Буря над Атлантикой

Он заштриховал область с центром над Норвегией, расширяющуюся к западу вплоть до Исландии, а к востоку до Сибири. С другой стороны над пространствами Гренландии и Канады простирался антициклон, и точными штрихами Клиф добавил еще множество изобар.

– А между ними затаился поток холодного арктического воздуха. Огромная масса ледяного воздуха с завывающими ледяными ветрами, стремительно снижающими температуру. Снег – здесь, на севере. Далее – чистое небо и еще холоднее.

Он выдержал небольшую паузу, как художник, по праву гордящийся созданным шедевром.

– Никогда не видел ничего подобного здесь осенью, но с похожим явлением я столкнулся в Канаде, когда после войны работал в министерстве транспорта на берегу залива Гуз. Господи помилуй, это было потрясающе. Циклон над Гренландией, антициклон с центром в районе устья реки Маккензи и холодный полярный воздух, поступающий через Лабрадор.

Свой рассказ он умело запечатлел на другом листе бумаги, четко нанося линии красным карандашом.

– Вы догадываетесь, что означает холодное полярное течение воздуха для севера Канады в октябре, для злополучных эскимосов и золотоискателей, для кораблей в заливе Гудзон?

Я покачал головой, и он увлеченно продолжил повествование. Не могу припомнить в подробностях то, что он рассказал. Я обнаружил, что прислушиваюсь скорее к интонациям завораживающего голоса Моргана, нежели интересуюсь предметом его разглагольствований. Валлийский акцент чувствовался все сильнее, напевность речи придавала его рассказу оттенок сказочного эпического повествования. Казалось, весь его облик неуловимо изменялся по мере того, как, разволновавшись, полностью поглощенный воспоминаниями о тех днях, он стал похож на рапсода, вдохновенно воспевающего битву гигантов, захватившую добрую четверть земного шара. Я зачарованно слушал. Тем временем он схватил красный карандаш, пытаясь воссоздать картину минувшей атмосферной битвы, и нарисовал густую сеть изобар над северо-западом Канады.

Как художник бывает не в силах оторваться от законченного полотна, стремясь придать ему совершенство, так и карандаш Моргана постоянно метался от Гренландии до Азорских островов, чтобы добавить последний штрих к облику гигантского антициклона. Попутно Клиф рассказывал о воздействии таких атмосферных явлений на человека, на флору и фауну, говорил о том, с какими трудностями пришлось столкнуться людям на море и в воздухе. Антициклон, сухое холодное течение, нес чистый, свежий, морозный воздух, покрывающий инеем землю и плотной холодной массой с мельчайшими частицами льда нависающий над морем. На периферии антициклона по часовой стрелке с бешеной скоростью неслись ветра, втягивающие в свой круговорот соседние воздушные течения из области низкого давления, что и породило ураган невиданной силы, который обрушился на землю снежными буранами и метелями, ибо влажные массы воздуха, оказавшись в холодных верхних слоях атмосферы, не замедлили конденсироваться.

– Когда антициклон действительно сформировался, то снег выпал там, где его ждали минимум через месяц. Метели разразились на Среднем Западе Канады, прорвались на юг до границы Штатов. Ураган крепчал, словно набирался сил с каждой минутой, как молодой боксер, усердно разминающийся с ничтожным спарринг-партнером перед решающей схваткой.

– Однако в вашем рассказе звучат весьма патетические нотки, – заметил я.

– Природа всегда величественна в своем трагизме, если речь идет о таких страшилищах. – И он указал на рисунок, воссоздавший катастрофу минувших дней. – Вечное движение, ни секунды покоя. Антициклоны против циклонов, бесконечный бой холодных и теплых фронтов. Прорыв в одном полушарии отзовется за две тысячи миль кораблекрушением, наводнением. Люди лишаются крова, гибнут. Впрочем, достается всем живым тварям. – Морганом вновь овладели воспоминания. Внезапно он встрепенулся. – Это было давно, хотя, слава богу, все еще живо в моей памяти.

Он взял только что нарисованную карту, устало взглянул на нее, затем скомкал и бросил в коробку из-под печенья, которая служила ему мусорной корзиной.

– Одна из дюжины карт, которые я с легкостью мог бы воспроизвести – да, в погоде я разбираюсь… Кое-что я упомянул в книге… Когда этот антициклон расформируется, а его место займет циклон, возникнет совершенно другая картина. – Морган резко повернулся и уставился на карту, висевшую на стене: – Эти два циклона сближаются… Посмотрите-ка. Я уже получил достаточно данных, чтобы составить целостное представление. Они могут повести себя совершенно спокойно и существовать независимо друг от друга. Однако почему-то они беспокоят меня. Метеорология – на девяносто процентов точная наука, но десять процентов она целиком предоставляет интуиции, которая, разумеется, полагается на опыт. – Он издал короткий смешок и покачал головой. – Чувствуйте себя как дома, я соберу документы, которые намерен взять с собой, и через пятнадцать минут мы пойдем в столовую на ланч. Надеюсь, вы не откажетесь пропустить стаканчик со мной за компанию. Лично я совсем не против.

Я уселся поудобнее и рассеянно смотрел, как он снимает показания с приборов. Морган расхаживал по комнате, продираясь сквозь волочащиеся за ним телеграфные ленты, запустил баллон для измерения высоты, что-то записал на специальных метеорологических бланках, продиктовал по телефону сводку Питриви. Я же неотрывно думал о Яне, пытаясь вспомнить, каким он был в девятнадцать лет, когда мы расстались. Тогда он носил форму со свеженькими, белоснежными сержантскими нашивками на рукаве. В последний вечер он зверски напился, а через неделю его отряд послали из Клайда в Северную Африку – началась операция «Факел».

– Вы не могли бы мне дать листок бумаги? – обратился я к Моргану и, когда тот протянул мне планшет, принялся по памяти рисовать портрет Яна.

Результат оказался тем же, что и при предыдущей попытке в моей студии, когда этот омерзительный канадский ублюдок дышал мне в затылок. Мне стало интересно, чем Лейн занимается теперь и не нагрянет ли сюда, чтобы придать гласности свое расследование и разоблачить Брэддока.

Мне не хотелось думать об этом. Дикое безрассудство Яна всегда граничило с буйством. Еще до истории с тем лейтенантом в Африке, который поплатился сломанной челюстью, Ян иногда впадал в бешенство и становился совершенно неуправляемым. Громила Нейл Макнейл, помнится, свалился замертво от удара веслом. Он поплатился за то, что застрелил тюленя. В этом и я был косвенно виноват. Мне было жалко тюленя, и, кипя праведным гневом, я бросился на Нейла, получил мощный удар в пах и с воем рухнул на дно лодки. Ян расправился с обидчиком по-своему. Потом в Глазго на фабрике его прозвали Черным Яном из-за смуглой кожи, темных волос, а главное – взрывного, мрачного характера и надменности. Его подкараулили как-то вечером, но Ян избил троих полицейских и скрылся. Тем же вечером он пошел добровольцем в армию.

– Это же Брэддок! – услышал я возглас, приподнял голову и обнаружил, что Морган недоуменно уставился на мой набросок.

– Да, Брэддок, – подтвердил я. Теперь мне придется называть его Брэддоком и даже думать о нем как о Брэддоке. Я сдернул лист с планшета, скомкал и швырнул в коробку из-под печенья.

– Он выглядит здесь значительно моложе.

– Не обращайте внимания, я просто пытался убить время.

Морган испытующе, проницательно взглянул на меня, кивнул и вернулся к столу. Это было недвусмысленное предупреждение. Мне следовало быть начеку. А еще Лейн мог заявиться на север.

Клиф Морган подошел к барометру, потом метнулся к столу, что-то там доделал. Наблюдая за ним, я насторожился: в каждом его жесте сквозило скрытое напряжение. Морган ринулся к окну и бросил взгляд на индикатор скорости ветра. Зазвонил телефон.

– Хорошо, Майк, как только освобожусь. – Он повесил трубку. – Я должен доложить полковнику Стэндингу сводку погоды! Он не проявлял ни малейшего интереса, пока светило солнышко, но теперь, когда сыро и задул штормовой ветер… – Морган пожал плечами. – Вы познакомились с полковником Стэндингом? Нет? Тогда я вас представлю. Алек Робинсон сказал, что вы хотели бы попасть на Лэрг: вам потребуется разрешение Стэндинга.

Ровно в двенадцать явился насквозь промокший второй метеоролог, подчиненный Моргана, спокойный, уравновешенный мужчина, который добродушно улыбнулся, когда нас познакомили. Его звали Тэд Сайкс.

– Я слышал, Ронни полетел на Лэрг. Какая видимость?

– Двадцать – тридцать. Скорость ветра двадцать пять узлов.

Клиф Морган натянул куртку и вытащил из кармана галстук.

– Меня бы туда палкой не загнали. – Сайкс порылся в кипах телеграфных лент на столе. – Брэддок с ним?

– Да.

– Надеюсь, все обойдется, – кисло пробормотал Сайкс.

Нетрудно было заметить, что сложившаяся ситуация не нравилась обоим метеорологам. Клиф Морган стоял у стола, завязывая галстук и с тоской поглядывая на серую муть за окном. Дождь барабанил по стеклу.

– Надо вывезти пострадавшего.

– Слышал.

– Остается надеяться на лучшее. – Морган отвернулся, надел плащ, мы вышли под проливной дождь и, перепрыгивая через лужи, побежали в лагерь.

– Лучше и не заговаривать о том, чтобы лететь на Лэрг. Для этого требуется специальное разрешение, а кому охота возиться? Вот морем – пожалуйста. Я полагаю, что Стэндинг легко согласится. – Из-за ветра до меня доносились лишь обрывки слов. – Наверное, завтра. Только будет сильная качка, вы как ее переносите?

Когда я заявил, что провел одиннадцать лет на флоте, он кивнул:

– Все в порядке. Увидите завтра Лэрг без прикрас. Забавно, что я там ни разу не был. С самого начала хотел туда обязательно съездить, но не было времени, а теперь базу сворачивают…

Мы дошли до административного корпуса.

– Вам могут предложить сделать несколько набросков эвакуации. Стэндинг не особенно жалует незваных гостей, но он сам немного рисует, творческая личность, так сказать. Говорят, что дома у него есть несколько неплохих вещей. Обнаженная натура в основном. Не порнография, не подумайте: действительно недурно написано.

Стэндинг ждал нас в кабинете. Высокий, немного сутулый мужчина. Худое, серьезное лицо без тени улыбки, очки, тонкие, плотно сжатые губы. Мне он показался холодным, угрюмым человеком. Его длинные нервные пальцы ни на секунду не оставались без дела: он то ворошил бумаги, то играл логарифмической линейкой или нервно постукивал по столу. Клиф Морган рекомендовал меня как художника, который хотел бы посетить Лэрг, но я удостоился лишь кивка и беглого взгляда. Здесь же находился Фергюсон, но Стэндинг был озабочен только прогнозом погоды. Он выслушал доклад Моргана, мрачно глядя в окно, рама которого потрескивала под порывами ветра. Вид из окна открывался гнетущий – унылый коричневый казарменный барак, свинцовое небо и непрекращающийся дождь.

– Сможет Адамс вывезти раненого? Вот все, что я хочу знать.

Стэндинг не взглянул на Моргана, а продолжал уныло пялиться в окно, только пальцы выбивали громкую дробь.

– Адамса здесь нет. Я спрашиваю вас, Морган.

– Я метеоролог и снабжаю пилотов необходимой информацией, а решения они принимают самостоятельно.

– Знаю, но каково ваше мнение?

Клиф пожал плечами:

– Как повезет. На что они могли надеяться, отправляясь на Лэрг?

Его валлийский акцент усилился из-за нарастающего раздражения.

– Вы присутствовали, когда Адамс принял это решение? Майор Брэддок приказал ему подняться в воздух?

– Нет, конечно. Все зависит от пилота, вы знаете.

– Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Адамс решился бы, если бы не надо было спасать раненого?

– Нет.

Полковник Стэндинг вздохнул, потянулся за логарифмической линейкой и принялся снова ее крутить.

– Две человеческие жизни и дорогая машина… – Он смотрел на линейку, как будто пытался точно подсчитать, во сколько обойдется возможный ущерб. – У капитана Фэрвезера есть все необходимое, не правда ли? – Стэндинг посмотрел на адъютанта. – Я имею в виду: госпиталь еще работает?

– Сэр, но там можно оказать только первую медицинскую помощь, и капитан Фэрвезер не хирург.

– Однако он врач. Если возникнет необходимость в операции, мы свяжемся с шотландским командованием и обеспечим ему консультацию хирурга. – Стэндинг уронил линейку. – Свяжитесь с Адамсом. Прикажите ему немедленно возвращаться, раненого не брать. Что с десантными кораблями? Стрэттон более опытный капитан. Где находится 8610?

– Он миновал Саунд-Хэррис в девять тридцать утра. Если прилив начнется вовремя, он вскоре подойдет к берегу.

– В Саут-Форд.

– Да. Они могут причалить в двух местах. Если вы припоминаете, сэр, как раз для такого случая майор Брэддок приказал оставить подразделение на старом полигоне. 4400 покинул Лэрг с тем же отливом через три часа после Стрэттона. Он должен быть в Левенборо уже сейчас; если его там нет, то по причине незначительной поломки в одном из насосов. Наверное, слегка задержался.

– Сколько часов ходу отсюда – два, три?

– Полагаю, два. Я проверю, если хотите.

– Нет, у нас нет времени. – Стэндинг вновь забарабанил по столу. – В сущности, это ничего не меняет. Он ближе. Жаль, что капитан Кэлведон, а не Стрэттон, но ничего не поделаешь. Пусть радист передаст, чтобы 4400 разворачивался и прямиком шел на полной скорости обратно, чтобы эвакуировать пострадавшего.

– Потребуется не менее восьми – девяти часов, чтобы вернуться на Лэрг. К тому времени стемнеет и начнется прилив.

– Им следует спустить сходни, забрать человека и поворачивать. В заливе не такой уж сильный прилив. Им просто надо постараться. Если вы лично свяжитесь с Кэлведоном, объясните ему, как важно не упустить время.

Фергюсон колебался:

– Не нужно ли вначале переговорить с Бобом Фэрвезером? Если состояние больного…

– Нет, Фергюсон. Пусть капитан Фэрвезер лучше позаботится о раненом. Я также вынужден рассмотреть возможность того, что майор Брэддок и капитан Адамс ранены, возможно, погибли, а вертолет вышел из строя. Понятно?

– Есть, сэр.

– Во-первых, свяжитесь с Адамсом. Затем переговорите с Кэлведоном и заставьте 4400 повернуть как можно скорее.

– Корабль останется загруженным.

– Разумеется. А что делать? Приступайте немедленно. Каждая минута дорога.

Адъютант вышел.

Когда дверь захлопнулась, Стэндинг повернулся ко мне:

– Неудачное время вы выбрали для поездки.

Его чуть дрожащий голос и трясущиеся руки выдавали нервное напряжение, вызванное необходимостью самостоятельно принимать решения и брать ответственность на себя.

– Я не знал, что база эвакуируется.

Стэндинг отвел глаза. За его спиной на стене висела карта Лэрга в масштабе одна миля к шести дюймам, а по соседству несколько рисунков с видом полигона в момент стрельбищ; около его стула стоял оплавившийся серебристый кусок корпуса ракеты.

– Кто-то всегда хочет попасть на Лэрг – натуралисты, орнитологи, археологи. Они порою надоедливы до отвращения, но это неизбежно.

– Мой отец родился на Лэрге.

Стэндинг никак не отреагировал, наверное, его не слишком интересовал остров. Позже я узнал, что за год, проведенный на Гебридах, он лишь однажды сподобился посетить Лэрг, да и то мельком – небольшое путешествие на вертолете туда и обратно.

– Вы художник-профессионал?

– Да.

Он кивком указал на стену позади меня:

– Что вы об этом думаете?

Там висел пейзаж с изображением гор на острове Хэррис, залитых солнцем, и блестящей полоски моря вдали. Технически пейзаж был выполнен безукоризненно, но передать очарование северной природы художнику явно не удалось. Я растерялся, потому что знал, что автор полотна – сам полковник, и он, очевидно, был высокого мнения о своей работе, раз повесил ее в кабинете.

– Ну?

Я колебался, но решил не кривить душой и честно заявил ему, что нахожу пейзаж неплохим, но считаю, что автор не чувствует природы. К моему вящему удивлению, Стэндинг согласился:

– Я повесил его, чтобы совсем не забыть о том, что здесь иногда светит солнце. Стояла жара, когда я писал картину. Впрочем, вы правы, я не пейзажист. Если вы останетесь подольше, то я покажу вам другие работы. Там моя жена выступает в роли натурщицы.

Зазвонил телефон.

– Стэндинг слушает… Думает, что сможет это сделать? – Он посмотрел в мутное окно, по которому неугомонно барабанил дождь. – Скажите Адамсу, что это приказ… Да, Фергюсон, приказ, вы слышали?

Полковника трясло, когда он положил трубку. Он рухнул на стул и застыл, молча барабаня пальцами по столу. Наконец, осознав, что я еще здесь, он обратился ко мне:

– Ладно, Росс, посмотрим, что можно сделать. Вы хорошо рисуете море, корабли и тому подобное?

– Море, горы, скалы – именно это я предпочитаю писать.

– Отлично. Пару набросков эвакуации, возможно маслом, – командующий любит живопись такого сорта, желательно со стаями птиц на заднем плане.

Я заметил, что птицы вернутся через три месяца.

– Художник имеет право на некоторый вымысел. Генерал любит птиц. – Он поколебался, но потом решительно кивнул: – Обратитесь к Фергюсону. Он обсудит ваше дело с транспортным отделом и договорится с капитаном одного из десантных кораблей, чтобы вас прихватили с собой. В вашем распоряжении два-три дня.

– Я едва успею осмотреть остров.

– Вам и три дня не удастся продержаться, если будете путаться под ногами у капитана Пинни. Они в жутком цейтноте и под сильным давлением со стороны командования. Где вы остановились?

Когда я рассказал, что разбил палатку на острове Роудил, он оживился:

– О, это можно устроить. Я скажу Фергюсону, чтобы вам предоставили комнату на сутки. У нас полно пустующих помещений в зимнее время.

Я поблагодарил его и вышел за Клифом Морганом из душного маленького офиса под холодные струи дождя. Я шел как во сне. Сначала Ян, затем Лэрг… Недостижимый Лэрг…

– Я не думал, что мне так легко удастся добиться разрешения.

– Теперь никого не волнует секретность. Базу сворачивают, и нет опасности, что рядом с вами в воду плюхнется ракета. Однако вы ничего бы не добились, не будь вы художником. Никогда не знаешь, чего ждать от Стэндинга. Теперь, когда появился Брэддок… – Он запнулся.

– А что Брэддок?

– Нет, он нормальный мужик, что бы там ни говорили. Его появление в силу обстоятельств переполошило весь наш гарнизон, но он свой парень, охотно с вами выпьет. Не то что Стэндинг.

Бар был пуст, когда мы добрались до столовой. Пока мы пили джин с тоником, набралось еще несколько офицеров. Майор Рафферти, квартирмейстер, Фред Флинт – коренастый толстяк с пятачком вместо носа на лице, сильно смахивающем на морду бульдога, с вытаращенными глазками, манерой почесывать пах и довольно ухмыляться, заметив, что это вас шокирует. Пришел врач, тоже капитан, но помоложе, со скучающим видом человека, которого ничто не может удивить в этом мире; явились еще несколько совсем безусых лейтенантов и, наконец, лейтенант Филд, который, несомненно, годился им в отцы. У него было сухое лицо с резкими чертами, седые волосы и усы, рот с опущенными уголками. Его глубоко посаженные выцветшие голубые глаза лихорадочно блестели и, казалось, не глядели на вас, а устремлялись к далеким, неведомым горизонтам.

– Наш офицер-инструктор, – жизнерадостно добавил дотошный капитан Флинт, знакомя нас. – Что вы будете пить, профессор?

– Как это любезно с вашей стороны, Флинти, так заботиться обо мне. Дайте-ка подумать. Пожалуй, джин с тоником без джина. – Филд улыбнулся, и его лицо волшебным образом изменилось, удивительно подобрело и помолодело. Это было особенное лицо: ты будто знаешь его тысячу лет, настолько оно казалось знакомым и родным.

– Я полагаю, что все корабли в море, раз начальник по транспорту может позволить себе пропустить стаканчик.

– Насчет моря вы абсолютно правы, профессор. Стрэттон упустил прилив и бросил якорь с подветренной стороны рядом с Лох-Карнон. По крайней мере пять часов им понадобится, чтобы доплыть до Форда, и еще три, чтобы ребята могли начать выгрузку. Небезызвестный майор Б. будет в восторге.

– Брэддок об этом и не догадывается. Он улетел на Лэрг.

– Да нет же. Я только что видел полковника. Он отменил полет и развернул полностью нагруженный 4400 обратно на Лэрг, чтобы забрать пострадавшего. Умное решение, ничего не скажешь!

– Слушайте, а почему не послать Стрэттона в Левенборо? – поинтересовался майор Рафферти. – Черт побери, братцы, раз Кэлведон повернул, причал пуст!

– Том, мой мальчик, ты гений! Мне такое и в голову придти не могло! – довольно ухмыльнулся Флинт. – Я заикнулся об этом, но Стрэттон послал меня к черту. Его людям нужно выспаться, да и ему тоже. Если майор Брэддок хочет направить 8610 в Левенборо, то ему придется лично отдать приказ. Сильно подозреваю, что он нарвется на весьма любезный ответ. Ребята валятся с ног, а Стрэттон сам себе хозяин. Здесь он никому не подчинен, даже полковнику. Я надеюсь, что Кэлведон успеет вовремя. – Внимательно изучив опустевший стакан, он взглянул на Филда: – Ты знаешь этого парня, Макгрегора? Бедняга! Первая кровь пролилась. – В его голосе послышалось негодование. – И если вас интересует мое мнение, то не последняя. Когда люди утомлены до изнеможения, они рассеянны и невнимательны. Я докладывал командованию, что сроки совершенно нереальные, еще когда дурацкая операция только планировалась, но меня не соизволили выслушать. Я ведь должен только руководить погрузкой, все остальное меня не касается.

Тем временем пришел Фергюсон. Лицо его побледнело до синевы, веснушки казались странно яркими, воспаленные глаза запали.

– Ты выглядишь утомленным, мой мальчик. Я прописываю тебе ночь с самой жирной проституткой, которую можно сыскать от Батт-оф-Льюис до Барра-Хэд.

– Да уж, поможет мне это!

– В чем дело? Опять попал между двух огней?

– Если я правильно понял ваш вопрос, то вынужден согласиться, и ваша проницательность будет стоить вам стаканчика виски, дабы успокоить мои расстроенные нервы. Полковник приказал майору Брэддоку повернуть.

– Мы в курсе, и он разбил последнюю надежду хоть как-то соблюсти график операции, превратив 4400 в санитарный транспорт.

– Чем привел всех в исключительно бодрое расположение духа, и остаток дня пройдет в радости и веселье. – Майор Рафферти опорожнил кружку и поставил ее на стойку бара. – А тот бедолага! Доктор, как он?

– Еще жив, – отозвался врач и заказал очередную порцию виски.

– Он выживет?

Доктор удивленно приподнял брови:

– Теперь?! Увы, Нил, если бы его отправили на самолете… – Он пожал плечами. – Я говорил полковнику. Капитан Фэрвезер подтвердил. Макгрегор пролежал час под этой махиной, прежде чем его смогли высвободить.

Все удрученно молчали.

– Эх, ладно, – наконец нарушил тишину Флинт. – Давайте пообедаем. А после обеда я собираюсь прикорнуть. Пришлось встать в четыре утра сегодня, вчера – вообще в два, и чутье мне подсказывает, что завтра подъем состоится никак не позже четырех. – Он взглянул на меня, и я заметил, что в уголках его прищуренных глаз гнездится неугомонный огонек юмора, столь присущего кокни. – Четыре часа вас устроит? Капитан Стрэттон отчаливает на своей паршивой посудине аккурат в это самое время, чтобы всласть набултыхаться в грязной луже, которую дураки называют морем.

– На Лэрг?

– Совершенно верно, туда, где живут ведьмы. Полковник открыл мне эту тайну сегодня утром. Я договорюсь со Стрэттоном, он даст вам возможность узнать вашу судьбу, если только наш метеорологический прорицатель его самого не напугает до смерти…

– У моряков – собственная метеорологическая служба, – пробурчал Клиф. – Мне они не доверяют.

– Вовсе нет, Клиф: Стрэттон просто последователен – он добросовестно пользуется прогнозами только из одного источника. Ох уж эти морские прогнозы погоды! Каждый раз, как знакомишься с этими бумажонками, остается только догадываться, что же нас ожидает на самом деле, а гаже неизвестности, по-моему, только вечные муки в преисподней. – Он повернулся ко мне: – А как ваше мнение? Сдается, вам не раз приходилось глотнуть морского воздуха?

Вопрос был задан из чистой любезности, дабы вовлечь меня в разговор. Пока я стоял, молча потягивая виски, мне стало очевидно, что передо мной замкнутый, тесный мирок, подобный команде корабля, несколько оторванной от реальных событий, происходящих на суше. Они ничего не имели против меня, как и против Клифа Моргана, для них мы представляли собой интересные образчики совершенно другой жизни, нас вежливо терпели и относились к нам снисходительно. Еще более ощутимо это проявилось за обедом, который был вовсе не дурен и за которым прислуживала симпатичная девушка-официантка, местная уроженка. В атмосфере дружеской беседы странным образом сочетались демократичность и соблюдение субординации: молодые ребята обращались ко мне «сэр» – увы, времена беззаботной молодости давно миновали.

– Что вы думаете о современном искусстве, сэр?