Кукла госпожи Барк

Я улыбнулся, продолжая разглядывать неизвестного человека.

– …И лезут, и лезут… Помогите, пане полковник, – опускаясь вдруг на колени, закончил он.

– Сейчас помогу, – сказал я, – излечение будет полное, только забавно, что хозяева ваши не нашли чего-нибудь другого… поновее чертей, – и, открыв двери, крикнул дежурному и ординарцу: – В подвал его, приставить часового.

Оба солдата, подняв все еще стоявшего на коленях человека, вывели его вон.

– Як бога, прошу, пане полковник, помогите… – бормотал арестованный, устремив на меня молящий взгляд.

– »Лыки да мочала, начинай сначала», – засмеялся генерал, когда я рассказал ему о дурацком приходе второго посетителя. – А вместе с тем, – медленно проговорил он, – как-то не вяжется повторение этого номера с весьма продуманными и решительными действиями людей, орудующих против нас. Вы когда будете опрашивать его?

– После обеда…

– Я приеду к вам. Мне хочется поглядеть и послушать этого человека.

– Как арестованный? – вернувшись домой, спросил я дежурного сержанта.

– Сидит в подвале. Тихий такой, смирный человек. Все бормочет что-то, я не понял его… на чертей, что ли, жалуется…

– А что именно говорит?

– На стенку показывал… в угол плевался и какие-то молитвы читал. Я думаю, он псих, товарищ полковник.

– Что нашли при обыске?

– Ничего, ни бумаг, ни табаку, ни денег.

– Кормили его?

– Так точно, только и ел он как ненормальный… ест, а сам в угол глядит и руками отмахивается.

Я взял трубку и, соединившись с санотделом, спросил:

– Кто у нас психиатр?

– Майор Ромашов, – сказал начсанчасти, – прекрасный психиатр с ученой степенью, кандидат медицинских наук. На «гражданке» был ассистентом профессора.

– Отлично! Пришлите его ко мне.

Я позвонил генералу и доложил, что в 20 часов хочу допросить задержанного человека.

– Буду к этому времени у вас, и очень хорошо, что вы пригласили доктора Ромашова. Я уверен, дорогой Александр Петрович, что на этот раз мы имеем дело с сумасшедшим… Вы понимаете, зачем перед нами появляется одержимый манией шизофреник?

– Конечно, догадываюсь, – сказал я. – Дешевый номер, хотя и не лишенный остроумия.

– А вы подумайте, для чего это сделано… а пока до вечера, – сказал генерал.

Я задумался. Из раздумья меня вывело появление майора Ромашова.

– Кто заболел, товарищ полковник? – встревоженно спросил он.

– Не беспокойтесь, я здоров, – засмеялся я, – и вовсе не думаю быть вашим пациентом. Вы нужны, доктор, для того, чтобы выяснить, с кем мы имеем дело, с больным или с симулянтом.

– О-о! Симулировать сумасшествие при современном развитии психиатрии почти невозможно. Вы разрешите мне по мере надобности вступать в беседу с интересующим вас человеком?

– Пожалуйста, – ответил я.

Стенные часы медленно и звонко пробили восемь. У ворот остановился автомобиль, и, как всегда точный, в комнату вошел генерал.

– Введите задержанного, – приказал я дежурному.

Спустя несколько минут солдаты ввели в комнату моего утреннего гостя.

Увидев меня, он низко поклонился и, отвесив учтиво поклон доктору и генералу, обратился ко мне:

– Пане полковник, нету мне покою… опять черти… одолели… так и лезут, и лезут… щиплют… смеются… прикажите им уйти.

Мы молча смотрели на него.

– …Вам легко… они вас послушают, а мне житья от них нет…

Человек медленно опустился на колени и стал бить поклоны, бормоча:

– Вы же можете… мне пани доктор сказала… это в вашей власти… Пани докторша пробовали сами, но они ее не слушают, они только вас боятся… – И он пополз, пытаясь поцеловать мои руки.

– Я вас избавлю от них, – подходя к нему и поднимая его с пола, сказал Ромашов. Он заглянул ему в лицо, приподнял веко глаза и тихо, но убедительно сказал: – Их здесь уже нет. Они не могут быть здесь, тут охрана.

Человек вздрогнул и с недоверием взглянул на Ромашова. Вдруг он тихо засмеялся и, покачав головой, убежденно сказал:

– Только пане полковник может прогнать их… они его слушаются, пани докторша мне это сказала, – потом он оглянулся и, озираясь по сторонам, шепотом произнес: – Всех убили, и Ядзю, и Стаха, и Борейшу, только Анелю оставили… а меня, – он жалко улыбнулся, и невыразимое страдание перекосило его лицо, – мучают. – Закрыв ладонями лицо, он прижался к стене и громко заплакал. Слезы текли по его небритому подбородку и грязным вздрагивающим пальцам.

Я посмотрел на Ромашова.

Доктор безнадежно махнул рукой и молча покачал головой.

– Успокойтесь, голубчик, здесь никто не посмеет обидеть вас, – ласково поглаживая голову плачущего, сказал он.

– Они мучают меня… их много… Они вот тут… вот в этом месте… – указывая на голову, сказал человек, переставая рыдать. – Одели меня в это платье, а я не хочу его, – сказал он и быстро побросал на пол свой потертый пиджак, под которым был жилет и бязевая рубашка, обыкновенная больничная рубашка с казенным клеймом на плече, – а Стаха убили… и Ядзю тоже, побросали голыми, – забормотал человек.

– Вне всяких сомнений, – поворачиваясь к генералу, сказал Ромашов.

– Не надо даже быть специалистом, – глядя с сочувственной жалостью на копавшегося в своей одежде человека, сказал генерал.

– Разрешите мне отвезти его в санчасть? Мы там с доктором Васильевой осмотрим и уже более точно доложим вам, – попросил Ромашов.

Ромашов и дежурный сержант вывели безучастно глядевшего на них человека.

– Ну, как, все понятно? – спросил генерал.