Заметки сновидений

– А вы… А вы с ним знакомы, вы учитель его сестер. Вам будет разумнее передать это приглашение, однако, знайте, там есть личное послание, и он ни в коем случае не должен знать, что это я… То есть должен, но не так явно.

О, какой кошмар, во что же меня втягивают? Детские смущения, лишняя возня. Хотя ее я понимаю, наши мужчины любят не просто недотрог, но и «я вас знать не знаю и знать не хочу». Сударыня прекрасно подстраивается под требования кавалеров.

– Хорошо, милая, я передам весточку, но с одним условием – сделаю это по-своему.

– Ах, только не подставляйте меня, сестрица, – сестрица, с каких пор? – не наделайте глупостей, умоляю вас!

На том и договорились. Я взяла ее послание, которое источало аромат, будто его пять раз облили французскими духами, и спрятала в карманы. Радостная, как козлик, она поскакала прочь, но при виде сударей себя одернула и пошла мирно, как следует юной сударыне в чепчике, пышных юбках, перчатках и с зонтиком в руках. Да, модница, ее стиль «все и ничего лишнего», на ней было все, но лишним оно не казалось.

Как хорошо, что бумага отражает только почерк, а не вид человека и в чем он одет. Иногда кажется, что из-за моей простой одежки никто из модных сударынь со мной и стоять не хочет долго. Длинные однотонные и ни на йоту не пышные юбки; белые или черные блузы, закрывающие горло и кисти, никаких рюшей, в основном с кулоном; коричневые туфли и высоко собранный пучок, бывает, и обычная коса. Не то чтобы я стыжусь своего вида, я сама подбираю одежду, но, увы, с нынешней модой это в лад не идет, не только с модой, но и с моим статусом, который сулил мне быть «питерской модницей».

Ладно, оставим это, уже десять утра, задерживаться нельзя, пора в класс.

Вечер того же дня

Горит вечерняя свеча. Огонек играет отражением в окне. А перо ласкает задумчивый подбородок. Провела несколько уроков английского, турецкий класс так и не набрался, увы. Зато у преподавателя Федора Юрского отбоя от детишек так и нет, родители послушно подчиняются моде французского языка. В этом есть причина моего кризиса, возможно, стоило учить усердно картаво-лягушачий язык, однако, всем естеством своим не вытерпела бы.

Федор за эти убеждения смеется надо мной, а иногда даже предлагает пойти к нему в ученики. Наивный мальчик, мне гордость не позволит признать, что в моем арсенале менее популярные языки. Как же он меня раздражает, весь такой денди… Нет! Не денди, решено, пижон! Пустой, как бутылка после банкета, плоский, как лужа в сезон засухи, бессодержательный, как кожаная обложка книги. Одним словом, пижон, иногда про себя я называю его индюшкой.

Примечательно то, что Федор отказывается верить, что меня от него тошнит, он настолько уверен в своем обаянии, что даже глаза его слепнут при виде правды. Право, что же ему от меня, такой злодейки, надо? Неужели свое обаяние на работоспособность проверяет, иль решил, что если я такая простая, то за все, чего нет, ему отдамся в любовные муки. Люблю преподавать, но эту индюшку не переношу!

Все.

Родители пишут, спрашивают, как я там в своем городке одиноким лебедем живу. В целом, mother[4 - Мама], не все так плохо, как могло быть, и не все так хорошо, как хотелось, я ожидала немного другого. Да, красота гор не подводит восхищенный глаз, дикий ветер и резвые жеребцы только добавляют восторга, но пресловутое высшее общество, которое ходит исключительно с задранными носами, мне опротивело.

Запись от 19/08/1…81

За городом, в отдалении от громоздких синих гор, стоит двухэтажное здание, среди полей в желто-зеленую клетку. Наша школа как раз на такой клетке, цвета желтых колосьев, которые, увы, уже выкосили, отчего картина стала краше, шире, воздушнее. Отныне там только редкие яблони и огромные катушки сена.

Белое здание, не обремененное балконами; достаточно скромно оно обрисовано деревянными рамами. Свет всегда находит возможность осветить окна посреди поля. Закат с восходом бросают последние и первые тени на яблони, катушки и школу, а больше и не надо.

Прекрасно раннее утро. Местность окутывает утренний туман, насыщенный оглушительной свежестью. Выйдешь из здания в поле, сядешь у деревца и читаешь книгу под нежно-голубой восход. А особенно прекрасно, если по дороге проедет мимо одинокая коляска. Так и норовишь подумать, что созерцаешь эту красоту совместно с кем-то, отдаленно и молчаливо.

Стрелки часов сошлись на нужных числах, ножка колокольчика была поднята в воздух и повергнута в движение, звоном оглашая начало урока. Из малых детей на уроки английского ходят пока только Софи и Мэри, чудные двойняшки семьи Майских. Два маленьких белокурых котенка с большими глазами и чудесным добрым характером. Возможно, он передался Майским по наследству от их матери, вместе с веснушками. Антонина Петровна, голубоглазая блондинка, болезненно стройная для своих лет и очень добродушная. Она ко всем ласкова и учтива, даже если человек ей не приятен. Кажется, она всегда улыбается, от того морщинки по уголкам рта и краям глаз стали частью ее лица. Антонина Петровна напоминает мою старую учительницу русского языка. Этих женщин объединяет характерная черта: где бы они ни находились и с кем бы ни разговаривали, от них всегда исходит домашний уют и заражающее жизнелюбие; они умеют расположить к себе даже самого несговорчивого человека или успокоить своим присутствием того, кто находится на грани срыва. Если бы кто-то меня спросил, каким цветом я вижу их, то, непременно, это был бы небесно-голубой, цвет спокойствия и легкой радости. А если бы кто-то спросил, каким запахом я представляю их, то это был бы запах толченой картошки.

Нежный голосок умницы Мэри поправлял собственные ошибки в упражнении, в то время как Софи еле сдерживалась от вступления в диалог со своими поправками.

– А вы знаете, что брат Алексей сегодня нас забирает?

– You shall be happy with it, I guess[5 - Ты должна радоваться этому, я считаю.].

– Yes, we are[6 - Да, так оно и есть!]! – пролепетала Мэри. – Но он не от братской заботы за нами приходит.

Зеленые глазки Софи уставились на сестру в смятении.

– It must be your lie[7 - Ты врешь!]! Он редко проводит с нами время, но это не дает тебе право думать, что его против воли посылают за нами.

– А я и не говорила, что его заставили, да, он Прокофия отговорил нас забирать, но не из заботы вовсе. I think he wants to see[8 - Я думаю, он желает видеть…]… – обиженная малышка была прервана осторожным стуком в дверь. Женский легкий стан проник сквозь дверную щель и остановился.

– Сударыня, прошу прощения, но господин Алексей приехал раньше времени

– Подай ему чаю и проси ждать.

– А куда чаю подать, в малой библиотеке или в зале?

– В малой библиотеке. Хотя нет! Лучше в зале… нет-нет, в малой библиотеке. И, Дуняш, будь добра, подготовь книги девочек. Вот список, собери их и отдай Алексею.

– Хорошо, сударыня, – с этими словами Дуняша растворилась в дверях.

Девочки расплылись в улыбке, а от обиды Мэри не осталось и следа. Ведь так приятно, когда кто-то ждет, особенно если этот кто-то – родной человек.

Дабы не терзать всех ожиданием, урок окончили немного раньше. Поблагодарив меня, как обычно, за новые знания, Софи и Мэри пустились вниз по лестнице к старшему брату.

Алексей, двадцать два года, один из самых завидных женихов городка. Да, на вид очень романтичен, приятен, всегда чист и опрятен, как с иголочки одет. У Алексея добрый взгляд матери, рыжеватые кудри, точеные скулы, как у римских статуй, тонкий прямой нос и самые красивые веснушки. У него большие глаза, как и у сестер, но есть то, чего у них нет – это яркая и широкая озорная улыбка, оголяющая белоснежные зубы. Право, признаюсь, мне он крайне симпатичен. Он, как солнышко яркое, как бельчонок пушистый, внимательный и по натуре своей добряк… Эх, так тому и быть, признаюсь, он мне не просто симпатичен, но куда мне? В сравнении с юной J я проигрываю в обаянии и красоте. То ли комплексы, утвердившиеся клеймом, то ли страх быть отвергнутой, но не могу позволить и намека в сторону того, кто мне симпатичен. Глотаю все, но стоит оно комом в горле и изливается только пером на бумагу.

– Вы, кажется, раньше закончили, прошу прощения за преждевременный визит.

– Даже и не думайте, девочки умело управились с уроком, десять минут счастья стоят больше пары новых фраз.

Он улыбнулся лучезарно, так как я описывала до. Дуняша подала книги; осушенную кружку чая наполнили снова, но визитер отказался и правильно сделал, в противном случае нам всем пришлось бы продолжить чаепитие, игнорируя мои следующие уроки.

– Это книги… – обратил он внимание.

– Для свободного чтения, – дополнила я. – Они на английском и на русском. Наша маленькая библиотека имеет возможность предоставлять книги на дом ученикам. Софи давно заприметила пару, сейчас уже смело может их читать.

– Чудесно, чудесная библиотека. Между прочим, Екатерина Михайловна, у меня есть хорошая идея. Если школа не будет против, конечно… – он повернулся всем корпусом. – Наш дом может снабжать вас книгами.

– Так учтиво с вашей стороны. Я обязательно оповещу об этом директора, надеюсь, что ему не придется сокрушаться позже насчет нехватки места для книг.

Алексей уместно пошутил, что в таком случае сударю-владельцу придется прилично раскошелиться на достройку здания.

Он спросил, играю ли я на пиано.

– Увы, не владею музыкальными навыками.

– А пером?

– Если только личным.

– Будет приятно вас послушать в эту субботу на вечере музыки и поэзии. Екатерина, в наших кругах вы слывете девушкой начитанной и умной, учитывая это, перо ваше недурно.

– А вы придете?

– Обязательно.

«Передать ли ему приглашение леди J? – меня лихорадочно мучили совесть и ревность. – А может, если он придет, то голубка не обидится, не подумает… Нет, она спросит его, спросит, получил ли он ее особое приглашение… Ай, будь что будет!»

– Екатерина? – он обратил внимание на молчание. – Вас что-то тревожит?