Время в вире останавливается. Матчек застывает на месте, возвращая себе обычный облик. Осколки зеркала, острые и сверкающие, парят в воздухе, словно корабли на Магистрали.
Ярость мгновенно утихает. В голове гаснет эхо воинственного кода Сумангуру. Я не могу смотреть в испуганное лицо мальчика и отворачиваюсь.
Еще через мгновение базовая программа, управляющая виром, ведет себя совершенно непонятно. Она извлекает из секретного кэша какую-то сложную команду, недоступную моему пониманию. Я вдыхаю полной грудью.
Он уже был здесь.
Матчек начинает двигаться все быстрее и быстрее. В одно мгновение он огибает стол и мечется между полками так стремительно, что взгляд не успевает за ним следить и фигура превращается в размытое пятно.
– Матчек, стой!
Я уравновешиваю наши скорости.
Он стоит передо мной, и по лицу текут слезы.
– Не сердись, Принц, – говорит он. – И прости меня за Нарнию. Ты ушел, и я не знал, чем заняться. Ты говорил, что я тоже могу помочь освободить Миели, но все делаешь сам.
Я вытаскиваю из рукава шелковый носовой платок и вытираю ему лицо.
– Я понимаю, Матчек. Я не должен был так злиться. Это не твоя вина. Случилось кое-что… плохое, и я слишком много об этом думаю.
– А что случилось?
– Это не важно. – Я улыбаюсь. – А ты здорово устроил этот последний фокус со временем. Можешь рассказать, как это делается?
Он пожимает плечами.
– На пляже я часто играл в игры на время, а потом стало скучно. Всегда надо иметь такой триггер, который помогал бы увеличить скорость, если где-то случайно промедлишь, чтобы не пропустить конца света.
Эге.
Я планировал отправить в изолированную систему весь вир «Шкафа» и таким образом затормозить время Матчека, чтобы он даже не заметил моего отсутствия, пока я занимаюсь на Япете своими делами. Но это явно не сработает. Можно было бы создать более устойчивый вир, но у меня на это нет времени, кроме того, я начинаю сомневаться, что какая-либо моя конструкция может его задержать.
Я смотрю на Матчека, на его тонкие темные волосы, которым суждено быстро поседеть, на вздернутый нос и упрямую линию губ, и в груди поднимается странное тепло.
Надо найти няньку. Было бы намного проще, если бы я мог оставить с ним свою копию. К несчастью, Жозефина устроила так, что я остался одноэлементным белым мужчиной и не способен создавать собственных гоголов, а доверять заботу о Матчеке парциалу я не могу. Жители Сирра по-прежнему в состоянии сжатой информации, и до конца миссии я не в силах их вызвать. Кроме того, я не рискну позвать кого-то извне: Матчек опасный спутник – ранний гогол Основателя Соборности.
Остается только…
У меня вырывается вздох. Других вариантов быть не может. Мне придется обратиться к Ауну.
Я осторожно собираю осколки мыслезеркала и кладу их на стол.
– Послушай меня. Вот тебе головоломка. Если сумеешь собрать зеркало заново, можешь оставить его себе. Я должен уйти и кое-что сделать, но это ненадолго. А когда вернусь, приготовлю тебе горячий шоколад. Как тебе такое предложение?
Матчек, воплощенное послушание, садится на стул, опирается локтями о столешницу и указательным пальцем начинает передвигать осколки.
– Будь осторожен, они очень острые, – предупреждаю я его.
Я ухожу в заднюю часть лавки, где стоит множество книг из Сирра, и почти слышу, как гудят мысли у Матчека в голове.
Здесь темно, свет излучают только заглавия на темно-синих обложках книг. Очертания предметов мягкие и немного нереальные: по краям вир не поддерживает детальную симуляцию, а пользуется способностью мозга к самообману. В узком проходе между стеллажами я чувствую себя насекомым между тяжелыми пористыми страницами книги.
Я невольно сглатываю. Я не до конца понимаю природу Ауна. Они вырвались на свободу во время Коллапса – или задолго до него выпущены Матчеком, если верить легендам. Это совокупность отчетливых простых контуров, живые мемы, населяющие мозг, словно паразиты. Они утверждают, что и я один из них, и зовут меня братом. Не могу сказать, что верю им. Я никогда не считал себя богом, но при встрече с ними у меня мурашки бегут по коже. И общаться с ними можно, только позволив им стать тобой.
Я вожу пальцами по корешкам книг, пока не отыскиваю нужную. Я открываю ее, и они поднимаются со страниц – боги Земли, не сотворенные людьми, извивающиеся огненные змеи, освещающие стеллажи вокруг меня мерцанием блуждающих огоньков.
Я закрываю глаза и впускаю их.
В меня вселяется Принцесса-трубочист. Ее голос звучит в моей голове, как будто мой собственный.
Привет, братец.
Я не брат тебе.
Ты пришел, чтобы присоединиться к нам?
Нет.
Ты готов доставить наших детей в наш новый дом?
Нет. Пока еще нет.
Я потираю виски. Сирр. Последний город Земли, вырванный из лап Драконов. Одно дело – ребенок, а другое – целая цивилизация. Я обещал Таваддуд спасти их. Остались одни обещания. Я стискиваю зубы.
Ты снова плетешь обманы, братец. Мы надеемся, что ты не забыл свое обещание.
Я не забыл. Вы получите новый дом, так же как и жители Сирра. Но сначала мне нужно кое-что сделать.
Тебе нужно что-то украсть.
Да. Мне придется покинуть вир, и я хотел бы, чтобы вы присмотрели за мальчиком. Развлеките его. Расскажите ему сказки. Займите его чем-нибудь.
Что ты собираешься украсть на этот раз? Воспоминания? Истории? Души? Мечты?
Это не ваше дело.
Как мы можем быть уверены, что ты вернешься? Ты уже бросал нас.
Я держу свое слово.
Они поднимаются в моей голове, поднимаются все – и Кракен, и Зеленый Солдат, и Принцесса; смерчи мыслей обволакивают мой мозг щупальцами молний.
ОБЕЩАНИЯ – ЭТО ХОРОШО, ревут они. НО СТРАХ ЛУЧШЕ. МЫ ВСЕГДА ЗДЕСЬ. МЫ ВСЕ СЛЫШИМ. НЕ СМЕЙ НАС ПРЕДАВАТЬ.
Я падаю на колени. Аун покидает меня, и все вокруг затягивает пыльная темнота. Внезапная тишина оглушает. Я дрожу всем телом, хоть и нахожусь в мыслеформе.
– Знаете, – произношу я вслух, – я начинаю склоняться к идее Принца-цветка. В самом деле, нет ничего лучше семьи.