Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

А мужья кричали с берега своим женам: «Валичка, Соня, да подними хоть голову – покажись!»

Маленький Миша тоже кричал с лодки своему отцу:

– А она… А она большая?

– Скорее бы домой обратно. Я тоже так плохо чувствую себя. Я лучше с тобой по телефону поговорю!

Наконец лодку выгрузили, и мы поехали обратно. Вышли на набережную; все больные, зеленые.

Наконец карантин сняли! Муж вернулся домой. А через две недели получил новое предписание, – немедленно выехать в Шемаху[1 - Шемаха (Шемахы) – город в 122 км к западу от Баку.] и принять местный госпиталь, в котором старший врач только что застрелился.

Опять укладываю для мужа чемоданы:

– Послушай, Ваня! Да что же это такое? Ведь ты совсем не живешь дома. Я не могу так жить. За эти годы, как мы женаты, мы и половины не жили вместе. Ты все время в разъездах! Уходи в отставку! Слава богу, не нуждаемся в твоем жаловании!

– Хорошо. Но уходить так сразу нельзя! Мне самому надоело мотаться повсюду. Мне жалко, что я забросил работу в детской лечебнице. Вот подожди! Как только вернусь из этой командировки, сейчас же подам в отставку…

Опять осталась одна.

Сегодня получила письмо от мужа: «Приезжай сюда, я, может быть, задержусь здесь надолго. Возьми Гайдамакина. От станции до города тебе придется ехать на фаэтоне десять верст. Это не очень-то безопасно, особенно одной женщине».

Я позвала Гайдамакина и сказала ему, что он поедет со мной в Шемаху к барину. Затем я быстро уложилась, и мы поехали.

Шемаха – маленький уездный городишко. Население полутатарское, полуармянское. Там стояла какая-то воинская часть; был там и гарнизонный госпиталь. Был там и начальник гарнизона – когда-то блестящий офицер, служивший в Варшаве, но за какие-то дела переведенный в эту глушь.

Муж жил в маленьком флигеле, принадлежавшем госпиталю. Флигель этот стоял на пустыре около проезжей дороги и госпитального сада, но сам не был ничем огорожен. Мимо флигеля дорога шла к станции. Было в домике четыре комнаты почти без мебели, но светлые и приветливые. Три из них были жилые, а четвертая служила госпитальной лабораторией. Вход в нее был отдельный с улицы.

– Я не хотел селиться в бывшей квартире старшего врача. Она большая, мрачная, хотя там и есть все удобства.

Муж рассказал, кто из местных жителей был интересен и с кем нужно познакомиться.

– Самая интересная семья – это начальника гарнизона. Я с ним встречаюсь довольно часто. Был и у них в доме; познакомился с его женой. Тоже очень милая. Я уверен, она понравится и тебе. У них есть сынишка – Саша. Оба влюблены в него страшно…

Дни шли. Мы с Гайдамакиным, когда муж утром уходил в госпиталь, стали наводить красоту и чистоту в комнатах. В домике давно никто не жил. Кухня была отдельно от дома и стояла прямо посреди пустыря, заросшего ежевикой, но к ней шла кирпичная дорожка и был проведен звонок.

Скоро нас пригласили на ужин к начальнику гарнизона. Как-то неудобно было идти на ужин в семью, где никого не знаешь. Визита я сделать не успела. Целый день занята: то переставляю кое-какую мебель из комнаты в комнату; то собираю ежевику, которую, кстати, никак не могу сама достать. Обычно Гайдамакин брал кочергу и подтягивал мне ветки, а я рвала ягоды.

– Пойдем, пойдем! Полковник очень просил. Неудобно тянуть дальше и отказываться.

– Почему ты, Ваня, не отказался от ужина? В воскресенье мы бы к ним пошли с визитом. А то идем прямо на ужин!

– Ну, теперь поздно уже отказываться. Да, я ведь и отказывался. Но полковник и слышать не хотел. Он сказал: мы будем считать, что вы уже у нас были с визитом.

Дом начальника гарнизона был недалеко от нас – только пройти пустырь. Это был великолепный казенный дом! При нем большой сад с фруктовыми деревьями и массой цветов. Когда мы пришли и познакомились, то хозяйка повела меня показать сад, цветы и розы. Я всем любовалась и восхищалась, особенно после Баку, где каждая розочка привозилась для продажи издалека.

– Но это все пустяки в сравнении с тем, что вы увидите дальше, – сказала хозяйка. – Пойдемте! Я вам покажу моего сына Сашу!.. Он лучше всех цветов!..

Позднее она рассказала мне (в первый же вечер), что она немка и что с мужем своим познакомилась в поезде, когда он ехал в Шемаху.

– Он был так красив!.. От него шли лучи любви!.. Он только что дрался на дуэли из-за чужой жены… И был сослан в Шемаху. А какое мне дело, что он много любил? Теперь он любит только меня и Сашу. Мы с ним вышли на какой-то станции и повенчались!.. И приехали сюда мужем и женой. Я все время чувствую себя счастливой. А у него – да я вам покажу – целый альбом карточек девушек и женщин, которых он любил до меня. Я здесь с ним спокойна! Тут нет красивых женщин. Я и сама ведь еще очень красива!

Правда, она была очень красива. Блондинка; с пышными волосами; большие голубые глаза; маленький рот с красными чувственными губами; тонкий красивый нос и нежный овал лица.

Мы вернулись в дом, и она показала мне детскую. Саша был уже в постели, но еще не спал. Мы с ним познакомились. Оба – и муж и жена – были очень красивы. Но мальчик был прямо красавец! Потом она повела меня на кухню и показала посуду и плиту, на которой готовили только для Саши.

– У вас мне все нравится, – сказала я. – Уютно! Чувствуется, что этот уют создавался годами…

– Нет, мы здесь живем только четыре года. Правда, до нас здесь жила семья прежнего начальника гарнизона.

Когда мы вошли в гостиную, там был еще новый гость. Нас познакомили. Это был заведующий канцелярией начальника гарнизона. Ужин был простой, но вина были разнообразные, и мужчины наливали себе, не пропуская ни одной бутылки. И ужин затянулся до двух часов ночи. Когда я стала звать мужа домой, то хозяева уговаривали нас посидеть еще.

– Что вы, Тина Дмитриевна, беспокоитесь? Ведь это нам – мужьям – завтра надо рано вставать! А вам ведь можно спать сколько угодно! – говорил полковник.

Наконец, около двух часов ночи, мы попрощались и ушли. Пошел с нами и чиновник. Но он скоро попрощался и пошел к городу.

Когда мы остались одни, муж спросил меня:

– Ну, как тебе понравились новые знакомые? Правда, оба симпатичные? А мальчик понравился?..

– Да, да! Вся семья понравилась. Она просила меня заходить к ним почаще…

Мы пришли домой и сейчас же легли спать. Я так быстро заснула, что не помню, сколько минут или часов я спала, когда услышала стук в дверь. Я открыла глаза. Было уже светло.

– Кто там? – спросила я.

Вот опять постучали, и голос Гайдамакина:

– Телеграмма! Спешная!

Муж проснулся тоже и сказал:

– Войди, Гайдамакин.

Он вошел и подал телеграмму. Я собралась опять заснуть. Вдруг слышу голос мужа:

– Что это?! Война?!

Я быстро откинула одеяло и села на кровати. Муж сидел на своей кровати и молчал.

– Что ты сказал?! Прочти еще!..

Он прочел:

– «Германия объявила войну России!!»

* * *

Было три часа утра, и было уже совершенно светло, когда муж получил эту роковую и страшную телеграмму! Мы оба были подавлены этим известием. У меня внутри била мелкая, холодная дрожь. Зубы стучали, хотя челюсти были сжаты до боли.