро, и ответ последовал незамедлительно. Хольмсен вполне справедливо говорит о «спартанской культуре» Вестланда во времена меровингов; около 600 г. существенно меняется вооружение: на смену древнему обоюдоострому мечу приходит короткий франкский скрамасакс, вместо прежних относительно легких копий начинают использоваться тяжелые, с широким наконечником. Такое оружие не применялось в остальной Скандинавии – факт, свидетельствующий о том, что у Вестланда были цели и связи, отнюдь не совпадавшие с интересами его северных и восточных соседей. Любые обобщения грешат излишней категоричностью, но если Ослофьорд самой судьбой был предназначен к тому, чтобы стать ядром будущего королевства, а Трёндалёг – оплотом законности и порядка, то в Вестланде начиная с эпохи Великого переселения народов до середины XI в. находил благодатную почву викингский индивидуализм. Проще всего исправить несправедливость природы, ограбив богатого ближнего. Если верить героическим песням, люди Рогаланда, Хёрдаланда и Согна уже в VII–VIII вв. тревожили данов и их восточных прибалтийских соседей; вестландские скрамасаксы находят в Финляндии и на Бронхольме, а кроме того, у вестландцев имелась прекрасная возможность грабить фризские суда, доставлявшие кожи и меха из Трёндалёга, Халогаланда и Финнмарка. Вестландцы были умелыми корабелами и моряками и дали Норвегии немало воинственных ярлов.

К концу V в., когда завершилась эпоха переселения, к югу от Халогаланда существовало множество отдельных сообществ: их членов объединяли общие интересы, совместное судопроизводство, и отправление религиозных обрядов, и верховная власть некоторого правителя, каким бы титулом он ни назывался. Городищи, разбросанные по всей территории Норвегии и Швеции и датируемые 400–600 гг., – наглядное подтверждение того, что людям приходилось защищать себя и свои земли силой оружия, а это неизбежно вело к усилению власти военных вождей. Прибыль от торговли и богатые залежи железа, которое можно было превратить в ремесленные или сельскохозяйственные приспособления или оружие, доставалась самым сильным, решительным и алчным. Повсюду находились люди или целые семейства, выделявшиеся среди других богатством, обширными владениями, воинским искусством, разбойной удачей или просто всепобеждающим стяжательством. Добром или силой они добивались от своих соседей покорности и поддержки, предоставляя им взамен покровительство и защиту. Их властью совершались обряды и исполнялся закон. Иногда эти местные властители – конунги или ярлы – договаривались о некотором обязательном кодексе поведения, служившем на благо всего сообщества. Для начала из нескольких соседских семейств возникали простейшие административно-территориальные объединения bygS (дат. by) – поселения. Чтобы как-то регулировать отношения внутри bygS, требовался специальный орган. Эту роль исполнял тинг, следивший за соблюдением законов и защищавший права свободных людей. На тинге разбирались распри, назначалась вира или выносилось решение о признании виновного вне закона. Несколько bygSir нередко объединялись для обороны и судопроизводства; эти более крупные территориально-политические образования (пёгаб, fiorSungr, fylki и т. п.), в свою очередь, составляли «королевства», в названиях которых часто присутствуют элементы – rike, – land, – mark, указывающие на их происхождение. В эпоху викингов правителям Вестфольда удалось собрать из этих разрозненных мелких королевств некое подобие единой Норвегии.

Процесс объединения шел долго и стоил немалой крови: смешно ожидать, чтобы местные вожди, ярлы и конунги поступились своей властью ради какой-то неведомой цели, – да и будучи понятой, едва ли она вызывала у них одобрение. Они дрались за добычу и землю, за торговые прибыли, за славу, в исполнение мести и потому, что так делали их отцы и деды. Королевства рождались или исчезали. Мимолетные тени этих правителей мелькают в «Саге об Инглингах» – симпатичные или зловещие их смутные образы возникают перед нашим взором, чтобы снова кануть в небытие. Их мир – скорее мир легенд и сказок, нежели реальной истории, и ко всему, что сообщается о них в письменных памятниках XII–XIII вв., следует относиться с большим подозрением. Олав Лесоруб расчистил и выжег лес вокруг озера Венир, назвал этот край Вермланд и правил там, пока его подданные не принесли его в жертву Одину за урожай. Хальвдан Белая Кость создал могущественное королевство, куда входили Раумарике, Хадоланд, большая часть Хейдмёрка, Вестфольд и шведский Вермланд; он умер в глубокой старости и погребен в кургане в Скирингссале. Эйстейн, его сын, правил в Вестфольде, пока по вине некоего колдуна рея проплывавшего мимо корабля не сбросила его за борт во время морского похода. Эйстейна похоронили в Борро; там же погребен его сын Хальвдан Щедрый на Золото и Скупой на Еду. Все эти персонажи смутно маячат в утренних сумерках мира, на заре истории. Фигура Гудрёда, Конунга Охотника, вырисовывается яснее у границ исторического прошлого, поскольку он был отцом Хальвдана Черного и дедом Харальда Прекрасноволосого, но и он остается все же по ту ее сторону. О Гудрёде рассказывается, что этот властный человек после смерти своей первой жены захотел взять в жены Асу, дочь конунга Агдира. Получив отказ, он напал на Агдир, убил отца Асы и ее брата, захватил большую добычу, а саму Асу увез с собой. У них родился сын, которого назвали Хальвдан. Когда мальчику исполнился год, Гудрёд умер: некий человек ударил его, пьяного, в темноте копьем. Убийцей был слуга Асы, и та не стала скрывать, что это она его подослала. Все эти события происходили (если вообще происходили) в 840 г. Ни Олав, Альв Гейрстадира, сын Гудрёда от первого брака, ни Хальвдан Черный, сын Гудрёда и Асы, не стали ей мстить. Считается (впрочем, все здесь только предположения), что именно эта сильная и властная женщина похоронена в корабле в княжеском кургане Усеберга; там находились также сани и повозка, рабыня, четыре собаки, пятнадцать лошадей, гребень, булавки, нож для еды, кадки для яблок и воды, веретено, ножницы, лопаты, навозные вилы – словом, все, что подобало взять с собой в иной мир жене конунга в IX в. Олав, сын Гудрёда, наследовал отцовское королевство, но, как говорит сага, ему не было удачи и в конце концов под его властью остался только Вестфольд. У Олава был сын, конунг Рёгнвальд, носивший прозвище Достославный; скальд Тьодольв сложил в его честь «Перечень Инглингов», но, как ни странно, Рёгнвальд – единственный из Инглингов, о ком Тьодольв не сообщает практически ничего: ни как он заслужил свое почетное прозвище, ни как он умер, ни где он погребен. Снорри, обычно столь изобретательный, молчит, как и его источники, и нам остается только заключить, что будущее Норвегии было предопределено и связано с конкретным человеком – сыном Асы, Хальвданом Черным.

Говоря о нем, мы по-прежнему остаемся в области легенд и вынуждены выискивать по крупицам подлинные факты. Как многие легендарные герои, он воспитывался в чужой земле: Аса, безопасности ради, отвезла его в королевство своего отца, в Агдир. В восемнадцать лет он стал конунгом Агдира, а позднее получил восточную часть Вест-фольда от брата Олава. Если признавать Хальвдана Черного историческим персонажем, нельзя не отдать должное его честолюбию и решительности, ибо он немедленно пошел войной на соседних конунгов, правивших в Вингульмарке, Раумарике, Хейдмёрке, Гудбрансдале, Тотне и Хадоланде. Второй его женой была Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя, конунга Хрингерике, и со временем, видимо, история этого брака обросла массой фантастических подробностей. В «Круге Земном» рассказывается, что Рагнхильд похитил берсерк Хаки, убивший перед этим ее отца. Хаки собирался жениться на ней, но благородный Сигурд, до того как пал в схватке, успел убить двенадцать людей Хаки, а самому ему нанес три серьезные раны и отсек руку. Хаки пролежал в доме целую зиму, ожидая, пока заживут его раны, и предвкушая свадьбу. Но в одно прекрасное утро Хальвдан Черный, который узнал обо всем, что случилось, призвал к себе своего слугу – Харека Волка – и велел ему отправиться к Хаки. «Привези мне Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя», – сказал он. Харек снарядился в поход, окружил усадьбу Хаки, потом ворвался в его покои, освободил Рагнхильд и ее брата Гутхорма, захватил немало добра, а усадьбу поджег. Хаки уцелел и пустился в погоню. Спасенных брата с сестрой посадили в роскошную повозку с шатром, и она понеслась через замерзшее озеро. Хаки же, оказавшись на берегу и поняв, что потерял все: славу, деву, руку и надежду отомстить, – воткнул рукоять меча в лед, навалился на острие и умер. Хальвдан увидел издалека повозку под шатром и повелел готовить пир, на который созвал всех людей из округи. И на этом пиру, по доброй сказочной традиции, он взял в жены спасенную дочь конунга. От этого брака родился Харальд, прославивший Норвегию.

Согласно «Саге о Хальвдане Черном» «Круга Земного», Рагнхильд была племянницей Тюры Спасительницы Дании, жены Горма Старого, но хронологические выкладки говорят против этого. Хальвдан – первый из конунгов, удостоившихся отдельной саги в «Круге Земном» и «Красивой коже». Сага эта короткая, а если пытаться выкопать в ней исторические факты, материала оказывается и того меньше, поскольку во второй части Снорри основывался исключительно на легендах и собственных фантазиях. Тем не менее мы вполне можем признать, что Хальвдан был воинственным, жадным до богатства и славы, умным и сильным правителем Вестфольда. Превосходил ли он могуществом всех своих псевдоисторических предшественников – вопрос спорный: Снорри, наш главный свидетель по этому вопросу, постоянно обращает свои взоры на Харальда Прекрасноволосого, и слава сына бросает отблеск на отца. Как сообщает сага, Хальвдану было сорок лет, когда он умер, случайно утонув в озере.

Харальду тогда исполнилось десять. Его биография также щедро приукрашена легендами; однако он настолько важная фигура в истории Норвегии, что мы постараемся все же разглядеть подлинное содержание за красивыми пассажами «Круга Земного» и отделить в них правду от маловероятных подробностей. Начало достаточно обычное. Матери Харальда открылось в сновидении[32 - Подобные сны посещали и матерей других героев – от персидского царя Кира Великого до Сигурда Крестоносца. К конунгу Хальвдану, до того вообще не видевшему снов, тоже пришло сновидение, когда он заснул в свином хлеву. Ему привиделось, что волосы у него длиннее, чем у любого человека на свете, и они ниспадают прядями – какие до земли, какие до колен, какие до пояса или до плеч, а некоторые просто торчат на голове, как рожки. Пряди были разного цвета, но одна – особенно красивая, блестящая и длинная. Торлейв Умный, который и посоветовал конунгу поспать в хлеву, истолковал сон так, что у Хальвдана будет большое потомство, которое станет править с великой славой, но не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто окажется всех славнее. Позднее считалось, что самая красивая прядь символизировала Олава Святого.], что ее род будет подобен могучему древу с красными корнями, зеленым стволом и белыми ветвями, чьи ветви раскинулись над всей Норвегией и даже иными землями. Однако в первые годы королевству и самому Харальду, вероятно, грозили немалые опасности. Главными противниками юного конунга, а точнее, брата его матери Гутхорма, исполнявшего роль регента, стали бывшие враги Хальвдана Черного, увидевшие в сложившейся ситуации возможность вернуть себе независимость и свои прежние владения. Кипели битвы, конунги гибли, королевства отходили под власть победителя – и в конце концов Харальд оказался правителем весьма расширившегося Вестфольда, включавшего Хрингерике, Хейдмёрк, Гудбрансдаль, Хадоланд, Тотн, Раумарике и северный Вингульмарк.

Рис. 12. Охота на тюленей (Олаус Магнус)

Каковы бы ни были его желания прежде, теперь в сердце Харальда горело одно честолюбивое стремление. Норвегия, несмотря ни на что, была единой страной. Дания, имевшая тесные и далеко не всегда безобидные связи с Виком, с ее опытом создания единого королевства, являла собой заманчивый пример для такого гордого и решительного человека, как Харальд. Сами норвежцы, в том числе родичи Харальда, скажем, Олав-Амлайв, успешно отвоевывали себе королевства за западным морем, на Британских островах; а дома примером ему мог служить его отец и – дальше на севере – ярлы Трандхейма. В отличие от Вестфольда их родной Малангенфьорд (совр. Тромсё), лежащий на 69° северной широты, – не самое подходящее место для удовлетворения собственных амбиций, но они рассчитали верно. Европе нужны были меха, шкуры, корабельные канаты, китовый ус и птичий пух, а у них все это имелось в избытке; единственное, что требовалось, – это обеспечить безопасную доставку груза на долгом пути из Бьярмаланда и Халогаланда в Скирингссаль, Хедебю и дальше на юг. Деятельное и дальновидное семейство, стремившееся обезопасить морские пути, стало с этой целью распространять свое влияние на побережья, и в IX в. обосновалось в устье Транд-хеймфьорда. Интересы местных жителей вполне совпадали с их собственными, и выходцы из Малангенфьорда без особых усилий стали властителями этой области. Возможно, они рассчитывали получить в свое распоряжение весь Трёндалёг, с тем чтобы, получая необходимые ресурсы для защиты южных торговых путей от охоты на морских млекопитающих и пушных зверей на севере, одновременно заручиться поддержкой трендов. Имел ли Хакон сын Грьотгарда шансы выйти победителем в неизбежном столкновении с морскими конунгами Вестланда, сказать трудно. Но сложилось так, что два могущественных норвежских правителя договорились между собой: Хакон упрочил свои позиции в Трёндалёге и был поставлен ярлом Хладира и в обмен на это признал главенство Харальда (что, впрочем, не влекло за собой никаких особых обязательств). Вскоре Харальд взял в жены дочь Хакона, немало обогатив и без того не бедное семейство своего тестя, после чего свободно мог пойти войной на западные викингские королевства. Забегая вперед, нельзя не отметить, что Харальд таким образом поддержал и возвысил основных соперников династии Инглингов, которые стали главной преградой объединению Норвегии под властью его наследников, и подтвердил особый статус трендов, долго еще остававшихся самыми мятежными и несговорчивыми обитателями королевства.

Долгую и трудную военную кампанию против Вестланда Харальд вел в несколько этапов. Он кое-как объединил под своей властью Вик и успокоил Трёндалёг, но теперь ему предстояло встретиться лицом к лицу с воинственными вождями и потомственными мореходами, чьи отцы и деды также бороздили бурные воды и собирали дань с чужеземцев и своих соплеменников. Они готовы были драться не на жизнь, а на смерть. Харальду пришлось выдержать несколько жесточайших схваток, прежде чем он добрался к месту главного сражения в Хаврсфьорде. Эта морская битва – одна из самых значимых в истории средневековой Скандинавии. Объединенное войско конунгов и ярлов юго-запада встретилось с поджидавшим его флотом Харальда в маленьком фьорде к западу от Ставангра. Не в первый раз Харальд опередил своих врагов. Бой был долгим, жестоким и принес большие потери обеим сторонам, но Харальд вышел из него неоспоримым победителем. «Круг Земной», «Сага об Эгиле» (возможно, написанная тем же автором), «Песнь о Харальде», которую иногда еще называют «Речи Ворона», сообщают много подробностей этого сражения: как был убит Торир Длиннолицый и все люди на его корабле; как Кьотви Богатый бежал на островок, где можно было защищаться, а его дружина, закинув щиты на спины, беспорядочно отступала в Ядар. Неоднократно делались попытки установить точную дату битвы. Традиционные датировки называют годом рождения Харальда 850 г., сражение в Хаврсфьорде соотносят с 872 г., а смерть Харальда – с 932 г. Они опираются на сведения «Книги об исландцах» Ари Мудрого: этими сведениями пользовался Снорри Стурлусон в начале XIII в., и на них же опирался, строя свою хронологию, такой авторитетный исследователь, как Гудбранд Вигфуссон. Современные историки полагают эти даты слишком ранними. Кут дает 865–870 гг. в качестве даты рождения Харальда, 900 г. для Хаврсфьорда и 945 г. как начало правления Хакона Воспитанника Адальстейна (Хакона Доброго), изгнавшего избранного Харальдом наследника – Эйрика Кровавая Секира. Однако большинство исследователей сходятся на том, что битва в Хаврсфьорде произошла до 900 г., но не ранее 885 г., то есть во второй половине правления английского короля Альфреда Великого[33 - Первое фундаментальное исследование Вигфуссона, посвященное хронологии саг, «Um Timatal i Islendinga S6gum» увидело свет в Копенгагене в 1855 г., и хотя ряд высказанных в нем предположений в настоящее время отвергнут или представляется сомнительным, оно не утратило своего значения. Почти тридцать лет спустя сам Вигфуссон в «Согрш Poeticum Boreale», подверг критике собственные выводы, но авторитет первой его работы был настолько велик, что эта корректировка осталась незамеченной. Даты, относящиеся к жизни Харальда, Эйрика и Хакона, существенны для хронологии «Саги об Эгиде», тщательно изученной Пером Висельгреном (Forfatterskapet til Eigla, Stockholm, 1927) и Сигурдом Нордалем (Egils Saga Skalla-Grim-ssonar, Reykjavik, 1933). Оба исследователя называют 885 г. для Хаврсфьорда и 947 г. для изгнания Эйрика Кровавая Секира и признания Хакона. В книге G. Turville-Petre. The heroic age of Scandinavia, 1951 также разъясняется, почему датировки исландских источников расходятся с подлинными почти на десятилетие: исландская традиция утверждает, что остров был заселен норвежцами, бежавшими от тирании Харальда Прекрасноволосого; первый и самый знаменитый из переселенцев – Ингольф Арнарсон – ступил на землю Исландии в 870 г.; его преследовали в Норвегии; после битвы в Хаврсфьорде многим пришлось бежать из родных земель, значит, битва произошла в 870 г. или чуть раньше. Подробное обсуждение хронологии можно найти в издании «Круга Земного» Бьярни Адальбьярнарсона (Heims-cringla, I, Formal!).].

Но хотя после Хаврсфьорда самые опасные враги Харальда если и остались в живых, то бежали, ему еще рано было подстригать и расчесывать свои волосы и почивать на лаврах. К тому времени викинги уже по крайней мере полвека хозяйничали в землях Западной Европы; в частности, основали поселения на Британских островах; однако, согласно северной традиции, именно после разгрома в Хаврсфьорде многие норвежцы бежали от притеснений конунга Харальда на Шетландские, Оркнейские и Гебридские острова и стали практиковать «викингство наоборот». Те, кто раньше проводил зимы дома, в Норвегии, а летом совершал набеги в Британию и на острова Атлантики, теперь переселились в более западные земли и оттуда плавали за добычей к берегам своей бывшей родины. Какое-то время Харальд пытался бороться с этой новой напастью, патрулируя острова и шхеры Вестланда, но против быстроходных кораблей, отнюдь не стремившихся вступать в битву, подобные меры оказались безрезультатными. Тогда в полном соответствии со своим характером и жизненными принципами он решил уничтожить сам источник зла и отправился с флотом на атлантические острова, где обосновались его враги, учинив там кровавую резню. Говорится, что Харальд разорил Шотландию, а затем отправился на юг на остров Мэн, но северные источники в описании этого похода сильно расходятся, а кельтские едва ли заслуживают доверия[34 - Все, что сообщается о Харальде Прекрасноволосом в валлийской «Hanes Gruffydd ар Супап» XIII в., включая сведения о его семье и двух его походах в Ирландию, представляется крайне неправдоподобным.]. Истребив своих врагов на Шетландских и Оркнейских островах, Харальд объявил себя властителем этих земель, а затем передал их семье ярла Рёгнвальда из Мера. Первым ярлом Оркнейских островов стал брат Рёгнвальда, Сигурд, прославившийся в набегах на Шотландию, вторым – Эйнар, незаконнорожденный сын Рёгнвальда. Этот безжалостный, умный, одноглазый, архитипический резатель торфа, к тому же посредственный поэт, якобы пользовался в своем одале[35 - Одаль – норвежское название наследственных владений.] не меньшими правами, чем Харальд в Норвегии.

В источниках Харальд Прекрасноволосый с этого момента именуется «конунгом Норвегии», но этот титул не должен вводить нас в заблуждение. На севере мало интересовались тем, кто и как правит в дальних южных краях, и для жителей внутренних восточных областей все атрибуты Харальдовой власти мало что значили. Но несомненно он был конунгом в Норвегии, прежде не знавшей правителей такого масштаба, и единовластным повелителем в прибрежных районах. Уже тот факт, что он оставался у власти более полувека, свидетельствует об исключительных качествах Харальда как властителя и его заслуженно высокой репутации. О его методах правления известно довольно мало, и большинство сведений требуют тщательного осмысления. Снорри сообщает, что повсюду в завоеванных землях Харальд присваивал себе наследственные владения и все бонды должны были платить ему подать. В каждом фюльке он сажал ярла, в обязанности которого входило поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати, одну треть от которых он брал на свое содержание. У каждого ярла было четыре или более херсира; и если ярл поставлял конунгу шестьдесят воинов, херсир поставлял двадцать. Кроме того, Харальд настолько увеличил дани и подати, что его ярлы жили богаче, чем прежние конунги, и многие знатные люди пришли к нему и стали его людьми.

Однако едва ли можно поверить, что Харальд создал подобную систему управления. Снорри исходя из знакомых ему реалий XIII в. и интерпретирует куда более запутанную ситуацию 900 г. совершенно неправильно. Нет сомнений, конунгу Харальду требовались ресурсы и он не слишком церемонился, добывая их. Определенно, он не стеснялся использовать всех и всё к своей выгоде, но едва ли стоит верить исполненным неприязни пассажам поздней исландской «Саги об Эгиле»: «Все бонды должны были стать зависимыми от него держателями земли, лесорубы и солевары, рыбаки и охотники – все они также были обязаны повиноваться ему». Скорее всего, речь шла о штрафах, а не об обязательной плате за владение землей. И в другом месте в том же духе: «Конунг Харальд присвоил в каждом фюльке наследственные владения и всю землю, заселенную и незаселенную, а также море и воды»[36 - Цит. по: Сага об Эгиле / Пер. С.С. Масловой-Лошанской и В.В.Кошкина. // Исландские саги. – Л., 1956.]. Нет ничего неожиданного в том, что Харальд отбирал земли у своих врагов, а с тех, кто хотел остаться при своем, требовал большую виру. Также неудивительно, если он постоянными поборами подрезал крылышки возможным противникам, а военные победы позволяли ему делать все это с невиданным размахом. Однако кажется совершенно невероятным, чтобы могущественные землевладельцы IX в. согласились поступиться хоть в какой-то мере своими правами на одаль. Харальд был человеком сильным и деятельным, жадным до богатства, но ему ведомы были сострадание и чувство справедливости. Намеренно обобрав поначалу тех, кого он хотел наказать, в дальнейшем конунг пользовался другими источниками дохода. Богатые торговцы мехами с севера и все, кто вез товар из Исландии, платили ему дань; его наследственные владения были весьма обширны, а в вестландских усадьбах, где он жил на старости лет, он получил в свое распоряжение не только земли и сидевших на них людей, но и сокровища, добытые несколькими поколениями викингов у себя дома и за морем.

Но и помимо этого, у Харальда были причины переселиться из Вестфольда в прославленные викингские земли на юго-западе: он разумно хотел, чтобы тамошние обитатели чувствовали над собой твердую руку. Конунг жил большую часть времени в Эгвальдснесе на острове Кёрмт, но нередко отправлялся сушей или морем в прочие свои владения. За ним следовали его люди – мастерство скальдов и воинов Харальда, равно как и та роскошная жизнь, которую он вел, быстро стали легендой. В других фюльках правили его друзья, родичи или местные вожди, которые по тем или другим соображениям признавали его своим повелителем. Некоторые из этих связей оказались непрочными и оборвались с его смертью. Самыми знаменитыми из ярлов Харальда были Хакон, сын Грьотгарда, державший Трёндалёг, и Рёгнвальд, ярл Мера, который сначала выступил против Харальда, но затем принял его сторону. Трое из сыновей Рёгнвальда оставили след в норвежской истории: Торир, ставший после отца ярлом в Мере, Эйнар – ярл Оркнейских островов и, согласно исландской традиции, могучий Хрольв Пешеход, первый герцог Нормандии.

Простые обитатели этих более-менее самостоятельных провинций продолжали заниматься своими делами: землепашцы сеяли хлеб, скотоводы пасли скот, торговые люди торговали, кузнецы ковали орудия для мирного труда и оружие, женщины пряли и ткали. Распорядок жизни определялся местными обычаями и законами, провозглашавшимися на тингах, значение которых еще более возросло. Судя по всему, в Норвегии к тому времени было три главных тинга: во всех землях вокруг озера Мьёса в восточном норвежском Упплёнде признавали законы Эйдсиватинга; жители Трёндалёга собирались каждый июнь на тинг в Эйраре в устье реки Нид; и, наконец, самый известный из трех – хотя бы потому, что его законы послужили прообразом для исландских, провозглашенных в 930 г., – Гулатинг в окрестностях Согнфьорда, куда съезжались обитатели Согна, Хёрдаланда и Фьордов. По крайней мере два из них существовали и до Харальда, а возможно, и все три; но Гулатинг занял свое особое место в норвежской истории во многом благодаря тому, что конунг широко использовал его в своих попытках обуздать Вестланд. «Законом строятся королевства, беззаконием рушатся». «Нарушив закон, нарушаешь мир». Харальд всячески заботился о повышении авторитета областных тингов, поскольку был заинтересован в стабильности, которую они приносили в повседневную жизнь. Право тинга провозглашать правителя, выражая публичное одобрение, Инглинги использовали на благо себе вплоть до конца эпохи викингов.

Во времена Харальда получила распространение еще некая практика, ставшая основой для соответствующих норм в более поздних кодексах. Ее принципы постепенно разрабатывались и уточнялись, пока наследник Харальда Хакон Добрый не внес их в «Законы Гулатинга» и «Законы Фростатинга». Речь идет о защите побережий. Еще с незапамятных времен местный властитель имел право при нападении врагов созывать людей на битву. В каждой отдельной области проделать это не составляло труда. Когда приходили вести о приближении врага, давался сигнал; мужчины брали оружие и запас еды и спешили к месту сбора. Однако перед Харальдом стояла более сложная задача. Он хотел иметь возможность созвать ополчение на большой территории и при необходимости сделать это заранее; мало того – конунгу требовался флот, который собирался бы незамедлительно по его команде и подчинялся ему лично. Одних его людей было недостаточно. По политическим и военным соображениям и для утверждения собственной власти Харальд желал, чтобы в любой момент, когда он сочтет нужным, в его распоряжение поступало как можно больше людей, припасов и оружия, и притом на как можно более долгий срок. Но мирные землепашцы и скотоводы вовсе не стремились делиться запасами или проводить время на военной службе. Судя по всему, именно во времена Харальда все земли, признающие власть конунга, были разделены на «корабельные округа», каждый из которых был обязан выставить для защиты берегов корабль с командой. Другое дело – какой корабль? Из скольких человек состоит команда? Как их выбирать? Кому они подчиняются?[37 - Эти и другие вопросы подробно обсуждаются в Holmsen A. Nor-ges Historie. Oslo – Bergen, 1961, pp. 146–148.] Словом, как восклицали все рекруты всех времен и народов: почему я? О том, как выглядела данная процедура в правление Харальда, мы практически ничего не знаем, но в позднейших «Законах Гулатинга» сказано, что каждые три семьи свободных должны выделить одного человека и снабдить его едой на два месяца. После окончания срока службы «демобилизованному» выдавался запас пищи еще на две недели, чтобы он мог добраться домой. Здесь можно только заметить, что легкие на подъем вестландцы, с их многолетним опытом морских странствий и викингских походов, наверняка отнеслись к идее корабельной службы куда более благосклонно, чем обитатели других местностей, сидевшие на земле.

За свою долгую жизнь (а он дожил до восьмидесяти лет) Харальд произвел на свет множество сыновей от нескольких жен и наложниц: в некоторых источниках сообщается, что сыновей у него было двадцать; «История Норвегии» говорит о шестнадцати, а Эйвинд Погубитель Скальдов в своей хвалебной драпе в честь Хакона Доброго называет его одним из девяти – и это, видимо, ближе всего к истине. Некоторые из Харальдовых сыновей стали подлинным бедствием для Норвегии, но наиболее заметный след в ее истории оставили двое – Эйрик, получивший прозвище Кровавая Секира, и поздний ребенок – Хакон, прозванный Добрым, воспитанник английского короля Этельстана. Говорится, что к тому моменту, когда Харальду исполнилось сорок лет, многие его сыновья стали проявлять непокорство и требовать себе земель и титулов. Впрочем, для сына конунга подобное поведение считалось совершенно естественным. Матерью Эйрика была Рагнхильд, дочь ютландского конунга Эйрика. Сам Эйрик женился на Гуннхильд, дочери датского конунга Горма Старого, и если принять во внимание эти династические связи, утверждения источников, что Харальд возлагал на этого своего сына наибольшие надежды, выглядят вполне правдоподобными. В качестве меры, призванной обезопасить наследственные земли Митингов в Вике, подобный брак кажется достаточно разумным. Во что трудно поверить, так это в то, что Харальд, который в возрасте восьмидесяти лет решил сложить с себя обязанности конунга, возвел Эйрика на престол в Вест-фольде и передал ему власть над всем королевством. Описанная в саге ситуация выглядит очевидным анахронизмом, и в любом случае поступок Харальда был совершенно бессмысленен. Остальные сыновья конунга имели полное право наследовать власть в собственных небольших королевствах, а если бы даже они им не воспользовались, наверняка отыскались бы другие претенденты.

Величайший из норвежских конунгов похоронен в кургане на Кёрмте либо возле Хаугасунна в Рогаланде, где он долгое время жил. После смерти Харальда единое королевство, державшееся только силой его личного авторитета, распалось: местные правители отказывались признать власть Инглингов, предпочитая действовать в собственных интересах. При отсутствии организованной системы правления победить должен был сильнейший. И как всегда, победителем оказался тот, кто главенствовал в море.

Эйрик, чья ставка в игре была больше, чем у других, в соответствии со своим прозвищем действовал решительно и жестко. Но в Англии пятнадцатилетний Хакон узнал о смерти отца и, заручившись поддержкой своего воспитателя, отправился в Норвегию[38 - Хронология «Круга Земного» здесь неточна. По «Саге о Хаконе Добром», так же как и по «Саге об Эгиде» (судя по всему, тоже записанной Снорри), создается впечатление, что Этельстан правил до конца 940-х гг., между тем он умер в 939 г.]. Он высадился в Трандхейме, видимо, по предварительной договоренности с ярлом Сигурдом из Хладира. В источниках (поздних и пристрастных) все дальнейшие события предстают как тонко рассчитанный политический демарш, предпринятый с позиции силы, но настолько своевременный, что применения силы не понадобилось. По неизвестным причинам Эйрик без боя признал поражение и вместе со всеми своими сторонниками бежал за море. Несмотря на неудачи (которые исландская традиция сильно преувеличивает), он был сыном своего отца – человеком волевым, доблестным и решительным. На какое-то время он стал королем в Йорке. В 948 г. подданные изгнали его, признав власть англосаксонского короля Эадреда; в 952 г. Эйрик вернулся, но в 954 г. вновь отправился в изгнание и вскоре погиб вместе с пятью другими норвежскими конунгами в битве у Стейнмора в Нортумбрии. У него осталась жена и множество сыновей, способных и готовых продолжать драку за власть в Норвегии, от которой их отец по непонятной причине уклонился.

Рис. 13. Норманн IX в.

Резное изображение на усебергской повозке

Со времен Хальвдана Черного награда, ожидавшая победителя, сильно выросла в цене. Разумеется, говорить о том, что в X в. норвежцы в какой-то мере осознавали себя единой нацией или стремились к созданию единого королевства, было бы грубым преувеличением. Но успехи Харальда Прекрасноволосого не забылись, и отныне перед соперниками маячили призрачной целью не главенство в Вестфольде, Упплёнде, Вике или на изрезанных фьордами побережьях, не титул ярла в Трандхейме, а верховная власть над всеми этими землями с правом получать свою долю доходов от земледелия и торговли, дополнявшаяся господством на море. За эту недостижимую мечту положили свои жизни Харальд Серая Шкура и его убийца Золотой Харальд, ярл Хакон, Олав сын Трюггви и Олав Святой. Несомненно, со времен Харальда Прекрасноволосого Норвегия превратилась в нечто большее, чем просто Северный Путь (*Nor5rvegr, Noregr), дорога на север с юга. Однако страну, страдавшую от честолюбия своих и жадности чужих правителей, по-прежнему раздирали войны и распри; в каждой местности был свой конунг, ярлы Хладира становились все могущественней, и датские правители поглядывали завистливо на север через Скагеррак. К событиям в Дании, последовавшим за битвой при Бравелле, мы далее и перейдем.

Глава 3

Дания до смерти Горма Старого

Битву при Бравелле можно считать первым реальным фактом датской истории, проступающим в тумане легенд. Тем не менее о событиях в Дании до конца VIII в. мы не знаем практически ничего. Лишь к этому времени на страницах франкских хроник появляются датские конунги, чьи имена и действия выглядят достаточно правдоподобными, чтобы мы могли, хотя и с известной долей осторожности, судить по ним о ситуации в целом. После смерти Карломана в 771 г. его брат Карл, получивший прозвание Великий, стал единоличным правителем франков. Карл всю свою жизнь поглядывал с вожделением на земли северных соседей, и именно в связи с территориальными притязаниями прославленного монарха в письменных памятниках упоминаются датские конунги Сигифрид и Годфред. В 772 г. Карл начал войну против саксов – первую в череде военных кампаний, длившихся почти непрерывно в течение тридцати лет и завершившихся полной победой. Саксонские земли с востока ограничивали Эльба и Заале, на западе – Рейн, с севера – Эйдер, за которым начинались владения данов. Однако на юге между территориями саксов и франков трудно было провести четкую границу, и еще со времен Карла Мартелла два народа постоянно враждовали. Нет ничего удивительного, что Карл Великий в своем стремлении создать империю захотел, говоря современным языком, решить саксонский вопрос раз и навсегда. Это была грязная война. Среди правителей саксов не нашлось никого, кто мог бы защитить их интересы, к тому же саксы были язычниками и почитали Тунара и Водена. С некоего момента любые их попытки жить по своим исконным обычаям стали толковаться как измена и бунт, а за этим неизбежно следовали жесточайшие репрессии. Обращение в христианство, как и в других подобных случаях, сопровождалось откровенным и жестоким насилием. Война началась с разрушения святыни саксов – Ирминсуля, Столпа Мира, или Колонны Небес, после чего Карл выпустил капитулярий, согласно которому любого, кто не примет веру франков, ждала смерть. Когда дело касалось христианства и насаждения цивилизации, император держал свое слово. Убийство заложников в Вердене в 782 г. и изгнание саксов из их родных земель (начиная с 794–795 гг. подобная участь постигла каждого третьего, а в Нордальбингии целые поселения исчезли с лица земли) – наглядные тому подтверждения.

События в Саксонии не прошли незамеченными для ее северных соседей. В 777 г. саксонский вождь Видукинд бежал под защиту конунга Сигифрида в Нордманнию (т. е. Данию). После этого Карл счел, что настал момент для дипломатической увертюры, и пригласил Павла Диакона, чтобы тот ее исполнил. Однако Павел колебался. По его собственному признанию, свирепые лица норманнов внушали ему отвращение. К тому же, какой смысл блистать воспитанием перед невежей-конунгом, не знающим латыни? Отговорки Павла приняли – к большому нашему сожалению, ибо описание двора скандинавского правителя, составленное умеренно враждебным, хорошо образованным современником, наверняка бы нам пригодилось.

Сигифрид умер около 800 г. Сразу после него или чуть позднее в Дании пришел к власти Годфред, энергичный и честолюбивый человек, хорошо сознававший, какая опасность грозит его королевству с юга. Карл к тому времени расправился с саксами и заключил политически выгодный союз с другими язычниками – славянами-ободритами, которые с его благословения заняли восточный Гольштейн. Датский конунг принял вызов. В 804 г. он привел флот и сухопутное войско в Слиесторп, на границе с Саксонией. К югу от Эльбы стоял Карл. Вероятно, силы соперников были примерно равны, ибо до битвы дело не дошло. Вместо этого противники попытались вступить в переговоры, и хотя личная встреча двух правителей так и не состоялась, поскольку обе стороны боялись предательства, конфликт каким-то образом уладили. В следующий раз, через четыре года, Годфред действовал более решительно. Он совершил грабительский набег в земли ободритов, закончившийся тем, что местные жители запросили мира и пообещали выплачивать ему дань, а заодно захватил в плен вождя ободритов Дросука и разрушил их главный торговый город – Рёрик. Говорится, что Годфред продолжал наступление до тех пор, пока не собрал дань и с остальных славянских племен юго-западной Прибалтики, в том числе – вильцев.

Разрушение Рёрика – значимый факт. С тех самых пор, как франки подчинили Фризию и заключили союз с ободритами, торговые пути с Балтики на запад Европы оказались фактически в их руках. Но благополучие Дании во многом зависело от этих связей: почти два тысячелетия она богатела и процветала благодаря своему выгодному местоположению, как раз на пересечении двух главных «торговых артерий» Европы. Через Холлингстед и Шлее первый путь связывал Фризию и западный регион с Биркой, Волином, Трусо, восточной Прибалтикой и Русью; второй, так называемый «Ратный путь», вел в Норвегию и Каттегат. На перекрестье этих путей стоял Хедебю. Судя по всему, именно об интересах этого города в первую очередь думал Годфред, когда разрушал Рёрик, главный торговый центр ободритов. Где располагался Рёрик, нам точно неизвестно – вероятнее всего, в Альт Гару или в окрестностях современного Любека. Датский конунг вовсе не хотел помешать торговцам возить туда и сюда свои товары, он просто желал, чтобы они странствовали по его землям. Что касается Хедебю, Годфред сумел использовать выгодное местоположение города в полной мере. Как сообщают нам «Annales Regni Francorum», в 808 г., разрушив Рёрик, датский конунг прибыл со своим войском в гавань Слиесторп – ту самую, где он четырьмя годами раньше петушился перед Карлом. Там он повелел построить вал на северном берегу Эйдера, вдоль всей датской границы «от западного океана до восточного залива (Балтийское море)» и оставить в нем только одни ворота, чтобы пропускать всадников и повозки. Так было начато строительство Даневирке, системы земляных укреплений на Ютландском перешейке. Подобный шаг вкупе с тем, что Годфред всемерно способствовал росту и процветанию Хедебю, позволяют говорить о нем как об одном из самых дальновидных датских конунгов эпохи викингов, человеке прозорливом и властном.

Решительными действиями и хитроумными политическими маневрами он достиг своей цели: теперь торговые люди вместо долгого плавания вдоль негостеприимных западных берегов Ютландии, по проливу Скагеррак, могли пройти тринадцать километров волоком и сразу попасть в Малый или Большой Бельт и Балтийское море, и волок этот пролегал по датской территории[39 - То, что осталось от Даневирке в наши дни, мало напоминает вал, тянущийся по всему северному берегу Эйдера от Балтийского до Северного моря. Но все равно это впечатляющее сооружение. Укрепления, строившиеся в течение трех веков (ок. 810 – ок. 1160 г.), защищали самый уязвимый участок датской границы между Холлингстедом на реке Трене и фьордом Шлее (рис. 14). Ховедфольд, или Главный Вал, начинается у Готторпа и тянется примерно на 5 км в юго-западном направлении – до Курборга, а оттуда еще около 10 км на запад до Холлингстеда (Крумфольд, Изогнутый вал). Второй вал – протяженностью 3 км начинается у Тюраборга и высохшего Даневирке Сё и заканчивается у валов Хедебю (Форбиндельсесфольд, Соединительный вал). Третий начинается на берегу Селкер Hoop примерно в 2 км к югу от Хедебю и заканчивается в 1,5 км от Курборга (Ковирке). Его длина составляет около 5 км. Часть этих укреплений сровняли с землей во время Второй мировой войны, когда немцы строили аэродромы и оборонительные сооружения на случай предполагавшегося, но так и не состоявшегося английского десанта. От четвертого вала, Эстерфольда, Восточного вала, примерно 3 км протяженностью, до наших дней практически ничего не сохранилось. Он защищал мыс Швансен и, вероятно, заканчивался на балтийском побережье в Видебю Hoop. Кроме этих четырех главных валов, имеется еще множество небольших укреплений, насыпей, стен и рвов. Высота и ширина главных валов разная. Ковирке был, предположительно, около 2 м высотой, Ховедфольд в центральной своей части имел высоту 5,5 м и ширину – 28, 5 м. За время строительства Даневирке эту секцию Ховедфольда укрепляли дополнительно не менее десяти раз, в частности был построен каменный бруствер 3 на 3 м, а во времена Вальдемара Великого возвели бастионы около 2 м толщиной и 6 м высотой. Несомненно, Даневирке была могучей преградой для любого неприятеля, пытавшегося напасть на Данию с юга, ибо она перекрывала единственный проход, остававшийся между фьордом Шлее и болотами в поймах Трене и Рейде.Как выглядела Даневирке во времена Годфреда и насколько хорошо она исполняла свою роль, неизвестно. Но, несомненно, на южных соседей Дании затея Годфреда произвела впечатление. Какие именно из сохранившихся до наших дней укреплений построил Годфред, мы не знаем. Автор «Annales Regni Francorum» явно сам ее не видел, и по его расплывчатому описанию трудно судить, который из валов построили первым. В работе La Cour Villi. Denevirkestudier, Copenhagen, 1951 приводятся убедительные доводы в пользу того, что Ковирке возвел не Годфред, а Свейн Вилобородый около 1000 г. – в то самое время, когда были построены Треллеборг, Фюркат и Аггерсборг. Таким образом, получается, что Годфред соорудил некий первый вариант Ховедфольда, Главного Вала. Немецкий исследователь Г. Янкунн (Jankuhn Н. Haithabu, ein Handelsplatz der Wikingerzeit, Neumunster, 1963), напротив, указывает, что, поскольку Хедебю во времена Годфреда, очевидно, существовал и именно его датский конунг хотел защитить, перекрыв подходы по Ратному пути, разумно предположить, что Годфред построил Ковирке. Ховедфольд, по мнению Г. Янкунна, возвели позднее, в X в., в тот промежуток между датским и шведским владычеством, когда Хедебю принадлежал Германии. В эпоху викингов для укрепления земляных валов применялось в основном дерево. Каменные постройки явно относятся к более позднему периоду.].

Начав военную кампанию против ободритов, конунг маленькой северной страны открыто бросил вызов императору Карлу, чьи владения простирались от Эйдера до Эбро и Тибра и от берегов Атлантики до Эльбы и Раба. Впрочем, Карл отреагировал на это куда более сдержанно, чем можно было ожидать. Видимо, у императора и без того хватало забот: войны в Испании и Италии, переговоры с Никифором в Константинополе и Гарун аль-Рашидом в Багдаде, изгнанник – нортумбриец Эардвульф, просивший о помощи, и ко всему прочему – проблемы престолонаследия дома. Но ободриты были союзниками Карла, и он не мог просто оставить случившееся без внимания. Император отправил карательную экспедицию на север – против данов и вильцев, – поручив командование своему сыну Карлу. Однако благоразумный Карл счел за лучшее отыграть роль сурового мстителя на южных берегах Балтики и оставить более решительных и подготовленных противников в покое. Годфред предложил переговоры, которые состоялись в конце концов в Бейденфлете на реке Стор в Гольштейне; главным их результатом стало то, что Дросуку позволили вернуться на родину. Впрочем, ободритский вождь не много выгадал, ибо вскоре Годфред его убил. Но оба властителя по-прежнему не хотели войны – очевидно, покорять Данию в планы императора не входило. Следующую эскападу Годфред предпринял на море. В 810 г. он прошел с большим флотом все фризское побережье, одержав несколько легких побед над местными жителями и получив от них в качестве дани сотню фунтов серебра. Если верить Эйнхарду, этот успех вскружил датскому конунгу голову, и он возжаждал большего. Он даже стал поговаривать о том, чтобы завоевать всю Германию. Фризия и Саксония станут датскими провинциями, ободриты – его данниками, а потом он, Годфред, лично явится в Эксля-Шапель и будет держать императора в своей свите и купать коней в замковом колодце. Карл Великий еще раньше именовал датского конунга безумцем, и, судя по этим заявлениям, был недалек от истины. Император спешно приказал строить корабли и приводить в порядок береговые укрепления. В 811 г. он устроил смотр своему флоту в Шельде, неподалеку от Булони, но опасность уже миновала. Годфреда убил в 810 г. один из его людей, а племянник конунга, Хемминг, наследовавший ему, заключил с Карлом мир. Согласно договору, южная граница датских земель проходила по Эйдеру. Хемминг правил ровно год, два его возможных преемника пали в битве, а их наследников изгнали сыновья Годфреда, вернувшиеся на родину из Швеции. Карл Великий умер в январе 814 г., а в 815 г. его сын, Людовик Благочестивый, напал на Ютландию. Укрепления Даневирке его не остановили. Сыновья Годфреда укрылись на острове Фюн под защитой датского флота, а захватчики по прошествии весьма недолгого времени с удовольствием вернулись домой, на юг. После этого даны под предводительством некоего Глума в свою очередь вторглись во франкские земли, попытались взять Итцехо и с не меньшей радостью возвратились домой на север. Такова была ситуация около 820 г.

В связи со всем сказанным возникает ряд вопросов, на которые историки не в силах ответить однозначно. Насколько реальной была власть конунга в Дании в то время? Кто такой Годфред? Вправе ли мы называть его правителем Дании или это просто один из местных властителей – пусть даже самый сильный и прославленный? Курт Вейбулль полагал, что говорить о Дании как о едином королевстве возможно лишь со времен Харальда Синезубого, то есть после 950 г., и многие исследователи, в том числе Э. Аруп и Г. Янкунн, согласны с ним в этом. По мнению Э. Арупа, королевской власти как таковой не существовало в Дании до конца эпохи викингов, даже при Свейне Вилобородом и его сыне Кнуте.

Поставленные нами вопросы отнюдь не праздные, ибо, ответив на них, мы могли бы по аналогии понять ситуацию в других скандинавских странах. Но что касается Годфреда, то у нас есть все основания полагать, что он был конунгом не просто по названию. Его деяния говорят о нем как о человеке, обладавшем реальной властью, – куда большей, чем у местного правителя. Он отправлялся в военные походы, на восток – против славян и на запад – к Эльбе и во Фризию, не только ради сиюминутной выгоды. Один из двух главных торговых путей севера – восточный – из Балтийского моря по Одеру или Висле в придунайские земли, северную Италию и на Балканский полуостров – был небезопасен уже с VI в., и тем большее значение приобретал западный путь – по Рейну или Шельде в Северное море и далее вдоль побережья. Территории от устья Шельды до Ютландского перешейка представляли собой стратегически важный район, власть над которым сулила большие выгоды. Годфред это, несомненно, понимал, и у него хватало сил на то, чтобы воплотить свое понимание в жизнь. Он направил удар против Рёрика, покровительствовал Хедебю, начал строительство Даневирке, поддерживал саксов, долго и успешно противостоял Карлу Великому и был убежден, что наличие сильного флота может с успехом уравновесить превосходство императора на суше, – все это деяния и замыслы отнюдь не «местного» масштаба.

То, что Годфред предпочитал решать проблемы мирными способами, в частности путем переговоров (это же делал, хотя и реже, его предшественник Сигифрид, и с еще большим успехом – его преемник Хемминг), – еще одно доказательство его особого положения в Дании. Утверждать, что он установил дипломатические отношения с императором, наверное, будет все же преувеличением, но, несомненно, эти два правителя вступали в дипломатические контакты со всем сопутствующим антуражем – предварительными договоренностями, посольствами, переговорами, угрозами, блефом, обманом и дипломатическими хитростями. Фризия, Саксония и Вендланд, говоря современным языком, входили в сферу интересов Годфреда: там пролегали жизненно важные для Дании торговые пути и оттуда поступала дань, которую выплачивали славянские племена. Непомерные аппетиты франков представляли угрозу этим интересам, и, очевидно, датские конунги выработали и проводили определенную политику в отношении Гольштейна, ободритов (и славян в целом) и франков – одной из составляющих ее стали переговоры 782, 784, 804 и 809 гг. У Карла Великого были свои виды на земли к югу от датской границы. Он не желал, чтобы его славянские протеже или союзники слишком часто тревожили данов и провоцировали их на решительные действия; с другой стороны, он вовсе не хотел, чтобы между славянами и данами возникло хоть какое-то подобие дружбы. Высшим достижением умелой политики Годфреда стал заключенный уже после его смерти, в 811 г., мирный договор между Хеммингом и Карлом Великим. Насколько нам известно, это было первое письменное соглашение, в котором одной из сторон выступала скандинавская страна.

Рис. 14. Даневирке (реконструкция)

На иллюстрации показаны укрепления Даневирке; в двух круглых врезках представлены конструкция Ховедфольда (Главного Вала) и Ковирке. На сегодняшний день кажется маловероятным, что проход через стену находился в районе Калегата, как это показано на рисунке; скорее он был там, где укрепления пересекались с Ратным путем. На врезке в левом верхнем углу поясняется общее расположение укреплений Даневирке: схематично показаны Ютландский перешеек, Северное море (Вестерхав) и Балтийское море (Эстерсё). Приведенные на рисунке датские названия соответственно означают: Крумфольд – Изогнутый вал; Нордфольд – Северный вал; Форбиндельсесфольд – Соединительный вал; Форфольд – Внешняя стена; Боргхёйде – Укрепленный холм

Наконец, во времена Годфреда и франкские, и германские источники говорят о Дании как о «королевстве»; хотя, безусловно, у конунга могли быть сильные соперники и без усобиц дело не обходилось. Если Годфред действительно правил в Ютландии и Сконе и прибрал к рукам норвежский Вик, мы можем с полным правом именовать его конунгом Дании; впрочем, не менее важно подчеркнуть, что его власть во многом держалась его личным авторитетом.

О событиях в Дании после смерти Хемминга нам известно на удивление мало. На первый взгляд это кажется странным, ибо деяния данов за пределами их родной земли подробно описаны в хрониках и летописях Англии, Ирландии, Франции, Германии и других южных и западных стран. Однако, если вдуматься, здесь нет ничего непонятного – историописание в средневековой Европе было детищем христианской мысли, а Дания оставалась языческой на протяжении по крайней мере еще одного столетия. Очевидно, сыновья Годфреда боролись за власть с наследниками прежнего конунга Харальда, страну раздирали усобицы, и Людовик Благочестивый наверняка постарался извлечь из этого всю возможную выгоду. Нам известно, что Хорик, сын Годфреда, и Харальд Клак, сын Харальда, оба именовались конунгами и что Харальд, пытаясь заслужить благосклонность императора, принял христианство. Вскоре после этого он стал соправителем Хорика, но в 827 г. его окончательно изгнали из Дании. Франки уже и раньше пробовали брать к себе на службу рассорившихся со своими соплеменниками данов, чтобы те защищали их от нападений с севера. В 826 г. Харальд Клак получил от императора в качестве лена обширные земли на побережьях Фрисландии. Харальд до конца своих дней жил в Нордальбингии или в Ристрингии, и его родичи, в том числе его брат Рорик, владели землями во Фризии на протяжении всего IX в. Хорик же оставался конунгом, пока не погиб в битве в 853–854 гг.

В его правление, помимо усобиц, завоеваний и викингских походов на юг, происходили и другие весьма знаменательные события. Конунг Хорик, судя по всему, был человеком сильным, решительным, воинственным и не слишком разборчивым в средствах, хотя порой проявлял благоразумие и трезвый расчет, как, например, в общении с христианским миссионером Ансгаром.

Первое упоминание о христианской миссии в Дании относится к началу VIII в.: нортумбриец Виллиброрд отправился к конунгу Онгенду (Ангантюру), о котором Алкуин пишет, что тот был «свирепей дикого зверя и тверже камня» (хотя в действительности в Житии св. Виллиброрда конунг выглядит образцом терпимости и сдержанности, особенно по сравнению со своим заносчивым гостем). После этого в течение столетия христианское учение проникало в Данию окольными путями. Торговцы и участники викингских походов возвращались домой с юга и, описывая диковинные обычаи тех земель, где им довелось побывать, рассказывали в том числе и о религии. Чужеземцы, посещавшие северные торговые города, исполняли свои христианские обряды; да и своих рабов-христиан скандинавы едва ли принуждали поклоняться богам северного пантеона. Под влиянием английских и франкских мастеров скандинавские ремесленники стали использовать христианские мотивы в декоре. Карл Великий расширил пределы христианских земель до Эйдера; сын Карла Людовик Благочестивый направил вторую миссию в Данию. В 823 г. по его настоянию папский легат Эбон, архиепископ Реймсский, отправился спасать язычников. Проповеди Эбона принесли кое-какие результаты, и, возможно, благодаря его усилиям Харальд Клак и четыре сотни его дружинников, по цветистому выражению Жития Людовика, «омылись в водах святого крещения» в Ингельхейме, неподалеку от Майнца. Заручившись таким образом поддержкой императора, Харальд возвратился в Данию, и среди его спутников, согласно договоренности, был христианский миссионер. Выбор пал на Ансгара, монаха Нового Корвейского монастыря, двадцатипятилетнего клирика. Его биограф Римберт, возможно, изобразил Ансгара слишком уж юным и просветленным, но то, что этот человек был ревностным христианином и отличался недюжинным мужеством, не вызывает сомнений. Харальд, принимая крещение, больше думал о собственных выгодах в этом мире, чем о вечной жизни в мире ином, и для его покровителя это не было тайной. Ансгар пробыл в Дании недолго. Вместе со своим собратом, монахом Аутбертом, он основал маленькую школу для юношества, вероятно, в Хедебю; в ней было около дюжины учеников, судя по всему, уже христиан. Харальда Клака в Дании не особо жаловали из-за его связей с императором, и когда его изгнали, монахам пришлось уехать вместе с ним. В 829 г. Ансгар отправился с новой миссией, на сей раз в Швецию. По пути он и его напарник Витмар испытали много тягот. В море их корабль атаковали викинги, так что двое миссионеров чудом остались живы; после долгих мытарств они добрались, наконец, до озера Меларен и пришли в Бирку пешком, лишившись в результате своих священных книг. Бирка, как и Хедебю, была крупным торговым городом, и среди ее смешанного населения и многочисленных заезжих людей наверняка нашлось какое-то количество христиан. Конунг Бьёрн, не желая ссориться с империей, выказал миссионеру свое гостеприимство. Самым крупным достижением Ансгара стало обращение в христианство Херигара (Хергейра), «префекта» Бирки. Херигар выстроил и содержал церковь на своей земле и после того, как Ансгар вернулся в Германию, продолжал трудиться на благо истинной веры в Швеции.

В 831 г. Ансгар стал главой нового гамбургского архиепископства, и папа Григорий IV назначил его вместе с Эбоном Реймсским своими легатами к народам севера – шведам, данам, славянам и всем прочим. Исландская пословица гласит, что без битья из мальчика не получится епископа. В IX в. никто из северных миссионеров не мог стать архиепископом, не избивая других. Ансгар был, судя по всему, верным и бесстрашным слугой церкви. Но и в Дании, и в Швеции он встречал сильное сопротивление. Миссия Гаутберта в Бирке сначала достигла некоторых успехов, но в какой-то момент язычники взяли верх: Нитарда, напарника Гаутберта, убили, а его самого изгнали прочь из шведских земель. Конунг Хорик открыто выказывал Ансгару свою враждебность, хотя причиной тому были отнюдь не религиозные разногласия. После смерти Людовика Благочестивого, друга и покровителя Ансгара, империя стала ареной кровопролитной грызни троих его сыновей. Лотарь, Карл Лысый и Людовик с братским рвением дрались между собой, предоставив врагам империи полную свободу действий. Данам это было очень на руку, и они на радостях принялись с удвоенным рвением грабить соседние страны. В 845 г. шесть сотен датских кораблей подошли к Гамбургу. Город был разрушен. Ансгар сумел бежать и даже ухитрился спасти несколько священных реликвий, но церковь, школа и библиотека погибли[40 - Мы на удивление много знаем о Гамбурге IX–X вв. и можем достаточно точно представить себе, что происходило во время викингского нападения в силу некоего печального обстоятельства. Когда во время Второй мировой войны современный город был фактически стерт с лица земли, под ним обнаружились многочисленные древние фундаменты. Судя по всему, собственно крепость, имевшая в плане форму прямоугольника, и все, что находилось за ее могучими стенами – в том числе церковь Ансгара, – сгорели. Однако торговый квартал, располагавшийся снаружи, в районе современной Рейхенштрассенфлит, уцелел. Это был богатый, процветающий город.].

Людовик Немецкий, чтобы хоть немного смягчить последствия этих ужасных событий, объединил архиепископства Гамбурга и Бремена, поэтому в 849 г. Ансгар отправился с новой миссией в Данию уже как архиепископ бременский. В 850 г. Хорик, который, несомненно, ощущал политическую необходимость подобного шага и надеялся извлечь из него определенные выгоды, разрешил Ансгару построить церковь в Хедебю. В тот же год Ансгар послал новую миссию в Швецию. Сначала к Херигару в Бирку отправился отшельник Ардгар, а когда после смерти Херигара Ардгар вернулся, Ансгар сам посетил Швецию. Его и на этот раз принимали не слишком дружелюбно, но конунг Олав выказал себя человеком великодушным и терпимым. Возвращаясь в Бремен, Ансгар оставил в Швеции миссионером Эримберта.

Тем временем в Дании долгое и беспокойное правление Хорика подошло к концу. Конец этот был жесток. Родичи конунга, объединившись, отобрали у него часть его королевства, и в начавшейся кровавой распре, согласно легендам, из всех членов семьи уцелел только один – Хорик Младший, который и стал конунгом в 853–854 гг. Первым делом он, по настоянию подданных, закрыл церковь в Хедебю, но разрушать ее не стал, а после визита Ансгара все и вовсе вернулось на круги своя. В 854 г. церковь снова открыли, мало того, клирикам позволили звонить в колокол, чего прежде язычники не допускали. В Рибе заложили еще одну церковь, и со временем эти три скромных христианских храма – в Бирке, Хедебю и Рибе – стали форпостами новой веры в Скандинавии[41 - Любопытно, что первые миссионеры, отправлявшиеся в скандинавские страны, посещали исключительно крупные торговые города, где, по крайней мере среди приезжих, можно было встретить немало христиан. Церковь, по всей видимости, больше заботилась об их душах, нежели о душах язычников, населявших обширные и темные северные земли. Жители отдаленных внутренних областей приняли новую веру лишь полтора столетия спустя.].

Что происходило в Дании в правление Хорика Младшего и далее – вплоть до середины X в. – мы не знаем. В 850 г. предводитель викингов Рорик, возможно, брат Харальда Клака, получивший от Лотаря в качестве лена остров Вальхерн, обосновался на юге Ютландии, в землях между Эйдером и морским побережьем. В 873 г. в Дании правили по меньшей мере два конунга – братья Сигифрид и Хальвдан, а если верить Адаму Бременскому, имелись и другие, пиратствовавшие у южных побережий. Похоже, в те времена вполне можно было стать конунгом и без королевства – нашлись бы только флот и войско. Мы знаем имена двух датских конунгов, погибших в битве при Лёвене в 891 г., – Сигифрид и Годфред, но нам ничего не известно о том, каковы были их владения и положение на родине. Преемник (и биограф) Ансгара Римберт какое-то время продолжал миссионерскую деятельность в Дании – в частности, известно, что он выкупал рабов-христиан на рынке в Хедебю, – но после его смерти в 888 г. все связи Бремена с северными землями прервались. С этого момента мы лишаемся даже тех скудных и предвзятых сведений, которые можно извлечь из христианских житий и хроник. Существовало ли на территории Дании хотя бы временами единое королевство? Найдется ли в перечне датских правителей между Хориком Старшим (850 г.) и Гормом Старым (936 г.) хотя бы один конунг, по праву считавшийся властителем всей страны? Где проходили границы мелких королевств? Неплохо было бы также понять взаимоотношения между северными и южными областями Ютландии, а заодно – между Ютландией и островами, особенно теми, что лежат к востоку от пролива Большой Бельт. Но ничего этого мы не знаем. Свидетельства норвежца Оттара (др. – англ. Охтхере), поведавшего английскому королю Альфреду о своем плавании вдоль западных побережий Скандинавии, вовсе не так убедительны, как кажется на первый взгляд. Рассказ Охтхере был включен в выполненный Альфредом перевод «Всемирной истории» Орозия, и, согласно этому источнику, норвежец описывал путешествие из Скирингссаля на западном берегу Ослофьорда в Хедебю следующим образом.

«По его словам, он плыл пять дней до порта, называемого Хедебю (?t H??um), что расположен между землями вендов, саксов и Онгелем и принадлежит данам. Первые три дня пути из Скирингссаля по левому борту был Денмёрк (Denemearc, т. е. датские владения на территории Швеции), а по правому – открытое море, следующие два дня по правому борту лежали Ютландия (Готланд), Южная Ютландия (Sillende) и множество островов. В эти последние два дня по левому борту оставались острова, принадлежащие Дании».

О Хедебю Альфреду рассказывал и другой путешественник – англосакс (а возможно, норвежец) Вульфстан, который плавал из Хедебю в Трусо и потом в устье Вислы.

«Вульфстан поведал, что он проделал путь от Хедебю до Трусо за семь дней и ночей и что корабль все это время шел под парусами. Справа по борту лежал Вендланд, слева – Лангеланн и Лолланд, Фальстер и Сконе. Все эти земли принадлежат Дании[42 - В древнеанглийском оригинале употребляются выражения «hyr?in on Dene»; «?e in Denemearce hyra?»; «hyra? to Denemearcan» (о Лангеланне); и (далее) «hyra? to Sweon». Из них только «hyra? to» означает непосредственно «принадлежать (кому-то)». Следует ли другие выражения переводить иначе («принадлежит к», «относится к», «связан с», «заселен тем же народом, что»), автор не возьмет на себя смелость судить.]. Затем мы оставили слева по борту Борнхольм, которым правит свой конунг, и далее – земли, что зовутся Блекинге, Мере, Эланд и Готланд, – все они принадлежат Швеции. А справа по борту на всем пути до устья Вислы оставался Вендланд».

В описании Европы, данном в том же источнике, сказано:

«К западу от земель старых саксов лежит устье реки Эльбы и Фризия, а к северо-западу – Онгель (Ongle), Южная Ютландия (Sillende) и часть Дании (Dene)… На западе земли южных данов омывает один из рукавов Океана – тот самый, что омывает берега Британии, а насевере – морской залив, называемый Балтийским морем (OstsS); восточнее и севернее на материке и островах живут северные даны. Далее на восток лежат земли афредов, а на юг – устье Эльбы и земли старых саксов. С севера земли северных данов омывают воды морского залива Остсэ, к востоку от них живет народ остов, к югу – афредов».

Очевидно, что в этих фрагментах Данией именуется территориальное образование, в состав которого входят Ютландия и острова, а также относящийся сейчас к Швеции Сконе, но не входят Борнхольм и Блекинге. Вполне вероятно, что названные территории и политически представляли собой определенное единство – в том смысле, что населявшие их люди считали себя подданными некоего «правителя данов». Свидетельства Оттара относительно политической ситуации в Ютландии, строго говоря, представляют собой благодатнейший материал для разного рода спекуляций, но, по-видимому, следует признать, что в периоды раздробленности и распрь (а они были нередки) не только Борнхольм, но и другие области, в том числе на полуострове, имели своих собственных правителей. Но и северные, и южные, и все прочие даны принадлежали к одному народу и жили в своей земле. Правда, до того момента, как эта земля стала территорией датского королевства, ждать пришлось еще долго.