Украденный экстаз

– А когда мы вернемся, вы с Хантером сразу поженитесь? Она удивленно посмотрела на него:

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Да успел услышать пару-другую сплетен о его матери.

– А-а. Конечно, она отнюдь не счастлива видеть меня в своем доме. И ведет себя откровенно негостеприимно. Но на это можно заставить себя не обращать внимания. Особенно когда видишь, что братья Хантера и его отец искренне приветствуют наш брак. А мать... Что ж, в его возрасте смешно ожидать, что ее слово станет решающим, ведь он взрослый мужчина, и кто лучше его самого знает, как он намерен прожить свою жизнь. И с кем.

– Это-то понятно, так и должно быть, но мужчины иногда очень странно ведут себя, если речь заходит об их матерях. К тому же я подумал, вдруг тут страсти уже так накалились, что вы и сами передумали. Ведь такое тоже могло случиться, так ведь?

– Знаете, Хантер здесь изменился. И, надо сказать, в лучшую сторону. Он уже не такой напряженный и настороженный, более открытый. Он ведь не ждет, что в любую минуту его могут убить. Он не боится проговориться и подвести остальных. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. А еще, мне кажется, раньше его очень угнетало то, что его все считали преступником, хотя для дела именно это и нужно было.

– Конечно, в этом нет никакого сомнения. Он подошел и встал возле нее у перил.

– Вы уверены, что разумно тянуть со свадьбой?

Она нахмурилась. Он так странно и пристально смотрел на нее.

– Так хочет Хантер. Когда все трудности будут позади, мы как бы начнем жизнь сначала. Да и какой смысл спешить?

– Смысл? От того, чем вы так усиленно занимались всю дорогу, – его губы тронула улыбка, когда он заметил, как она густо покраснела и отвела глаза, – так вот, от этого обычно рождаются дети.

Он слегка выгнул бровь, ожидая ответа.

– Дети? – внезапно севшим голосом спросила она. В ее мозгу закрутились разрозненные кусочки информации, складываясь наконец в ошеломительную целостную картину. – Боже милостивый! Нет! Не может быть! Вот почему вы так странно смотрите на меня? На лбу у меня ничего не появилось, так что там вы ничего не прочтете.

Он проигнорировал ее смятение, ее неловкую попытку свести все к шутке.

– Лина, я старший из тринадцати детей в семье. Мои сестры начали энергично рожать мне племянников и племянниц примерно лет с восемнадцати. Так что я был окружен беременными женщинами почти постоянно. И сразу могу сказать, случилось это или пока нет, по взгляду женщины. Не просите меня объяснить, как я это вижу. Черт его знает, может, это у меня дар такой, но я смотрю и вижу: вы беременны. Если вы можете со стопроцентной уверенностью возразить мне, тогда ладно, тогда окажется, что я впервые ошибся. Вы можете возразить?

– Нет, – прошептала она. – Господи милостивый! Тысяча чертей и чертенят! Как вы думаете, вы там долго провозитесь с Уоткинсом?

– Не уверен, но, может быть, около месяца.

– Тогда это не так уж и страшно. Ребенок все равно не родится раньше чем через девять месяцев, даже если мы поженились бы прямо сейчас. Так что еще один месяц не имеет никакого значения. Только умоляю вас, не проговоритесь об этом Хантеру, ладно? Ни звука!

– Но почему?! Он мог бы жениться на вас прямо перед отъездом.

– Вот так просто выволочь священника из постели, пробормотать перед ним нужные слова, потом сказать мне «прощай, милая» и умчаться вдаль? А главное, какое удачное время оглушить его такой новостью, не правда ли? Он не будет знать ни минуты покоя всю дорогу туда и обратно.

Себастьяну, похоже, нечего было возразить. Он только что-то буркнул про себя.

– Мне будет очень тяжело без него, но станет вдвое тяжелее, если он уедет с таким известием. Это такой груз...

– Ладно, согласен. Но в ту же минуту, когда ой вернется – слышите, в ту же минуту! – вы скажете ему всю правду. И никаких проволочек.

– Да, папочка.

– Хантер прав. Язычок у вас и правда острый. Немного позже, глядя, как Хантер готовится ко сну, она размышляла о том, не открыться ли ему до отъезда? Стоило Себастьяну упомянуть о возможности беременности, как она интуитивно поняла, что именно этим и объясняются кое-какие странности ее организма в последнее время. Удивляла только собственная глупость: как же ей сразу-то не пришло в голову? Наверное, оправдание все же можно найти – ведь столько всего свалилось сразу на ее бедную голову. Но такой новостью, как ребенок, ей очень хотелось поделиться.

И тут она строго велела себе держать язык за зубами. Пусть она не уверена в том, что Хантер любит ее, но уж в том, что ему небезразлично ее состояние, она могла быть уверена на все сто процентов. И сообщить ему в последний момент, что носит его ребенка? А он должен после этого пуститься в длинный и полный опасностей путь? Нет, это бессердечно и даже жестоко.

И она с чистой совестью прильнула к Хантеру, который улегся рядом с ней. Сомкнула руки на его затылке и нежно поцеловала. Это была их последняя ночь перед долгой разлукой. И она решила сделать ее неповторимой.

Перекатившись на спину, он ловко устроил ее поверх себя.

– Знаешь, как тяжко будет расстаться с такой роскошью и снова вернуться к ночлегу на жесткой земле... в одиночку?

– Мне будет намного мягче и уютнее, чем тебе, но тоже очень одиноко. Так будет не хватать тебя!

Она дразняще провела губами по его губам.

– Но ты все время помни, что наша разлука и все горести останутся позади.

Он попытался продлить поцелуй и нахмурился, не понимая, почему она вдруг выскользнула из его рук.

– Да, только эти мысли и поддержат меня в тяжелую минуту. Они дадут мне силы выдержать все до конца.

Усевшись на него верхом, она улыбнулась и начала расстегивать ночную рубашку. Лина ощущала в теле необыкновенную легкость, словно вечные оковы сдержанности спали с нее. Наверное, решила она, все это потому, что они надолго расстанутся и к тому времени, когда он вернется, она уже успеет отойти от мучительных переживаний собственного бесстыдства. Родившаяся в ней безоглядная смелость радовала ее еще и потому, что позволяла оставить о себе память, которая не скоро исчезнет. Так воспользуемся же редким мгновением! Все еще застенчиво улыбаясь, она взялась за подол рубашки и медленно начала стягивать ее через голову.

Хантер, затаив дыхание, следил, как она медленно обнажала свою стройную фигуру. Он боялся даже пошелохнуться. Лина редко вела себя так смело. И он боялся каким-нибудь нечаянным движением вспугнуть ее. Его беспокоило одно: если она затянет игру, то ему не удастся удержать свое тело под контролем. Даже сейчас, когда глаза только следили за ее чувственным раздеванием, дыхание его участилось, а в паху появилось болезненное напряжение.

Когда она склонилась над ним и начала целовать, то тут же стиснула его руки, чтобы прижать их к постели. Конечно, ему ничего не стоило вырваться, но, как она и подозревала, он даже не пытался это сделать. От того, что он лежал под ней, в полном ее подчинении, закружилась голова. Медленно и тщательно, словно изучая, она целовала и ласкала каждый дюйм его тела. Голова ее склонилась наконец над его плоским и упругим животом.

Когда ее восхитительно маленький ротик спустился к его бедрам, Хантер застонал от усилия сдержать дрожь наслаждения. Лина отпустила его ладони, и ему пришлось стиснуть их в кулаки, чтобы не помешать ее смелым замыслам. Наконец он не сдержался и с громким стоном схватил ее за плечи, поднял вверх и усадил на себя. Страстным взглядом Хантер окинул восхитительное тело подруги, наслаждаясь горячим единением. Лучшей встречи и ожидать невозможно, его ждали с нетерпением.

– Боже, женщина, ты просто волшебна. Мне так уютно. И так сладко.

– И ты сладкий, дорогой мой...

Сначала они двигались медленно, очень медленно Затем желание заставило их позабыть обо всем на свете. Мчаться к счастливому избавлению. Когда ее движения стали хаотичными из-за безумного стремления к высвобождению, он крепко прижал ее к себе и выгнулся ей навстречу в мощном порыве испытать счастье одновременно с ней. Она рухнула на него без сил, и оба пережили незабываемые секунды счастливого полета. Если она намеревалась напомнить ему, как чудесно им вместе, то вряд ли можно было сделать это лучше. Как только к нему вернутся силы, он немедленно поменяется с ней ролями. Не помешает и ей получить кое-что приятное на память о нем.

Высвободившись из ослабевших объятий Хантера, Лина поднялась, чтобы освежиться. Собственная смелость в постели снова смутила ее. Покачав головой, она подумала, что еще никогда так не наслаждалась каждой секундой их близости. Небрежно отбросив в сторону влажную салфетку, она подошла к кровати. И увидела, что мужчина, который должен был уже уснуть после столь бурных занятий любовью и тяжелого дня, даже и не думал дремать.

Он сел на ее сторону кровати и не мешкая обхватил ее бедра руками, прежде чем она успела лечь. Ее живот, бедра, грудь он осыпал нежными поцелуями – и в ней снова заполыхало желание. Когда его губы коснулись потаенного места между ногами, она блаженно вздохнула и закрыла глаза. Было очевидно, что эта ночь станет длинной и полной бесстыдных любовных ласк. Ну и пусть, подумала она, открываясь навстречу его поцелую.

Лина медленно открыла глаза, затем села, охваченная внезапной тревогой. Она была одна. Лина вскрикнула, заметив клочок бумаги на прикроватном столике, схватила его и прочитала:

«Решил не будить тебя. Так будет лучше. Позаботься о себе. Когда я вернусь, все самое страшное будет уже позади. Хантер».

Швырнув записку на столик, она откинулась на подушки, сонно подумав, что у него жуткий почерк. Она немного подождала, боясь, что ее захлестнет волна отчаяния, но тело требовало другого – сна. Только сна. Закрывая глаза, она решила, что времени на переживания из-за одиночества и разлуки будет более чем достаточно.

Хантер снова зевнул и поймал на себе ухмыляющийся взгляд Оуэна. И тут же закрыл рот.

– Я чем-то рассмешил тебя?

– Да нет. Ничем. Кажется, тебе было не до сна этой ночью?

– Интересно, с какой стати я терплю твое сомнительное общество?