Секундант одиннадцатого

Спал он беспокойно, ворочаясь и матерясь на всех принятых в ООН языках, из которых владел лишь некоторыми. В той стихии раскручивался незамысловатый с криминальным стержнем сюжет: Алекс высаживает дверь Полин в намерении что-то ей доказать или навязать. Но, как ни тщится, ничего не выходит…

***

В семь тридцать обещанного Полин стука в дверь не последовало, зато раздался звонок на стационарный телефон номера, диковинка по нынешним временам, если, конечно, вызов не от администрации отеля.

Алекс почему-то спутал звонок с позывными скайпа, которым пользовался нечасто. Отбросив одеяло, кинулся было к лэптопу, но увидел, что крышка опущена и скайп здесь ни при чем. Разобравшись, поднял трубку стоявшего на столе аппарата, который прежде не замечал.

– Привет! Не разбудила? – дежурно озвучила Полин.

– Доброго дня! – поздоровался Алекс.

– Ну как, бежим? Готовы? – перешла на игривый тон соседка.

– Не думаю. Я тут режим нарушал, спортивный… – признался Алекс.

– Что случилось? – будто недоумевала Полин.

– Вопрос, скорее, к вам… – переворачивал на попа свою проблему Алекс.

Наступившая пауза подсказывала: даже психоаналитики могут затрудняться с ответом.

– Тогда позавтракаем вместе, – скорее распорядилась, чем предложила Полин, точь-в-точь как вчера при расставании. – Через час, внизу.

Он встретил Полин в обеденной комнате, придирчиво, если не брезгливо оценивающую небогатый шведский стол. Лик ее, однако, странным ему не показался. Гостиничную сеть ApartCity, в основном, населяли студенты, иностранные рабочие и контингент так называемого низкобюджетного туризма. Ее же одна спортивная экипировка тянула за тысячу евро. Под стать был и утренний прикид с умопомрачительным розовым шарфиком – вызывающий контраст этому бесхитростному и весьма изношенному заведению.

Заметив Алекса краем глаза, она подняла вверх руку с двумя раздвинутыми талонами – сигнал об оплате завтрака за двоих. Вскоре они рассаживались со своей снедью; у Полин – только салат и кофе.

– За вашу работу хоть щедро платят? – нарушил молчание Алекс, подустав от частых взоров Полин, будто ненавязчивых, но профессионально поставленных.

– Постарайтесь держать себя в руках, – отчитала визави, вскоре продолжив: – Как бы там ни было, вы самый простой клиент в моей карьере. С такой когнитивной цепкостью я прежде не сталкивалась. Правда, писатели – редкий для психоаналитика материал.

– Откуда вы это взяли – цепкость? Из вчерашних нескольких малозначащих фраз? – с ноткой раздражения поинтересовался Алекс.

– Во-первых, согласившись на компаньона по бегу, вы интуитивно уловили, что цель знакомства, как бы точнее, касается ваших дел, – раскладывала логический пасьянс Полин, – во-вторых, возле своего номера уже транслировали, что всё, до малейших крупиц, понимаете. Да, вас к догадливости подводили, насколько мне известно… Все равно, идеальный клиент! Хотя и никудышный актер…

– Объект, – перебил Алекс, – я вас не приглашал. Клиент тот, кто вас нанял, отправив по мою душу. Да, какова ваша цель? Разумеется, прикладная.

– Я – эксперт по личностным портретам, весьма известный, – после некоторых раздумий откликнулась Полин. – Ну что, успокоила вас? Только не подумайте, что делаю одолжение! Чистая прагматика. Вы так волнуетесь, что и трети профиля мне не собрать. Он же либо целен, либо никакой. Или не владеть собой, и есть ваша доминанта – в разрез вашему впечатляющему досье?

– Не знаю, что и ответить, – скорее кряхтел, чем произносил Алекс. – Вы женщина… что само по себе заслон от критики. Но, согласитесь… ваш подряд – не что иное, как охота пираньи… сколько бы вы ни были харизматичны…

– Все женщины хищницы, – хохотнула Полин. После чего как бы спохватилась: – Простите, кто виноват, что в вашем бэкграунде хватает прегрешений и отнюдь не нравственного свойства? То, в чем вы меня упрекаете… Вы же не наша полька-горничная, девственно непорочная только потому, что довольствуется полутора тысячами евро в месяц за полный рабочий день. Большего вам, видите ли, хотелось…

– Румынка, – мрачно уточнил Алекс.

– У вас настолько дурной вкус – увлекаться горничными? – взыграла сословная ревность, а может, иная. – Судя по фото вашей подруги, этого не скажешь… Надо же, симбиоз самца и романтика, лакомящийся обслугой… И когда вы успели за четыре дня?

– Настал мой черед призывать к сдержанности, – нарочито вежливо вещал Алекс. Я какой-никакой, а израильтянин и дипломированный лингвист. Наша страна – Вавилон акцентов, хочешь не хочешь, усвоишь.

Они проговорили еще час, пока их аккуратно не спровадила уборщица, на сей раз с болгарским акцентом.

– Я ошиблась в расчетах, мне нужен еще, как минимум, час, – посетовала Полин, когда они оказались в лобби отеля. Продолжила: – Но и к лучшему, обмозгую все. Стало быть, до вечера, я позвоню. Да, вот что еще! Завтра рано утром я уезжаю, так что, прошу, не манкировать. Поставить точку – в ваших интересах.

Встреча-сеанс продолжилась в «Au Bureau Evian», пабе-ресторане городка Эвиан-ле-бен, жемчужины Женевского озера во французском секторе. Поначалу она показалась Алексу лишней. Полин смотрелась вялой, а когда и безучастной, точно дознаватель в деле с неопровержимыми уликами вины подследственного.

Процедуры «вопрос-ответ» не последовало, как, впрочем, ее не было и утром. Было видно, что личностно-психологический портрет объекта сложился, и «портретист», скорее всего, отбывает номер.

В какой-то момент Алекс испытал к Полин прилив эмпатии, сочувствуя ее хлебной, но грязноватой работенке. И перевел разговор из плоскости социальных представлений в сферу спорта, удачную сцепку их контакта.

Если пролог их вечерних посиделок танцевал вокруг европейской идеи, знакомой Алексу поверхностно, то в мире спорта он слыл интеллектуалом. Его редкие тексты о российском спорте, сотрясаемом допинговыми скандалами, перепечатывались даже российским официозом второго ряда. Под его именем, но без указания источника.

То, что дискуссия между двумя некогда спортсменами выйдет содержательной, Алекс не сомневался – на то они и гуманитарии. Откровений между тем не ждал, тем более шокирующих. Но оные нагрянули, когда Полин несколькими фразами выказала глубокое понимание игровых видов спорта, с которыми вживую не сталкивалась. Взяв в оборот футбол, и вовсе лишила своего «клиента» речи – настолько фундаментальным и убедительным был ее комментарий.

Алекс никогда так увлеченно, да на таком уровне не дискутировал, не находя прежде равных себе собеседников. А то, что таким полемистом-знатоком окажется женщина, не мог себе и представить. Но тут перед ним приоткрылось: в своем затворничестве он проспал зримое выравнивание умственных и физических различий между полами, да и немыслимое ускорение прогресса как такового.

Однако подлинным «перлом» их философствований стало иное: сборная Мишеля Платини восьмидесятых наголову сильнее команды Зинедина Зидана, добывшей Франции первый титул лучшей команды мира. Не говоря уже о летнем (2018 г.) якобы триумфе бело-голубых, достигнутом, хотя и элегантной, но без намека на дерзания обороной.

Напоследок они и вовсе ухватили «истину» за хвост, выдав на гора: счет в футболе/начисление очков – несовершенный критерий. Без увязки с баллами за игровую активность и технику исполнения, как в борцовских единоборствах и фигурном катании, не всегда справедлив. Тем самым напрашивается комплексная формула судейства, без чего игру игр ждет неизбежное охлаждение зрительских симпатий. Что, впрочем, в консервативном ФИФА уже осознают, допустив просмотр судьей видео-повторов – механизм, напрашивавшийся полвека назад.

Покидая Эвиан на «Лексусе» Полин, Алекс обернулся, подумав: не стал ли этот игрушечный городок для него тем, чем он оказался для европейского еврейства, фактически скормленного мировым политикумом нацистам на одноименной конференции 1938 года? Но тут услышал: «То, что вы не осведомились, кто стоит за нашей встречей, впечатляет. Но, как представляется, вы воздержались не потому, что атмосфера вокруг события подсказывала: наводить справки бессмысленно, хотя бы в силу моей подписки о неразглашении. А, скорее всего, шестым чувством уловив: она не знает сама. И, поверьте, это так. Единственное, что поручили вам передать: возвращаться, как ни в чем не бывало, в Израиль, но главное, не только не искать у властей защиту – кстати, собственно, надобность какая? – но и сохранять полную конфиденциальность того, что за последнее время с вами произошло. В противном случае все скелеты из вашего шкафа будут вытряхнуты, что, впрочем, вы знаете и сами. Личностный же портрет вашей персоны, который мне был поручен для верификации, я подтверждаю. Это все».

Здесь Алекс постиг, окончательно и бесповоротно, что попал в переплет, у которого нет признаков, параметров и временных границ. Есть только имя: черная дыра. Полин, ментальный кашалот, хамелеон и Deep Junior разом – пока ее единственная, мимолетного фрагмента инкарнация.

Глава 2

Израиль, сентябрь 2018 г.

Истекала неделя со дня, когда Алекс вернулся домой, впервые покинув европейский лубок без всяких сожалений. Нет, символ благоденствия и всяческого плодородия не утерял свой шарм. Ему просто всего расхотелось; привычные помыслы спеленала мгла, точно в его мирке навсегда закатилось солнце. При всем том инстинкт самосохранения работал.

Еще в Тонон-ле-бен, расставшись с Полин, он трезво разобрал образовавшийся расклад, как ему казалось, очевидных контуров не имевший. Оттого мысль плодила только пути отхода – в некую герметику, которой в дне нынешнем, узурпированном коммуникациями и числовыми технологиями, днем с огнем не найти.

Поначалу его привлек вариант залечь на дно у украинских (по линии отца) родственников-селян из сумской глубинки, связь с которыми оборвалась полтора поколения назад… Между тем годом ранее, перешерстив интернет, он обнаружил следы только одного из них, и нечто укололо, говоря, что с остальными, быть может, в этом мире уже не пересечься. К тому же, восстановись даже родственный контакт, заякориться инопланетянину в сельском краю, дышащем сплетнями и досужим – сомнительное убежище. Более того, рывок обретал смысл лишь в случае тайного, нерегистрируемого пересечения границы. Жаль, к Саакашвили, сев на хвост, не присоединился…

Далее он рассмотрел идею затеряться в подполье израильского криминала, от которого был безнадежно далек, но с которым в рамках своей прежней занятости соприкасался. Более того, слыл у некоторых активистов местной преступности полезным консультантом за зоркий, неизбитый взгляд на порядок вещей. Но коль скоро у той публики кодекс понятий нивелировался национальной бедой – природной тягой всех на всех стучать, то куда разумнее было отдать себя «на поруки» государства, институции архаичной, ненадежной, но все же под прожектором общественного контроля.

При этом предостережение Полин – не рыпаться к домашним силовикам за защитой – было излишним. Впрямь, оградить от кого? Мании преследования, одолевшей автора трех шпионских романов? Ведь рутина полицейского надзора и без того перенаселена параноиками…

Между тем предметные шансы ускользнуть от силы, объявившей Алексу войну, существовали. Одно из убежищ рукой подать – сектор Газа, в получасе езды. Другое – в трех с половиной часах лёта, ну и день-второй на перекладных – многострадальная, перепаханная войной Лугандония. Причем в обоих разворотах он желанен, но только… как лакомый для обмена кандидат. Стало быть, по идентификации личности, был бы тут же засажен в подвал. С парашей и кормежкой раз в сутки. Вполне вероятно, на годы.

Спасибо, нет. Уж лучше израильская тюряга.

Так что ничего не оставалось, как последовать примеру «Лапши» из фильма «Однажды в Америке», в последних кадрах сбегающего от горькой реальности в опиумную курильню.

Сюда Алекс, умаявшийся от оглядывания, и направил свои стопы, но на свой лад – запил в горькую.

Из дому он выходил не чаще раза в день – дабы запастись «пайком» на ближайшие сутки. Хмельное бодрствование перемежалось провалами в сон, что размывало границу между днем и ночью. Бродил по квартире, вслух пеняя миру на его гримасы и несовершенства. Между делом почитывал, но на большее, чем сетевую периодику его не хватало. Вламывался даже в интернет-форумы, шокируя радикальностью суждений, притом что слыл у читательской аудитории примером здравомыслия.

Вдрызг разругался с подругой и сыном, хорошо знавших его слабину, но ни сном, ни духом не ведавших, в чем сегодня причина; и как вырвать их неординарного родича из клещей запоя они, сколько ни тужились, не знали. Бросил им в сердцах: «Отселить меня захотели…» Ему казалось, в его мире, сузившемся до иголочного ушка, койка с крышей над головой – единственный актив-пристанище…