Позывной «Грэй»

Ничего не получалось! Какие к чёрту колосья, когда лес вокруг нас горит?

Через пару минут шум в голове рассеялся, и я услышала крики людей и пулемётную очередь. Нас перестали бомбить.

Нужно было вернуться в лагерь, чтобы посмотреть, что там.

– Куда, дура? – заорала мне Берта, когда я попыталась подняться на ноги.

– Там наши вещи! – напомнила я ей. – И… Марсель…

– Да в жопу вещи! Бежим!

Мы ринулись вглубь леса, в противоположную от лагеря сторону, когда нас начали обгонять солдаты. Они тоже бежали? Бежали быстрее нас!

В какой-то момент нам пришлось остановиться и снова припасть к земле, потому что из леса по нам начали вести обстрел. Солдаты, бежавшие рядом с нами, начали падать, как подкошенные. По нам просто не попали.

Мы окружены, господи! Окружены!

Несколько уцелевших солдат заняли позиции и начали отстреливаться от берлессов. Теперь бой вёлся уже в лесу, а мы с Бертой были в самом его эпицентре!

Бежать было некуда, просто некуда!

Мы с подругой заползли под какую-то корягу и затаились там, трясясь всем телом, вздрагивая при каждом взрыве.

Это был первый реальный бой, в котором я присутствовала. Я столько времени ждала его, чтобы снять живой репортаж, а теперь лежу, зарывшись в землю, боясь поднять голову, без экипировки, без видеокамеры, без надежды на то, чтобы выжить.

Происходящее вокруг настолько меня потрясло, что всё моё тело одервенело от ужаса, а мозг отключился полностью. Через какое-то время мне начало казаться, что всё это не по-настоящему, что это просто фильм, страшный сон, какой-то бред, которому не было конца.

Вскоре я перестала трястись и бояться. Мне стало всё равно. Пусть бы меня убили уже. Только поскорее. Лишь присутствие Берты рядом сдерживало меня от того, чтобы подняться на ноги и, под неутихающую канонаду, уйти отсюда, куда глаза глядят. Я же не сошла с ума? Нет? Я слышала, как тяжело всхлипывает рядом со мной моя подруга, тихо радуясь тому, что она жива.

Не знаю, сколько прошло времени, когда со стороны лагеря к нам подтянулось подкрепление. Если бы не новые силы, берлессы бы просто закидали нас гранатами, изрешетили из автоматов.

Начало светать. Перевернувшись на спину, я смотрела на кусочки неба, проглядывающие сквозь кроны деревьев. Одежда отсырела от пота и утреннего воздуха, было довольно холодно лежать на земле. Ко мне вернулось ощущение реальности. Так я поняла, что начинаю отходить от шока. Меня снова начало колотить и полились слёзы. Я их даже не вытирала. Они просто текли горячими струйками по моим вискам.

Если Марсель погиб – это будет на моей совести. Он же просил меня уехать? Это не берлессы убили его, а моё упрямство!

К чему оно было? Что я могу изменить? Ничего. Абсолютно ничего…

Я полное ничтожество! Чего я добилась в своей командировке? Сняла липовый репортаж, вымыла два обосранных туалета, съела несколько сухпайков, потеряла свой рабочий инвентарь и любимого мужчину.

Это Марсель смелый и отважный! Он нашёл меня в этом аду, потому что я ему небезразлична! И чем я ему отплатила?

Господи, забери мою жизнь, только пощади Марселя!

Война – не место для таких, как я. Нет во мне стержня. Смелости и отваги у меня не больше комариного хоботка. Как же было глупо возомнить себя мессией в этой схватке добра и зла! От моей важности и значимости остались лишь жалкие воспоминания.

Наконец, всё стихло. Стало так хорошо, так спокойно.

Бой, длиною в ночь закончился. Ночь, ставшая самой бесконечной и ужасной в моей жизни тоже подошла к концу. Наша армия отбила атаку берлессов. Мы всё ещё живы.

Хруст веток рядом с нами заставил меня подняться. Это солдаты прочёсывали лес в поисках погибших и раненых. В лагерь было страшно возвращаться. Что если его снова начнут бомбить?

Идти больше было некуда, и мне было нужно отыскать Марселя. Живого или мёртвого. Я должна сделать это. Сделать хоть что-то.

– Как ты, Берта? – участливо обняла я подругу, которая еле переставляла ноги.

Моё тело тоже плохо слушалось меня после многочасового лежания в одной позе. Берта ничего не ответила, просто энергично закивала, давая мне понять, что она в порядке.

Местность, где располагался наш лагерь, превратилась в сплошное чёрное месиво. Я с трудом узнавала её, даже не понимая, где раньше стояла наша палатка.

Запах гари, стоны и крики раненых, трупы, повсюду трупы и оторванные человеческие конечности. На это невозможно было смотреть, но и игнорировать не получалось. Меня начало мутить. То ли от голода, то ли от адреналина, то ли от вида мертвецов.

Я брела, вглядываясь в чёрные от грязи, чаще окровавленные лица мужчин, пытаясь разыскать Марселя, но безуспешно.

Берте удалось вычислить место, где мы должны были переночевать. На месте палатки дыра в земле и окровавленные обрывки брезента. Нас тоже должно было разнести в клочья вместе с остальными, но нам повезло. Не уйдя мы в лес, это наши кишки были бы разбросаны повсюду. Маленькая случайность, и мы живы. Просто какое-то нелепое совпадение, кажущееся мне теперь чудом!

Я не выдержала и упала на колени. Меня нещадно вывернуло желчью. Отдышавшись, я вытерла рот рукой и посмотрела на землю рядом с собой. Там лежали два человеческих зуба. Перед глазами всё поплыло. Блевать было больше нечем, поэтому меня просто всю корёжило от рвотных позывов вхолостую.

Пить… Господи, как же хотелось пить!

– Анна! Берта! – услышала я до боли родной голос Марселя.

Он стоял с автоматом наперевес, такой же почерневший, как и остальные мужчины, но живой!

На негнущихся ногах я бросилась к нему в объятия. Господи, спасибо тебе, спасибо!

– Марсель! Увези меня отсюда! Я тебя умоляю! – забилась я в истерике на его груди.

– Конечно, любимая! – с готовностью ответил он.

14. Анна

Мне удалось отыскать свой рюкзак. Больше ничего. Он отлетел на несколько метров в сторону, так что обе камеры разбились вдребезги.

Это было уже не важно. Как только разведчики дадут добро, я, Марсель и Берта вместе с ранеными отправимся в тыл. Главное, что в моём рюкзаке была вода и немного галет. Я поделилась с Марселем и Бертой, заставив себя сгрызть пару хлебцев, чтобы унять тошноту. Вроде бы получилось.

Чтобы не сойти с ума в ожидании отправки в тыл, я вызвалась помочь санитарам. Их тоже покосило. Выжило не так много. Человек десять, может быть пятнадцать. Этого было катастрофически мало, учитывая количество раненых. У кого-то были лёгкие ранения, а кому-то располосовало живот или поотрывало конечности, кто-то обгорел или был контужен. Многие просто не дождались своей очереди и умерли в страшной агонии и муках.

Медикаменты и перевязочные материалы были в избытке, а вот квалифицированных рук не хватало. Медики не могли разорваться. Принимать решение, кто следующим попадёт на операционный стол, тоже было непросто.

Я что-то приносила, что-то уносила, мыла, передвигала – всё на автомате.

Раненые так кричали! Некоторые умирали прямо у нас на руках! Эти крики навсегда засели в моей душе. Они были страшнее ампутированных ног и рук, страшнее умерших. Люди мучились, а я ничем не могла им помочь. Облегчить их физические страдания было мне не по силам.

Это просто один лагерь с несколькими тысячами человек. А что будет в Северо-Боровинске, когда АС рванёт? И там будут дети!

Я не могла об этом не думать.

Меня бодрила мысль о том, что я совсем скоро покину это место, что лично для меня всё закончится. Только мысль о доме, помогала не упасть, держаться и не сдаваться. Но в то же время меня ужасали мысли о том, что случится здесь после моего отъезда. Эти две вещи были связаны напрямую. Все, кто выжил в этом бою, защищая и меня в том числе, обречены. Их просто не станет.