Горец-грешник

– Кроме улики против меня, ты не нашел ничего, что бы указывало на настоящего преступника? – обратился он к Саймону, не обращая внимания на искорку насмешки, промелькнувшую в его глазах, которая свидетельствовала о том, что мудрый Саймон легко разгадал попытку Торманда замять разговор о его любовных похождениях.

– Нет, – ответил Саймон. – Ничего, кроме твоего перстня. Ничего, что говорило бы о том, что кто-то еще был в этой комнате.

– Как такое могло случиться? Если бы ей только пригрозили ножом, Клара завизжала бы так, что зашатались стены.

– Скорее всего, ей просто заткнули рот кляпом. Об этом можно догадаться по тому, как было перекошено ее лицо.

Торманд заставил себя подробно вспомнить все, что он видел.

– Похоже на то. Мне кажется, что, скорее всего, ее пытали в другом месте. Учитывая те страшные раны, которые ей нанесли, я должен был очнуться в луже ее крови. Ее и так было много, и, уверен, умерла она именно в постели, но теперь я все больше склонен думать, что все эти раны и порезы ей нанесли заранее.

Саймон кивнул:

– Пожалуй… Кляп кляпом, но если бы ее пытали в спальне, кто-нибудь все равно что-нибудь услышал, ведь бедняжка изо всех сил сопротивлялась. Оказавшись на кровати, Клара по-прежнему пыталась освободиться от веревок на запястьях и щиколотках, однако слугам даже в голову не пришло, что она дома.

– В таком случае убийце известны все тайные ходы замка.

– Да, и это означает, что он был с ней знаком, и, может быть, довольно близко. – Саймон поморщился. – Если учесть, что у Клары было множество любовников, сомневаюсь, что тайные ходы в ее доме были действительно тайными. Слуги никогда бы не обеспокоились шумом, доносящимся из ее спальни, если, конечно, речь не идет о криках, от которых кровь стынет в жилах. Значит, они действительно ничего не слышали, как утверждают. Я вернусь в дом Клары и посмотрю, нет ли там каких-то следов, которые говорили бы о том, что ее пытали в другом месте и только после этого перенесли в дом. – Саймон сделал еще один большой глоток эля. – Пойду немного позже. Я послал записку ее мужу, и мне бы не хотелось оказаться там, когда он ее увидит. Он не любил свою жену, и она не любила его, но он ценил ее красоту.

– Да уж, от такого зрелища кому угодно сделается дурно.

– К тому же Раналд не может похвастаться выдержкой. Однако я хочу немного отсрочить встречу с ним не только потому, что не выношу мужских истерик. Как только Раналд немного придет в себя, он сразу же начнет строить из себя знатного вельможу и требовать, чтобы я немедленно нашел убийцу. Он станет говорить долго, обрушит на меня массу бесполезной информации, потом начнет угрожать: мол, если я не найду убийцу Клары, то он пожалуется самому королю. У меня порой возникает желание вызвать его на поединок и слегка стряхнуть с него высокомерие и, возможно, слегка подпортить ему физиономию.

Торманд усмехнулся, но усмешка получилась довольно грустной, ситуация явно не располагала к веселью. Хорошо, что Саймон, несмотря ни на что, поверил в его невиновность, понимая, что его друг хоть и ловелас, но не способен на такое зверство. Плохо, что Саймону не удалось найти ни одной улики, за исключением той, которая была оставлена специально. К сожалению, это означало, что у них практически нет следа, по которому они могут выйти на убийцу. Следовательно, убийца Клары не будет брошен в темницу, а значит, сможет убивать вновь. Если Торманд прав, считая, что именно он является истинной целью убийцы, то на этот раз преступнику не удалось достичь своей цели. Поэтому, скорее всего, он будет убивать снова и снова, пока наконец его злодейский план не сработает и Торманда не повесят.

Торманд налил себе еще эля, всерьез подумывая о том, чтобы напиться до беспамятства. Но нельзя было поддаваться соблазну, и он поклялся себе, что это будет его последняя кружка. В такое опасное время голова должна оставаться ясной. Кто-то хочет не только убить его, но и опорочить его доброе имя. Неизвестный враг, так изувечивший Клару, явно готов пойти на все, чтобы добиться своей цели. Торманд понимал, что не заслужил этого мучительного чувства вины, которое он испытывал, но легче от этого не становилось. Если им с Саймоном не удастся покарать убийцу, то, как подозревал Торманд, дело кончится тем, что он готов будет взять вину на себя, лишь бы прекратились убийства.

– Не думаю, что Клара останется единственной жертвой, – сказал Саймон.

Поморщившись от того, что эти слова, словно эхо, повторили его собственные мысли, Торманд кивнул:

– Боюсь, ты прав. Если их цель – отправить меня на виселицу, то провал первой попытки вынудит их попробовать снова. Однако на этот раз они не застанут меня врасплох.

– Думаю, тебе не стоит выезжать одному.

– Это будет не так просто.

– Почему?

– Ну, есть места, где спутник может оказаться лишним.

Только закончив фразу, Торманд понял, что сморозил глупость. В следующий раз ему может повезти меньше, и он не сможет ускользнуть раньше, чем его застанут рядом с убитой женщиной.

Он внутренне поморщился. Наверное, он все-таки бесчувственный тип, если сейчас так заботится о собственной безопасности, но, с другой стороны, если дело закончится тем, что его обвинят в убийстве Клары или какой-то другой женщины, настоящий убийца останется безнаказанным. А Торманд был решительно настроен заставить этого ублюдка заплатить за то, что тот сотворил. Сейчас он мог только молиться, чтобы Господь позволил ему сделать это раньше, чем произойдет новое кровавое преступление.

Кроме того, его душа настоятельно требовала узнать, как все это произошло. Торманд понимал, что эта потребность объясняется главным образом чувством вины, от которого он никак не мог избавиться. Может быть, это чувство исчезнет или хотя бы ослабнет, если он поймет, почему этот неизвестный так сильно ненавидит его. И, подумалось Торманду, так же сильно ненавидит тех женщин, с которыми он делил постель. Преступник, кто бы он ни был, старался изуродовать Клару, полностью уничтожить ее красоту; он искромсал даже ее чудесные волосы. Во всем этом чувствуется не просто первобытная жестокость, но и самая настоящая ненависть. И все же пережитый кошмар не поддавался осмыслению. Как ни печально, Торманд не мог представить ни одного человека – ни мужа, ни любовника, который способен на такое изуверство.

– Ты можешь сколько угодно хмуриться, но это не изменит моего мнения, – сказал Саймон. – Ты вроде бы не глуп, Торманд, а значит, отлично понимаешь, что пока этого сумасшедшего не поймали и не повесили, ты не имеешь права оставаться один.

Торманд, выведенный из раздумья словами Саймона, вздохнул:

– Да, ты, разумеется, прав, но я от всего этого не в восторге.

– Воздержание тебя не убьет, а вот твой неизвестный враг может.

– Воздержание? – Торманд не собирался признаваться, что не спал с женщинами вот уже несколько месяцев, поскольку ему совсем не хотелось обсуждать причины этого. – Господи, да пусть меня лучше повесят.

– Идиот.

– Меня раздражает не то, что я теперь должен ходить с охраной. Я подумал: то, что так сильно изувечили Клару, свидетельствует о дикой ярости и настоящей ненависти к ней, а я не могу представить, что у кого-то она могла вызывать такие безумные чувства. Как это ни печально. Если кто-то решил подстроить все так, чтобы меня заклеймили как убийцу, то устраивать такую бойню не было никакой необходимости. Какая-то нелепость получается.

Саймон некоторое время пристально смотрел на него, и Торманд невольно поежился под его взглядом.

– Это всего лишь предположение.

– Вполне разумное, между прочим. Я об этом как-то не подумал. – Саймон пробормотал ругательство. – Действительно, эта расправа, пожалуй, свидетельствует прежде всего о ненависти, причем ненависти к тому, что делало Клару такой привлекательной и желанной.

– И все же это могли быть пытки с целью получить какие-то сведения, – сказал Торманд, хотя по его лицу было видно, что он сам сомневается в своих словах.

Саймон кивнул:

– Возможно, но ведь Клара рассказала бы ему или им абсолютно все, едва ее коснулся бы нож. Все, что она знала, слетело бы с ее губ, как только ей бы отрезали первый локон. Клара была необычайно тщеславной. Ее красота для нее была всем. Потом, не забывайте, скорее всего ей заткнули рот кляпом, а значит, получение секретных сведений вряд ли являлось целью преступников.

– Итак, у нас по-прежнему ничего нет. – Торманд посмотрел на пустую кружку и поборол желание вновь наполнить ее.

– Почему же? У нас есть убийство, которое кто-то твердо решил повесить на тебя, – ответил Саймон. – И это указывает на кого-то из твоих врагов.

– А может, это указывает на врагов Раналда? Что может быть унизительнее для мужчины, чем слава рогоносца?

– Любвеобильность Клары была слишком хорошо известна. Да и свою любовницу Раналд уже давно не скрывает. Нет, все знали, что эта чета ни в грош не ставила супружескую верность. – Саймон встал. – Ну что? Пойдешь со мной? Может, отыщется какой-нибудь след.

Торманд неохотно поднялся. Меньше всего ему хотелось возвращаться на кровавую сцену этого преступления, но это могло помочь им ответить хотя бы на некоторые вопросы. Оставалось надеяться, что хотя бы встречи с Раналдом удастся избежать. Несмотря на то что добрая половина мужчин королевского двора побывала в спальне Клары, к Торманду Раналд относился особенно неприязненно. И его вовсе не радовала перспектива узнать, какую форму может принять эта неприязнь, если он неожиданно столкнется с Раналдом в его доме в то время, как изувеченное тело Клары готовят к погребению. – Ну и ну! – бормотал Торманд час спустя, следуя за Саймоном по одному из тайных ходов дома, по которым частенько пробирались любовники Клары.

Как и опасался Торманд, Раналд пребывал в ужасном состоянии. Он был вне себя и, возможно, поэтому обрушился на Торманда с несдерживаемой яростью. И если бы не сверхъестественная способность Саймона останавливать и улаживать самые напряженные конфликты, то, скорее всего, они с Раналдом скрестили бы свои мечи, сойдясь в поединке прямо в доме, где была убита Клара.

– На мгновение у меня закралась мысль, что он действительно любил Клару, но думаю, он все же оплакивает потерю – хотя бы из корыстных побуждений, – сказал Саймон. Держа в руках яркий фонарь, он шел очень медленно, внимательно осматривая пол. – Какие бы ни ходили вокруг нее пересуды, Клара действительно была полезна мужу. Постоянно меняя высокопоставленных любовников, она была в курсе всего, что происходило в королевстве, а эта информация нередко оказывалась ценной для Раналда. Ну и конечно, он, должно быть, очень страдает при виде того, что некогда было его красавицей женой. И все же, думаю, не стоит совсем исключать возможности, что именно Раналд убил Клару. – Саймон неожиданно остановился. – Ага, посмотри-ка на это, – пробормотал он, нагнувшись.

Торманд присел на корточки рядом с Саймоном и стал внимательно рассматривать небольшое пятно, на которое указал его друг.

– Кровь?

Саймон слегка коснулся пальцем пятна, затем, не обращая внимания на гримасу отвращения на лице Торманда, лизнул палец и кивнул:

– Определенно кровь. Нам повезло. Каменный пол в этом тоннеле не позволил ей просочиться в землю, а холод не дал высохнуть. – Саймон выпрямился. – Думаю, это и есть искомый след.

Торманд последовал за другом со все возрастающей надеждой, что они вот-вот разгадают эту тайну. По следам они выбрались из тоннеля, прошли по аллее и двинулись дальше на север, но уже за конюшнями, принадлежащими самому популярному постоялому двору в городе, след потерялся, напрочь затоптанный копытами лошадей и сапогами горожан. Саймон почти час безуспешно пытался снова отыскать след, потом, негромко выругавшись, все-таки отправился за собакой. Торманд по-прежнему следовал за ним, хотя надежда быстро найти ключ к этой загадке начала стремительно таять. Как только Бонегнашер, взяв след, натянул поводок, надежда Торманда вновь начала возрастать. Совсем немного времени спустя пес вывел их к заброшенной лачуге на самой окраине города. Как только они с Саймоном вошли внутрь, Торманд почувствовал запах крови. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: они обнаружили то место, где пытали Клару. Убийца даже не потрудился хоть немного замести следы бойни. Торманд чувствовал, как к горлу подступает желчная тошнота, но заставил себя остаться с Саймоном. Увидев, как Саймон спокойно и методично осматривает комнату, Торманд решительно превозмог собственную слабость.

Он не обладал талантами, которыми были наделены многие представители его семейства, наверное, потому, что принадлежал к боковой ветви клана, но даже его скромных способностей хватало, чтобы ощутить то, что происходило здесь. Торманд все же закрыл глаза и попытался распознать сохранившиеся отголоски чувств, оставленных теми, кто побывал здесь раньше. Это был нехитрый прием, которому его обучила одна из его наиболее одаренных кузин и который действительно помогал ему максимально использовать свой скромный дар. Уже секунду спустя он почувствовал тяжелый запах панического страха, который, казалось, вытекал из всех щелей убогого жилища. Приподняв голову и по-прежнему не открывая глаз, Торманд сделал несколько шагов в глубину лачуги и сразу же ощутил повисшую в воздухе злобу и почти материализовавшуюся ненависть. К этой смеси кровавого смрада и застывшей жути примешивалось нечто такое, что лишь предположительно можно было определить как безумие.