Миллиардеры. История крупнейших финансовых династий

Наиболее известны в Америке схватки Гарримана со своими конкурентами. Так, война с Джеймсом Дж. Хиллом, одним из железнодорожных магнатов, начавшаяся в 1901 году, продолжалась двадцать лет и закончилась лишь со смертью обоих соперников.

Американские историки посвятили борьбе Гарримана с Хиллом десятки печатных страниц, называя ее «схваткой гигантов» или «последней железнодорожной войной». Однако нет смысла описывать подробности я «военные» перипетии. Вполне достаточно сказать, что речь шла о конкурентной борьбе, причем и Гарриман и Хилл стремились завоевать приоритет и власть над несколькими крупными и, что самое важное, прибыльными железнодорожными линиями.

Если взглянуть на это дело теперь, то наибольшую важность в нем представляет тот факт, что обе стороны имели мощных и богатых покровителей. Так, Гарриман вошел в соглашение с Рокфеллерами и их концерном «Стандард ойл», а Хилл заручился поддержкой банкирского Дома Моргана. Как утверждает Холбрук, «Гарриман был одним из немногочисленных в Соединенных Штатах лиц, которые не боялись Моргана». К этому мнению присоединяется и Мэтью Джозефсон. В цитированном уже труде о «баронах-разбойниках» он так пишет о Гарримане:

«Он не боялся ни бога, ни Моргана, ни упреков совести. В более поздних воспоминаниях о нем сказано, что тайна его победоносной карьеры – в полном отсутствии моральной щепетильности».

После смерти Эдварда Г. Гарримана его финансовая империя все больше и больше расширялась, охватывая, кроме железных дорог, многочисленные промышленные предприятия. В качестве примера можно назвать гарримановские инвестиции в Польше. Так, в 1926 году концерн Гарримана совместно с американской компанией «Анаконда» и германским трестом «Хеш» создал зависимую фирму «Силезиан-Америкен корпорейшн», которой принадлежали две угольные шахты, свинцовые и оловянные рудники, несколько металлургических заводов, листопрокатные и проволочные заводы и т. д. Решающее слово в делах этой фирмы имел концерн Гарримана, и в его сейфы текли прибыли из польской Силезии. Дабы избежать недоразумений, добавим, что польские предприятия были лишь малой частицей «империи» Гарриманов.

Гарриман-младший, носящий двойное имя Уильям Аверелл (последнее – по матери), сумел объединить заботы о полученном наследстве с любопытной политической карьерой. И если его отец ограничивался финансированием отдельных политических деятелей, то сын уже играл самостоятельную роль на политической арене и мечтал когда-либо попасть в Белый дом.

В годы президентства Франклина Делано Рузвельта Уильям Аверелл Гарриман занимал ряд ответственных постов. Во время второй мировой войны он был послом США в Советском Союзе, затем стал министром финансов, советником президента Трумэна, губернатором штата Нью-Йорк и специальным послом президента Джона Ф. Кеннеди.

К парадоксам политической жизни в Соединенных Штатах следует отнести и тот факт, что миллионер Гарриман во многих вопросах занимает либеральную позицию. Некоторые считают даже, что если мечты Гарримана так и не осуществились, и его кандидатура на место в Белом доме никогда не выдвигалась, то произошло это лишь потому, что он был «слишком либеральным».

В 1963 году Аверелл Гарриман сыграл существенную роль при согласовывании текста Московского соглашения о частичном запрещении ядерных испытаний, а в 1968 году он же возглавил американскую делегацию, которая начала в Париже переговоры об установлении мира во Вьетнаме.

Эндрю У. Меллон принадлежал наряду с Рокфеллером, Морганом и Фордом к первым американцам, чей личный капитал превышал миллиард долларов. Такое богатство он нажил, нещадно эксплуатируя рабочих, обворовывая компаньонов, разоряя конкурентов. Он был также первым американским миллионером, который занял пост министра. И использовал этот пост для введения законов, покровительствующих богачам, а не беднякам. В период самых крупных афер, связанных с коррупцией, Меллон был членом кабинета. Эндрю У. Меллон был одним из самых ловких, предприимчивых и энергичных американских финансистов и промышленников. В пожилом возрасте он не жалел времени на «служение обществу»: был членом кабинета трех президентов, министром финансов, в то же время он пожертвовал часть своих капиталов на общественные цели, построил в Вашингтоне здание Галереи искусств, передав ей в дар свои коллекции картин. Противоречивая, казалось бы, личность. Поэтому надо поближе присмотреться к любопытной фигуре Эндрю Меллона.

У Эндрю был легкий жизненный старт, поскольку его отец Томас Меллон, банкир и юрист, был человеком богатым. Об образе мышления и взглядах Томаса отчетливо свидетельствует письмо, направленное им в годы Гражданской войны своему старшему сыну (младший, Эндрю, родившийся в 1855 году, был тогда ребенком). Узнав, что старший сын хочет вступить в ряды армии северян, Томас решительно запретил ему это, так обосновав свою позицию:

«Я надеялся, что мой парень станет ловким, интеллигентным бизнесменом и не будет дурнем. Только наивные люди вступают в армию… А кто имеет возможность, оплачивает тех, кто идет вместо них. Со временем ты поймешь, что человек может быть патриотом, не рискуя собственной жизнью и не жертвуя своим здоровьем, и поверишь в это. Есть много других, менее ценных людей».

В последующие годы такая «философия» стала ведущей мыслью Эндрю Меллона. Никакие «мелочи» не отвлекали его от дел, а главным своим делом он, как и его отец, считал преумножение капитала.

В 1870 году в Питтсбурге возник банк под названием «Т. Меллон энд санз», который завоевал доверие клиентов, хотя и брал высокие проценты. Во время экономического кризиса 1873 года, когда обанкротились многие предприятия, банк Меллонов оказался платежеспособным и обогнал конкурентов. В 1880 году Эндрю Меллон принял банк от стареющего отца. Вскоре он мог показать не только свои способности, но и беспощадность в делах. Под его руководством банк начал специализироваться на финансировании промышленных предприятий.

Наиболее дальновидным мероприятием Эндрю Меллона было предоставление сравнительно небольшого кредита двум предпринимателям, которые хотели построить алюминиевый завод. Этот легкий металл был тогда известен уже несколько десятилетий, но никто не умел организовать его выплавку на коммерческих началах. Изобретатель необходимого технологического процесса Чарлз М. Хэлл безрезультатно агитировал нескольких, промышленников, пока не попал в Питтсбург и не явился к Меллону.

Банкир оказался более дальновидным: он выделил на производство алюминия кредит в сумме 250 тысяч долларов, что дало Хэллу возможность построить первый завод. Довольно скоро выяснилось, что спрос на алюминий очень велик и возрастает с каждым годом, особенно в связи с развитием автомобильной промышленности.

Конкуренты Меллона спохватились, но было уже поздно. Отказываясь от производства алюминия, они упустили пресловутую «золотую жилу». Правда, один из них попытался было создать свой завод, но Меллон возбудил против него судебное дело, обвинив фабриканта в нарушении патентных прав изобретателя Хэлла. Процесс затянулся надолго, но в конце концов судья Уильям Говард Тафт решил дело в пользу Меллона. Тафт стал впоследствии президентом Соединенных Штатов. Как утверждает Харвей О’Коннор, автор книги «Миллионы Меллонов» (“Mellon’s Millions”), приговор Тафта принес Меллону 100 миллионов долларов.

А вскоре был создан концерн «Алюминиум компани оф Америка», известный под сокращенным названием «Алкоа», в котором большинство акций принадлежало Меллону. Концерн стал почти единовластным монополистом в области производства алюминия: он приобретал месторождения бокситов, строил новые предприятия, организовал сбыт алюминия и экспорт его за границу. Наследники Эндрю Меллона и по сей день получают миллионные прибыли от деятельности «Алкоа».

По мере увеличения капитала Эндрю Меллон все больше расширял свою «империю», скупая контрольные пакеты акций сталелитейных заводов и других предприятий. Очередным его успехом (после дела с алюминием) было открытие месторождений нефти в штате Техас. И в этом случае Меллон использовал находчивость, изобретательность и энергию других людей, загребая львиную долю прибылей.

Идею поисков нефти в штате Техас выдвинул некий Энди Лукас, эмигрант из Югославии, который американизировал свое имя и фамилию. Поначалу его финансировал полковник Джеймс Гаффи. Но когда в 1901 году длительные поиски Лукаса привели наконец к открытию богатых залежей нефти, у него и у полковника не хватило денег. Меллон, не колеблясь, предоставил им кредит в 3 миллиона долларов.

А вскоре возник новый концерн – «Галф ойл корпорейшн», один из крупнейших в Америке, уступающий только рокфеллеровской фирме «Стандард ойл». Большинство акций снова попало в руки Меллона и его семейства. Полковник Гаффи рассказывал потом, как Меллоны «вышвырнули» его. Он пытался судиться с ними, но проиграл и умер в нищете.

Третьей – после алюминия и нефти – жемчужиной в короне Меллонов стала химическая промышленность. В 1914 году Эндрю Меллон купил за 300 тысяч долларов патенты немецкого изобретателя д-ра Генриха Копперса, открывшего способ и метод использования побочных продуктов коксового производства. Патенты Копперса стали для Меллона исходной базой для строительства ряда химических предприятий. Во время Первой мировой войны Меллон откупил у Копперса – буквально за гроши – его право на долю в производстве, воспользовавшись тем, что немец был «подданным враждебного государства».

После окончания Первой мировой войны Э. Меллон стоял уже во главе нескольких десятков самых различных концернов, общий капитал которых оценивался в 2 миллиарда долларов. И, тем не менее, он был, по сути дела, мало известен широкой общественности. В отличие от Вандербилтов и Асторов, Рокфеллеров и Морганов, каждый шаг которых, был широко разрекламирован и которые любили хвастаться своими богатствами, Меллон отнюдь не искал гласности. Он принадлежал к более позднему поколению миллионеров, которые предпочитали безвестность.

Лишь в 1921 году, когда Эндрю Меллону исполнилось шестьдесят шесть лет, его портрет впервые появился на страницах газеты «Нью-Йорк таймс». Поводом явилось желание определенных кругов капиталистов, чтобы новый президент, Уоррен Дж. Гардинг, вручил Меллону портфель министра финансов.

Стюарт X. Холбрук в своей книге «Век воротил» пишет:

«Никакое другое американское состояние не создавалось в такой тайне, какая характеризовала жизнь и деятельность Меллонов – отца и сыновей. Железнодорожники говорили, что они работают на Гулда, Хилла, Гарримана или Вандербилта. Рядовой рабочий “Стандард ойл” знал, кто такой Джон Д. Рокфеллер. Образ Генри Форда был иконой – ненавистной иконой – для сотен тысяч его роботов. Но лишь весьма немногие из числа директоров почти трехсот крупных промышленных концернов знали, что их главный хозяин – Эндрю Меллон».

Гардинг, которого американские историки считают «самым плохим президентом», назначил Меллона министром финансов. В соответствии с правилами, обязательными для каждого члена кабинета, Меллону пришлось отказаться от руководящих постов в многочисленных концернах, которые, тем не менее, остались фактически собственностью его династии. Кстати сказать, на период президентства Гардинга приходятся громкие аферы и широкая коррупция (в частности, грандиозный скандал с нефтью в Типот-Доум[4 - Типот-Доум – нефтяные месторождения в штате Вайоминг, закрепленные за военно-морским ведомством США. В 1922 г. они были сданы в аренду частным компаниям. Расследование, проведенное Конгрессом, вскрыло факты вопиющего нарушения законов нефтяными магнатами и рядом должностных лиц в правительстве при передаче и эксплуатации месторождений нефти. Это вызвало несколько судебных процессов, в результате чего аренда была прекращена.], в котором были замешаны его министры).

Эндрю Меллон не принимал непосредственного участия в уголовных аферах, но зато использовал свой министерский пост исключительно для классовых целей и личного обогащения. Он провел далеко идущие изменения законов о налогах, в результате чего на этом заработали крупные концерны. Считают, что благодаря таким законам Меллона концерны экономили на налогах полтора миллиарда долларов в год.

Как министр финансов, Эндрю Меллон проявил особый интерес к вопросу об обложении налогами нефтяных компаний: для них он ввел широкую систему налоговых льгот. Эта система сохранилась в основном и по сей день. В 1969 году солидный американский журнал «Атлантик» осветил этот вопрос в статье «Нефть и политика» (“Oil and Politics”), автором которой был Ронни Дэггер. Подробно проанализировав время и деятельность Меллона на посту министра финансов, Дэггер пришел к выводу, что налоговые льготы «стали источником, из которого в кассы нефтяных компаний текло золото». По подсчетам Дэггера, капитал нефтяного концерна Меллона «Галф ойл» только за время пребывания его на посту министра финансов увеличился вдвое. Меллон находился на посту министра финансов целых десять лет. Он был членом кабинета трех президентов от Республиканской партии.

И в Вашингтоне, и на Уолл-стрите Меллона считали выдающимся финансистом. Если судить по успехам его собственных предприятий, то он, несомненно, имел в этих делах определенные способности. Однако накануне экономического кризиса 1929 года Меллон заверил всех, что экономика Соединенных Штатов «процветает» и что ей ничто не грозит. А это заявление ставит под большое сомнение либо его финансовый талант, либо его правдивость.

Будучи уже стариком, Меллон занялся благотворительными делами, предназначив незначительную часть своего миллиардного состояния на общественные нужды. Наиболее известен факт финансирования им строительства Национальной галереи искусств в Вашингтоне.

Эндрю Меллон умер в 1937 году восьмидесяти двух лет от роду. Его наследники принадлежат к самым богатым людям в Америке.

«Бедные родственники»

Пока что у нас речь шла исключительно об американских миллионерах «А как с Европой? – может спросить читатель. – Неужели там не было достойных внимания богачей?» И тут хотелось бы оговориться, что книга эта посвящена прежде всего американцам, которые сколотили огромные состояния. В какой-то мере ограничивая этим свою тему, автор руководствовался двумя принципами.

Во-первых, примерно сто лет назад Соединенные Штаты начали опережать европейские государства в области экономики Произошло это около 1870 года, который стал исходным пунктом в наших исследованиях. Статистика показывает, что в 1860 году Великобритания занимала первое место в мире по уровню промышленного производства, но уже в 1880 году Соединенные Штаты перегнали своих английских конкурентов.

Бурное развитие американской экономики в последующие годы все больше увеличивало дистанцию между Америкой и Европой. Этому особенно способствовали обе мировые войны, в ходе которых американские капиталисты обогащались за счет разрушаемой, беднеющей Европы. Соединенные Штаты начали опережать европейские государства не только в области промышленнего производства, но также в экспорте товаров и капиталов.

Сегодня уже предано забвению то время, когда американские промышленники, торговцы и финансисты брали пример с Европы. Десятки лет американские капиталисты считают своих европейских контрагентов «бедными родственниками»[5 - Это определение Г. Яшуньского справедливо лишь по отношению к послевоенному периоду. В настоящее время страны Западной Европы отнюдь не являются «бедными родственниками» богатой Америки. В шестидесятые – семидесятые годы западноевропейские монополии (наряду с японскими) все чаще выступают в капиталистическом мире как сильные конкуренты монополий США. Подробнее об этом см. «Послесловие» к настоящей книге.]. Поэтому, если нас интересуют миллионеры, а тем более миллиардеры, как социально-экономическое явление, то наиболее яркие примеры можно найти именно в Соединенных Штатах. Быстрое развитие американской экономики обусловливает появление крупнейших состояний.

Во-вторых. Почему мы занялись прежде всего американскими богачами? Дело в том, что их европейские предшественники (или конкуренты), как формация значительно более старая и более опытная, много раньше поняли, что к числу добродетелей миллионеров относится анонимность. В отличие от американских нуворишей, которые во второй половине XIX века кичились своим богатством и искали известности, их современники – европейские миллионеры – скорее избегали блеска и популярности, предпочитая скрывать свое богатство за различными ширмами.

В Европе значительно раньше, чем в Америке, возникли анонимные, малоизвестные акционерные общества, стремившиеся любыми способами скрыть имена их главных участников.

И значительно раньше в Европе отмечено возникновение крупных концернов, которые просто невозможно было отождествить с именами каких-либо конкретных миллионеров. В то время как в Америке сравнительно легко было установить, какое из предприятий принадлежит Моргану, Рокфеллеру или Форду, в Европе этот вопрос представлялся куда более сложным и запутанным.

Повсеместно известны такие концерны, как британский «Импириэл кэмикл индастриз», французский «Комитэ де Форж» и немецкий «ИГ Фарбениндустри». Но названия эти не облегчают, а, скорее, затрудняют расшифровку имен их владельцев. Если в Америке написано много критических и апологетических книг на тему о богачах, то в Европе их сравнительно мало.

Жозеф Эжен Шнейдер – финансовый и промышленный магнат, владевший вместе со своим братом металлургическими, машиностроительными и военными предприятиями в Крезо

Однако автор хотел бы привести несколько примеров, чтобы показать, что методы деятельности европейских миллионеров и само их обогащение ничем, по существу, не отличаются от американских. Правда, более логичным будет сказать иначе: американские капиталисты шли к огромным состояниям путями, уже известными в Европе.

Если говорить о французских миллионерах, то хотелось бы обратить внимание читателей на семейство Шнейдеров, четыре поколения которого сумели сколотить огромный капитал. Основателем фирмы, или династии, был Жозеф Эжен Шнейдер, который в 1836 году купил небольшой литейный завод в городке Ле-Крезо, существовавший еще во времена царствования Людовика XVI Предприимчивый фабрикант вскоре приступил к расширению заводика и, как говорится, «напал на жилу» – именно в это время начиналась эра железных дорог и паровых судов. Спрос на продукцию его предприятия возрастал год от года. Уже в 1838 году в Ле-Крезо был построен первый паровоз, а в 1840 году – первый речной пароход.

Стальное литье, рельсы и растущие правительственные заказы на оружие явились очередными этапами расширения и реконструкции предприятий Шнейдера в Ле-Крезо. Чем для американских миллионеров была Гражданская война, тем для Шнейдера стала франко-прусская война 1870 года. X.С. Энгельбрехт и Ф.К. Ханиген в своей известной книге «Торговцы смертью» пишут:

«Франко-прусская война принесла в Ле-Крезо заказы на такое количество оружия, что после подписания мира Шнейдер оказался великим богачом: кроме заводов и недвижимости, он сколотил состояние, оцениваемое почти в 100 миллионов франков».

В 1875 году, после смерти основателя династии, предприятия в Ле-Крезо унаследовал его сын Анри, который нацелился прежде всего на столь прибыльное производство оружия. Дело это продолжает и его сын Эжен, внук первого Шнейдера. Как отец и дед, Эжен интересуется главным образом получением правительственных заказов на оружие. И подобно деду, внук соединяет сколачивание миллионов с политической карьерой.

Поначалу первый Шнейдер был депутатом, затем министром торговли и сельского хозяйства и наконец во времена Наполеона III – председателем так называемого Законодательного корпуса (Corps Legislative). Его внук Эжен в 1900-1925 годах заседал в Национальном собрании. Вполне понимая значение прессы, Эжен Шнейдер III в межвоенные годы сумел добиться влияния в таких ведущих французских органах печати, как «Матэн», «Тан», «Журналь де деба».

На период властвования Шнейдера-внука приходится начало первой и второй мировых войн (Эжен умер во время оккупации Франции в 1942 году). Нетрудно догадаться, что и годы, предшествовавшие первой мировой войне, и вообще периоды обеих войн были для предприятий Шнейдера этапом огромного обогащения.

Кроме расширения предприятий в самой Франции, концерн Шнейдера все более интересуется зарубежными инвестициями и заказами из-за границы В первые годы XX века Шнейдер ищет рынки сбыта в Латинской Америке (Бразилия, Чили, Аргентина), где он сразу наталкивается на конкуренцию в лице агентов немецкого короля стали Крупна После своеобразного конкурса скорострельных орудий аргентинские эксперты отдают приоритет французскому концерну.