Расстояние

– Ты наизусть заучила?

– Все это есть в Интернете.

– Звучит слишком красиво, чтобы быть правдой.

– Но это возможно.

Год назад там произошел пожар, дым стоял до горизонта. Это едва не попало в газеты. Прошло лишь восемь месяцев с начала Программы. Мы делали вид, что такого места не существует. Но на самом деле оно есть. У людей «бессрочные» приговоры. Они могут только войти на территорию, но никогда не выйдут оттуда. За ними закрывается дверь, и о них все забывают.

– И кто эти люди? – спрашивает Йоханссон.

– В основном те, кто выбрал карьеру преступника. Воры, рэкетиры, сутенеры, торговцы наркотиками и людьми, убийцы… но не педофилы и не террористы. Насколько мне известно, по крайней мере.

– А психи?

– Официально нет: им нельзя доверить прием лекарств. А неофициально?… Дюжины, может, сотни. Все учатся быть законопослушными гражданами.

– Применение силы?

– А ты как думаешь? Чарли Росс находился там с самого открытия. Прибыл с первой партией. Через три месяца он умер. Не своей смертью.

Йоханссон и глазом не моргнул. Разумеется, ему было об этом известно. С Чарли Россом ему приходилось иметь дело десять лет назад, и они встречались лишь однажды. Живым Росс их совершенно не интересовал, и смерть его ничего не изменила.

– Внутреннее наблюдение?

– Камеры.

– Связь?

– Стационарные устройства для заключенных. Разумеется, все прослушивается. Никаких мобильных телефонов.

– Сможешь раздобыть планы?

– Разумеется.

– А охрана? – продолжает Йоханссон.

Прошло два года, а я все еще могу читать его мысли по глазам. Мгновенно.

– Двойные стены по периметру, двенадцать метров над землей и девять ниже ее уровня. Электрический забор, колючая проволока, датчики тепла и движения. Круглосуточная охрана на вышках. Воздушные зоны отчуждения. Все подземные стоки отделены от основной канализации; все отходы, обработанные, протекают под периметром. Крыса не проскочит наружу.

– А внутрь?

– Туда никто не стремится попасть.

– Я стремлюсь. Ты сможешь помочь?

С большим трудом стараюсь сохранять спокойствие.

– Количество визитеров ограниченно.

– Я не об этом.

– Не об этом? Имеешь в виду удостоверение работника? Хочешь попасть внутрь в качестве охранника или надзирателя?

– Не то, – говорит он и внимательно на меня смотрит.

– Заключенного?

Он отводит взгляд.

Итак, опять работа. Хлесткий удар разочарования и жало иронии: работа, всего лишь работа, для этого ему нужны новые документы. Охранники и надзиратели составляют единую команду, подчиненную жесткому графику. Персонал очень хорошо защищен. Свободно перемещаться по территории могут только заключенные. Значит, он должен проникнуть туда в качестве заключенного, чтобы выполнить задуманное.

Внезапно меня охватывает панический страх.

– Это невозможно.

В ответ напряженный взгляд.

– Ты уверена?

Сейчас же положи конец всему этому. Просто закончи разговор, и все.

– Пройти на территорию с членами управляющей компании невозможно, взломать систему охраны мы тоже не можем. Она слишком хорошо защищена. Поверь мне, это уже пытались сделать.

– Пытались те, кто хотел выбраться оттуда, а не попасть внутрь.

Качаю головой.

Неловкая пауза затягивается, словно нам есть еще что обсудить. Наконец я нахожу в себе силы нарушить тишину.

– Это все?

Кивок.

– Что ж, если я еще тебе понадоблюсь, можешь воспользоваться этим номером.

Протягиваю ему визитку без имени, только телефон. Он пробегает глазами цифры раз, второй и возвращает. Вот так. Два года, и нам нечего сказать друг другу.

Убираю карточку в карман пальто.

– Пожалуй, я пойду.

Он даже не прощается.

Машину – не мерс, которым я пользовалась последние два года, а седан с номерами подставной компании – я оставила на соседней улице. Робби стоит рядом, прислушиваясь к каждому звуку, дыхание клубами вырывается из его рта в морозный воздух, седая голова чуть наклонена.

Прошел год с тех пор, как я последний раз просила его сделать нечто подобное, но он работает в системе с самого начала и знает правила. Он без звука и пристального взгляда открывает передо мной дверь. Опускаюсь на пассажирское сиденье, и горячая, сжимающая сердце боль наваливается на меня с полной силой. Тебе надо было остаться, надо было что-то сказать, спросить…