Информационно-семиотическая теория культуры. Введение

Принято также различать информацию по уровню и степени обобщения. Первый, т. е. самый высокий уровень обобщения являет собой информация теоретического уровня, в которой, понятно, заключены знания о наиболее общих закономерностях и принципах развития природы, культуры, общества, мышления. Источниками подобной информации являются философия и наука. Второй уровень обобщения – это конкретно-предметная информация: экономическая, политическая, географическая, этическая. К третьему (исходному) уровню относят информацию о конкретных фактах, событиях, феноменах, трендах, персонах, новациях или повседневности.

В целом социальная информация, будучи непременным аспектом всех форм бытия человека, настолько многообразна в своих проявлениях, что едва ли возможно ее уложить в некую «завершенную» типологию.

Между тем, у социальной (социокультурной) информации есть и еще один, пока не затронутый нами аспект. Речь идет о существовании двух ее видов, «условной» и «безусловной». При этом, если безусловная информация отражает (выражает) происходящее «здесь и сейчас» и бытует, прежде всего, в форме текущего потока информации третьего уровня, т. е. в форме сообщения о конкретных фактах, событиях, феноменах, трендах, персонах или новациях, то условная информация существует в виде селективных, устоявшихся, организованных и структурированных смыслонесущих системных кодов, а также операциональных символов и знаков, т. е. в виде когнитивно-культурных форм (а именно: естественных и научных языков, ритуалов, обычаев, норм традиций, табу, моды, жанров, поведенческих моделей и форм общения, в том числе в социальных сетях), на основе которых и становятся возможными декодирование, дешифровка, осмысленное восприятие безусловной информации [6].

В современном обществе, где жизнь едва ли не в первую очередь зависит от науки, к ряду форм условной информации необходимо отнести также научные теории и парадигмы. К тому же существует особая по значимости форма условной социальной информации – универсалии культуры, к которым мы еще вернемся; пока лишь заметим, что они являют собой ключевой аспект теории культуры академика В.С. Степина [7–9].

По Степину, именно «мировоззренческие универсалии» культуры представлены теми категориями, которые в совокупности создают, схватывают и выражают («высвечивают») целостный образ и модель мира, а также ценностно-ориентационные стратегии бытия человека, на основе которых он осмысливает и переживает мир.

Принципиально важно учитывать в данном случае то обстоятельство, что универсалии культуры возникают, развиваются и функционируют как целостная система, где каждый элемент прямо или косвенно связан со всеми другими элементами. Таким образом, в культуре они одновременно выполняют, по меньшей мере, три взаимосвязанные функции.

Во-первых, они обеспечивают систематизацию многообразного спектра накопленного социального опыта («программу бытия»). Благодаря именно такой «категориальной упаковке сознания» на основе важнейших форм социальной информации человек (носитель культуры) включается в четко организованный и структурированный процесс трансляции социально-культурного опыта от одного поколения к другому.

Во-вторых, универсалии культуры выступают в роли базисной структуры человеческого сознания и мировоззренческих позиций человека в каждую конкретную историческую эпоху.

В-третьих, взаимосвязь универсалий образует в сознании людей обобщенную картину мира (о чем уже говорилось).

Но самое главное для целей нашего дискурса заключается в том, что универсалии культуры предстают не только как наивысший уровень иерархической системы смыслов, ценностей, знаков и символов по имени «культура», но и в роли глубинного ядра всей системы условной социальной (социокультурной) информации. Остается лишь заметить, что появление (зарождение) условной социальной информации, вероятно, должно считаться особым рубежом в антропо-социо-культурогенезе, положившем начало становлению уникального феномена эволюции природы – информационного могущества человека. Но самое главное в данном случае (скажем, в попытках выстроить информационно-семиотическую теорию культуры) в другом: то, что в теории информации именуется «условная социальная информация», отдельными исследователями квалифицируется как сама культура, фактически сводя сущность культуры к информации (что являет собой упрощенчество и ошибку, как будет далее показано нами).

В этом контексте примечательно, что А.Д. Урсул, известный своими работами по философии информации, трактует культуру не иначе как информационный феномен. Но, в то же время, он утверждает, что смысловой объем понятия «информация» больше, чем у категории «культура» [11]. Этот тезис повторяется и в монографии К.К. Колина и А.Д. Урсула «Информация и культура. Введение в информационную культурологию». При этом в данной монографии тезис Урсула о природе культуры дополняется утверждением о первичности информации (в онтологическом и генетическом смысле) и «вторичности» культуры, поскольку она (культура) «базируется на информации» [12].

Между тем, уместно заметить, что указанная монография (содержательная и интересная сама по себе) к культурологии имеет весьма относительное и косвенное отношение, хотя название создает иллюзию, будто она являет собой информационную теорию культуры. На самом деле все обстоит иначе: данная монография относится к новой области познания, получившей название «информациология» [13]. Это – учение об информации, ее сущности, закономерностях, формах бытия и практическом применении, которое включает в себя целый ряд разделов и направлений, в числе коих: «информономия» (учение о сущности и законах информации»), «кибернетика» (о принципах и законах управления в системах, в том числе – в информационных), информатика (о накоплении, хранении и применении информации), информология (о принципах и технологиях коммуникации), социальная информациология (о формах бытия и механизмах функционирования социальной информации). В этом контексте рассматриваемая монография по содержанию и направленности могла бы именоваться «Социальная информациология современности», так как здесь рассматриваются такие проблемы, как «становление информационного общества», «человек в информационном обществе», «информационная культура в современном обществе», «информационное неравенство». Как видим, в рассматриваемой монографии речь вовсе не идет об информационно-семиотической теории культуры. Да и авторы название своей книги определили на основе двух категорий, соединенных через союз «и», – «Информация и культура», из чего не следует их обязывающая соотнесенность. И, тем не менее, монография К.К. Колина и А.Д. Урсула, бесспорно, является определенным этапом в развитии представлений об информационной природе культуры, прокладывает путь к формированию информационно-семиотической теории культуры.

В заключение зафиксируем «накопленный» в данном и предшествующих параграфах итог анализа отношения информации и культуры. А именно – некоторые формы социальной информации идентичны формам культуры, но информация не есть культура, как культура не сводится и не сводима к информации, к сумме информации. Культура – это сложный феномен (форма бытия человека), который наряду с «информационным» (социальной информацией и информационными процессами) включает в себя также «ментально-психическое» и «деятельностно-преобразовательное», сопрягаемые друг с другом на основе (и посредством) семиотического мира и активного «знакотворчества» в процессах деятельности и коммуникации, т. е. информационно-обменных процессов и интерсубъективных отношений в социальном пространстве.

Примечания

1. Афанасьев В.Г. Социальная информация. – М.: Наука, 1994. – 201 с.

2. Урсул А.Д. Информация: методологические аспекты. – М.: Наука, 1971. – 176 с.

3. Дубровский А.Н. Информация, сознание, мозг. – М.: Высшая школа, 1980. – 286 с.

4. Вартанов В.В. Социальная информация: сущность и функции // Известия РГПУ им. Герцена (серия: история, социология, политология). – 2009. – Вып. 93. – С. 51–61.

5. Назарчук А.В. Учение Никласа Лумана о коммуникации. – М.: Весь мир, 2012. – С. 248.

6. Чернавский Д.С. Синергетика и информация. – М.: Наука, 2001. – 243 с.

7. Запесоцкий А.С. Теория культуры академика В.С. Степина. – СПб.: СПбГУП, 2010. – 112 с.

8. Степин В.С. Культура // Новая философская энциклопедия. Т. 2. – М.: Мысль, 2001. С. 341–347.

9. Степин В.С. Конструктивные и прогностические функции философии // Вопросы философии. – 2009. – № 1. С. 6–14.

10. Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. – М.: Наука, 1966. – 268 с.

11. Урсул А.Д. Культура как информационный феномен // Электронный ресурс: htpp//e-notabene.ru/fr/article_508.html.

12. Колин К.К., Урсул А.Д. Информация и культура. Введение в информационную культурологию. – М.: Стратегические приоритеты, 2015. – 268 с.

13. Юзвишин И.И. Основы информациологии. – М.: Высшая школа, 2001. – 532 с.

2.4. Отношение информации и знания как аспект культурологической методологии

Вопрос отношения знания и информации в данном случае (в рамках нашего дискурса) актуализируется уже тем, что знание рассматривается как базовый составной элемент культуры.

Однако знание и информация – это совершенно разные, принципиально различающиеся сущности. Ведь информация, как уже подчеркивалось, относится к числу важнейших онтологических оснований бытия и стоит в ряду таких фундаментальных сущностей, как материя, пространство, время, система, процесс, выражая такие базовые характеристики действительности, как структурность, изменчивость, разнообразие, хаос, порядок и т. д.

И еще – информация существует, прежде всего, в природе (вне человека и независимо от него), и она неразрывно связана с веществом (материей), отражая многообразие его состояний и свойств, способность к различным взаимодействиям и превращениям по объективным законам физики, химии, биологии, космологии, геологии и т. д.

Что касается знания, оно являет собой идеальную форму бытия реальной действительности, отраженную в сознании человека, и таким образом оно (знание) существует только в сознании человека. Хотя в философско-научной сфере бытуют достаточно оригинальные концепции «знания», которые полагают, что знание – это некая способность живых существ распознавать «сходства» и «регулярные» проявления реальности и реагировать на них [1, с. 262, 264]. Наш же дискурс базируется на представлениях современной гносеологии о том, что знание являет собой:

– форму индивидуальной и социальной памяти;

– свернутую («файловую») форму всех способов и механизмов общения и деятельности человека;

– результат обозначений (т. е. семиотической активности человека), а также структурирования и осмысления (познавательной активности человека) реальной действительности и ее объектов [2–3].

Если учитывать эти обстоятельства, складывается следующая картина: информация существует объективно (вне нас и нашего сознания), знание же бытует исключительно в сознании человека как нечто идеальное, как идеальная форма выражения (отражения) реальной действительности.

Здесь на арену выходит ключевая проблема бытия (экзистенции) человека и содержательной социально-культурной коммуникации: как «извлечь» знание из индивидуального сознания, сделать его «отчуждаемым» от конкретного индивидуального носителя и передаваемым другому, т. е. вовлекаемым в интерсубъективные отношения и социальные действия людей, т. е. транспортируемым, сохраняемым и транслируемым достоянием общества. Понятно, что эта экзистенциальная проблема исторически решалась в общем контексте социокультурогенеза, в частности – в процессах развития способности человека творить знаки и символы, т. е.

по мере становления и развития знаково-символической формы информации. Иначе говоря, знание и знаково-символическая форма информации в бытии человека и социума изначально связаны и тесно переплетены. Именно посредством знаково-символической информации и на ее основе, т. е. облачаясь в знаки, символы, в слова, устную и письменную речь, знание «отчуждается» от его индивидуального носителя и входит в общий, интер-субъективный оборот, начинает функционировать в социуме, передается от человека к человеку, от поколения к поколению как «публичное достояние» социума. Таким образом, знание и знаково-символическая (социокультурная) информация соотносятся друг с другом как содержание с формой, а если сказать образно: как оболочка или упаковка с «товаром», с «содержимым».

Итак, знаково-символическая информация является носителем знания, «внешней формой» существования знания. Если перейти к примерам и иллюстрациям, ситуация выглядит так: в книгах, журнальных текстах, на серверах и экранах мониторов и даже в лекциях и научных беседах нам явлена информация в знаково-символической форме, которая заключает в себе знание и смыслы. Однако необходимо еще расшифровать заключенные в этой знаково-символической информации (в тех же лекциях и книгах) смыслы, чтобы данная информация трансформировалась в знания, способные стать достоянием и частью нашего сознания. А это возможно лишь в том случае, если мы владеем кодами того типа (вида, формы) социальной информации, которая выступает в данном конкретном случае в роли носителя знания [4].

Понятно, что самыми распространенными, развитыми и мощными кодовыми (информационно-кодовыми) системами переноса знания в социокультурном пространстве являются естественные языки в устной и письменной формах. Соответственно, владеющий русским языком имеет все шансы извлечь знания из информации (сообщения), построенной в кодовой знаково-символической системе, именуемой «русский язык». Но если это же сообщение поступит к тому же адресату на непонятном ему языке (скажем, в знаково-символической системе «китайский язык»), знание так и останется недоступным, «вещью в себе», сокрытой в полученной информации.

Итак, остается лишь зафиксировать: знание и информация – это разные сущности. Однако (в то же время) знание может существовать, храниться, передаваться, активно функционировать только будучи переведено (закодировано) в какую-либо форму информации, например, в знаково-символическую форму (в информационную систему) по имени «естественный язык», хотя для этой цели могут быть использованы и иные, самые разнообразные формы информации (электрические, магнитные, оптические, лазерные формы организации и существования информации).

Впрочем, у взаимоотношений знания и информации есть еще один важный аспект – носители информации историчны, на смену одним приходят другие. А это, в свою очередь, оказывает влияние на структуру и способы функционирования информации в социальном и культурном пространстве, особенно на способы хранения и трансляции знания от поколения к поколению, от человека к человеку, а в конечном итоге – на формы и механизмы социально-культурной коммуникации.

В этом смысле развитие носителей информации является одним из механизмов генезиса культуры, а каждый переход к новому виду массового носителя информации становится важным рубежом в истории культуры, хотя культурологическая наука артикулирует это обстоятельство далеко не в должной мере. Среди примеров апеллирования к данной проблематике, пожалуй, наиболее известна концепция М. Маклюэна, анализировавшего основные вехи историко-культурного процесса в контексте смены ведущих типов коммуникации, точнее, смены информационных технологий и носителей информации (от глиняных дощечек и папируса до телевидения, компьютера, а значит, магнитных и лазерных дисков).

Необходимо подчеркнуть, что многие нюансы отношений знания и информации нередко являют собой «выпадающий аспект» методологии познания, культурологической науки (как и многих других наук) и массового образования.

К примеру сказать, книга чаще всего подается как «кладезь знаний» не только в массовом общении, но и в школах, и даже в вузовских аудиториях, хотя она (книга) на самом деле является лишь одной из форм организации, хранения и трансляции социокультурной информации, которая может стать «кладезем» знаний только для того человека, который сумеет декодировать информационный массив, представленный в этой книге, преобразовав таким образом этот массив информации в знание (содержимое собственного сознания).

Итак, знание и информация – разные сущности: знание есть ментальная сущность (нечто идеальное, бытующее лишь в сознании человека), а информация относится к числу объективных сущностей (наподобие вещества, энергии и т. д.), но в социокультурном бытии (коммуникации, интеракции) знание и информация существуют слитно (находясь в отношениях «форма и содержание»). Точно также и другие формы культуры нам явлены посредством различных видов, типов и форм информации (музыка – в нотной информационной форме, стихи – в информационных системах по имени «естественные языки»). Однако культура, подчеркнем еще раз, – не информация, не сводится и не сводима к ней, как будет показано далее.

Примечания

1. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы / Пер. с англ. Л.В. Блинников, В.Н. Брюшинкин, Э.Л. Наппельбаум и др.; сост., общ. ред. и вступ. ст. В.Н. Садовского. – М.: Прогресс, 1983. – 606 с.

2. Меркулов И.П. Информация // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. – М.: Канон+, 2009. С. 311–312.

3. Касавин И.Т. Знание // Новая философская энциклопедия. Т. 2. – М.: Мысль, 2001. С. 51–53.