– Я за них отвечал, – кратко отчеканил Насир. – А теперь их нет.
– Только ты мог потерять целый отряд величайшей армии Аравии. – Снова оскорбления и ни единого намёка на удивление. Выражение его лица ничуть не изменилось.
«Он знает».
Насир выдохнул.
– Куда ты их дел? Мы не имели права трогать сарасинцев. Почему ты не назначил другого халифа? Или вздумал править как халиф и султан?
В тишине страх вспыхнул в сердце Насира, но разум тотчас задушил его насмерть.
Наконец султан заговорил:
– Довольно вопросов, мальчик. Они принадлежат мне, и я сделаю так, как мне заблагорассудится.
– Ты лишился прав на сарасинцев, когда сел на трон Аравии. – Насир стиснул челюсти, зная, что исчерпал дозволенные слова.
– Когда ты перестанешь совать нос в чужие дела? – прогремел султан.
– Я – принц, мой Султан. – Насир не усмирял напористый тон. – Исчезновение отряда вооружённых людей – не чужие дела, а мои.
– Нет, мерзавец. Ты – ничтожество.
Прикоснувшись двумя пальцами ко лбу, Насир отправился за мальчиком. Иногда он задавался вопросом, зачем вообще пытался.
* * *
Никто и никогда не ожидал смерти Сестёр, и даже сами они не ожидали. Если бы не султанша, которая появилась в решающий момент хаоса, Аравия развалилась бы полностью. Она скрепила королевство, обеспечив некоторое чувство порядка. Она была справедливой, умной, мудрой. Сильной. Однако Насир так и не понял, каким образом Гамек убедил её отдать ему корону, которая по наследству должна была перейти к сыну.
Нельзя сказать, что Насир очень хотел стать правителем. Он не был готов к такой ответственности и сомневался, что когда-то будет.
Спустя год после объявления о престолонаследии султанша скончалась от тяжёлой болезни. Её смерть повергла людей в ужас и панику, поскольку сафи были бессмертны. Достигая зрелости, сердца их замедлялись. И никогда они не умирали от смертельных недугов.
Если только от лезвия, приставленного к горлу.
Насир согласился, потому что помнил последний вздох своей матери.
Теперь же в руки султана попала не только корона Аравии. Ещё и халифат.
Замо?к темницы с гулким лязгом открылся. За решёткой, прижавшись к стене, сидел восьмилетний мальчик. Когда глаза Насира привыкли к темноте, он задумался, знал ли Альтаир о мальчике, дрожащем от сырого холода темниц. Несколько дней назад даже Насир об этом не слышал. С другой стороны, он вообще мало что знал о планах султана.
Стоило ему перешагнуть порог дворцовых темниц, как тишина опустилась на мрачные залы. Люди, вопреки темноте, узнали о его присутствии и тут же смолкли.
Будь он только сыном отца, он бы купался в их страхе, однако, будучи также сыном матери, Насир испытал отвращение.
Зайдя в камеру мальчика, Насир стиснул зубы от зловония, порождённого гнилью и фекалиями.
– Поднимайся.
Юный деменхурец бросил взгляд на плеть в руке Насира и встал, стараясь удержаться на нетвёрдых ногах. Он пробыл здесь всего полмесяца, но кости уже торчали; волосы и кожа потускнели. В глухой тишине мальчик шёл вперёд, громко шаркая ногами по каменному полу. Насир накинул на его плечи пыльный плащ.
– Баба? – спросил мальчик.
– Вы увидитесь, – тихо пообещал Насир.
В непроглядной темноте худые плечи ребёнка расслабились – он довольствовался простой возможностью увидеть отца.
Страж у двери сначала взглянул на плащ мальчика, а затем осмелился посмотреть на Насира. Тот сразу остановился, не поворачивая головы.
– Что-то не так? – спросил принц, глядя вперёд. Слова его прозвучали проклятием.
– Н-нет, мой повелитель, – промямлил в ответ стражник.
Насир глянул на мужчину, и тот поспешно опустил голову. Чуть погодя, убедившись в поселившемся страхе, принц крепче сжал плеть и подтолкнул мальчика к каменной лестнице.
Насир боролся с желанием поторопить ребёнка, чья ладонь слишком медленно скользила по перилам из оникса. Наверху он снял с мальчика плащ, сунул его за шкаф. Маленькая грудь ребёнка резко поднялась от глубокого вдоха, и в ту же секунду дверь в покои султана открылась.
Султан устроился на низком чёрном восточном диване, который занимал половину комнаты. Сидел он босиком, скрестив ноги; сандалии стояли на расстоянии волоса от богато украшенного пелузийского ковра. На полу султан выглядел менее царственно.
Перед ним на коленях стоял писец.
В руках Гамек держал чёрные свитки.
Свитки с новыми сведениями о погибших жителях Аравии приносили ему каждую неделю. В большинстве случаев в них перечислялись люди, скончавшиеся в пещерах Лейла во время обвалов, от побоев или, что ещё хуже, – от воздействия невидимых паров. Ядовитые газы блокировали лёгкие, удушая жертв насмерть.
До нынешнего дня свитки покоились в корзине рядом с троном, будоража кровь в жилах Насира. Но теперь он так и замер на месте, став свидетелем невозможного зрелища.
Султан постучал пальцем по свитку.
– Пусть соберут ядовитый дым.
– Мой Султан? Какой дым? – запинаясь, пробормотал писец, не отрывая руки от папируса. Чернила капали с его тростникового пера.
– Пары. Пары, которые душат людей, – задумчиво ответил султан.
Писец судорожно кивнул.
– Соберите, воспроизведите, а затем доставьте мне.
«О. Вот это уже больше похоже на отца».
– Не думаю, что кому-то известно, как это сделать, мой Султан, – прошептал писец.
Отвращение исказило лицо Гамека.
– Мне ли не знать, что все вы безмозглые. Пусть Удэй отведёт пелузианцев в пещеры и даст им всё необходимое. Поторопитесь.
Насир усомнился, что проживающая в Крепости Султана делегация пелузианцев оценит приказ.