– Прекрасно, – медленно произносит она. Таваддуд чувствует себя замёрзшей и слабой. – Будем надеяться, что я для него достаточно необычна.
– Чудесно! – Дуни вскакивает и хлопает в ладоши. Украшения и кольца джинна громко позвякивают. – Не хмурься. Это будет забавно!
Она оглядывает Таваддуд с головы до ног и качает головой.
– Но сначала мы должны что-нибудь сделать с твоими волосами.
3
Вор и арест
Янерешительно вхожу в каюту. Если уж корабль испытывает тревогу, значит, Миели действительно в плохом настроении, а я слишком устал, чтобы выдержать бой с оортианским воином.
Мне не приходится тратить время на поиски. Она парит в центре каюты. Глаза закрыты, смуглое овальное лицо озарено свечами, похожее на тогу платье окутывает её тело, словно кокон гусеницу.
– Миели, нам надо поговорить, – начинаю я.
Ответа нет.
Я подтягиваюсь на продольной оси каюты и заглядываю ей в лицо. Веки не дрожат, и она почти не дышит. Чудесно. Наверное, она погружена в какой-то оортианский транс. Это понятно: поживите на одних ягодах в пустотелой комете, освещённой искусственным солнцем, и у вас тоже появятся галлюцинации.
– Это важно. Я хочу поговорить с Пеллегрини.
Или она погрузилась в боевую сосредоточенность? Однажды я сумел выдернуть её из подобного состояния, воспользовавшись биотической связью, но для этого мне пришлось проткнуть ладонь сапфировым осколком. Повторять этот опыт мне совсем не хочется, кроме того, связи больше нет. Я щёлкаю пальцами перед её лицом. Потом трогаю за плечо.
– «Перхонен», с ней всё в порядке? – спрашиваю я у корабля.
Но и корабль тоже не отвечает.
– Миели, это не смешно.
Она начинает смеяться – негромко и мелодично. А потом открывает глаза, и на её лице появляется змеиная улыбка.
– Ещё как смешно, – возражает Пеллегрини.
В голове у меня открывается и закрывается дверь тюрьмы. Но не «Дилеммы», а другой тюрьмы, из далёкого прошлого. Возможно, было бы лучше, если бы я там и остался.
– Привет, Жозефина, – говорю я.
– Ты ни разу меня не позвал, – заявляет она. – Я оскорблена.
– Ну, на Марсе мне показалось, что у тебя мало времени, – отвечаю я.
В прищуренных глазах появляется опасный блеск. Наверное, не слишком разумно напоминать ей о нашей последней встрече, когда из-за меня власти Ублиетта вышвырнули её с планеты. Хотя, с другой стороны, может, это и к лучшему.
– Жозефина Пеллегрини, – произношу я её имя.
С ним, безусловно, связаны какие-то воспоминания, но и они остались за закрытой дверью. Это и неудивительно: вероятнее всего, она сама тщательно отредактировала мою память. Для Основателей Соборности подобные фокусы в порядке вещей.
– Так ты всё понял, – говорит она.
– Почему ты мне не сказала?
– О, только ради твоего же блага, мой милый, – заверяет она. – Ты уже пару столетий бегаешь от меня. Я не хотела тебя расстраивать. – Она трогает средний палец левой руки, словно поправляет кольцо. – А знаешь, что происходит, когда пытаешься убежать от своей судьбы?
– Что же?
Она наклоняется ближе.
– Ты теряешь себя. Ты становишься мелким воришкой, сорокой, которая бросается на блестящие побрякушки. Тебе нужна я, чтобы ты стал чем-то бо?льшим.
Гладкой прохладной рукой она прикасается к моему лицу.
– Я дала тебе шанс вернуть самого себя. Ты не сумел им воспользоваться. Ты до сих пор остаешься ничтожеством, годным только на игры с оружием. Я считала, что ты мог бы стать семенем для чего-то грандиозного. Я ошиблась. – Её взгляд становится жёстким. – Ты не Жан ле Фламбер.
Мне больно это слышать, но я не подаю виду. Она по-прежнему говорит ласково, но в глазах загораются искры неподдельного гнева.
Хорошо.
Я отмахиваюсь от её руки.
– Значит, нас таких двое, – заявляю я. – Потому что я полагаю, ты не Жозефина Пеллегрини. Ты просто гогол. Да, наверное, из старейшей ветви. Но не Прайм. Ты никогда не послала бы свою важную составляющую ради такой работы. Ты просто незначительный гогол Основателя. Я хочу говорить с Праймом.
– Какие у тебя основания считать, что ты этого достоин?
– Ты хочешь похитить у Матчека Чена фрагмент Вспышки, а я знаю, как это сделать. И я хочу изменить условия сделки.
Она смеётся.
– О Жан! В прошлый раз ты потерпел неудачу. Всё, на что ты был способен, – ой, даже не знаю, как сказать, – когнитивные конструкции, украденные у зоку и у нас. Трюки с солнцедобывающими машинами. Превосходная маскировка. И всё равно ты был ребёнком по сравнению с ним, с Отцом Драконов. И ты ещё говоришь, что знаешь, как это сделать теперь? Ах, мой милый, мой маленький принц, это просто смешно.
– Ещё смешнее будет наблюдать, как тебя сожрут другие Основатели. Это будут василевы и сянь-ку, верно? Они всегда тебя ненавидели. И тебе необходимо оружие против них. Только поэтому ты меня и вытащила.
Её глаза словно две зелёные жемчужины, холодные и твёрдые. Я набираю полную грудь воздуха. Почти у цели. Только бы не забыть, что она способна читать по крайней мере поверхностные мои мысли. Есть способ их скрыть. Ассоциативное мышление. Жемчужины и планеты, глаза и тигры. Она хмурится. Надо её отвлечь.
– Мне и впрямь интересно, как они сумели меня поймать, если я был настолько хорошо подготовлен, – говорю я. – А ты случайно не имела к этому отношения, моя дорогая?
Она встаёт прямо передо мной. Губы сжимаются в тонкую линию. Грудь поднимается и опускается резкими толчками. Она даже расправляет крылья Миели, и они вспыхивают в лучах свечей двумя гигантскими языками пламени.
– Возможно, я на самом деле от тебя убегал, – продолжаю я. – Но стоило тебе дойти до отчаяния, как ты всегда меня разыскивала.
– До отчаяния? – шипит она. – Ты мелкий ублюдок!
Она обхватывает руками мою голову и сжимает с такой силой, что череп вот-вот треснет. Наши лица сближаются, её теплое дыхание пахнет лакрицей.
– Я тебе покажу, что такое отчаяние, – бросает она.
– Нет. – «Да».