К югу от платана
А я-то всегда думала, что штраф заплатила Сара Грейс.
– Но если это была не ты, то кто же?
– Может, Аллеманы?
– Может быть.
Хотя, будь так, они бы мне, наверное, об этом сказали…
– Я завидую тебе, Блу, – искоса взглянув на меня, призналась Сара Грейс.
– Мне? – не в силах скрыть изумление, спросила я. – Но почему?
– Ты даже не представляешь, какую свободу тебе дает фамилия Бишоп.
– Вряд ли это можно назвать свободой. Скорее наказанием.
– Весь город думает, что пожар в школьном туалете устроила ты, и никого это не шокирует. Все словно только того и ждали. И, несмотря на то что время от времени этот случай всплывает в разговорах, никто особо тебя не осуждает. Было и было.
Интересная точка зрения. Мне-то как раз казалось, что меня осуждали.
– А если я хоть раз не приду в воскресенье в церковь, разговоров будет на целый месяц. Ко мне домой наверняка нагрянет сам пастор. Мама не хочет, чтобы я покупала этот дом, боится, что на менябросит тень фамилия Бишоп. Смешно же? Но бог свидетель, я уже начинаю надеяться, что так и будет.
В глазах ее вспыхнули искорки. Я начинала догадываться, что это происходит всякий раз, когда она говорит то, что думает, не сдерживая своих истинных мыслей и чувств. И уже хотела пошутить, что с радостью приму ее в семью, но тут до меня дошло, о чем она говорила, и сердце мое упало.
– Прости, что не могу продать тебе дом. Мне правда жаль.
Скрестив ноги, она развернулась ко мне.
– Но ты только что сказала, что тебе тяжело здесь находиться. Как же ты будешь работать тут над своими детскими книжками?
– Не знаю, – призналась я, сдаваясь под наплывом эмоций. – Но ради Флоры я что-нибудь придумаю.
– Я должна купить этот дом, Блу. Не могу объяснить, почему я так на нем зациклилась, но он должен стать моим.
В глазах ее была такая мольба, что я чуть не уступила.
– Я и сама хочу продать его, Сара Грейс. Но мне некуда больше переместить студию. – Я рассказала ей о визите судебного следователя. – К понедельнику она уже должна находиться в новом месте, к тому же мне книжку скоро сдавать. Нет времени искать другие варианты.
– А если ты все равно сможешь тут работать? – В глазах Сары Грейс по-прежнему мерцали яркие искорки. – Столько, сколько будет нужно. На оформление сделки уйдет пара недель. А потом я могу подстроиться под тебя. Займусь пока более мелкими проектами, а ты тем временем подыщешь другое место для студии. Можно, например, сделать у тебя на заднем дворе пристройку. Не думала об этом? Места там хватит.
Это правда, места хватило бы. И денег от продажи старого дома хватило бы тоже. Но все это займет столько времени…
– Скажи «да», пожалуйста! – Она молитвенно сложила руки.
– Но вдруг мне еще не скоро удастся перевезти отсюда студию? Месяца через четыре или даже больше?
Она улыбнулась, и комната тут же преобразилась, в окно заглянуло солнце. Оказывается, дождь закончился, а я и не заметила.
– Это неважно. Мы что-нибудь придумаем.
Я вгляделась в ее лицо. Темные потеки на щеках словно насмехались над искрящимися весельем глазами.
– Я соглашусь только при одном условии.
– Я на все готова, – с улыбкой отозвалась она.
– Хочу, чтобы ты рассказала, почему прячешься тут.
С моей стороны было довольно смело об этом просить. Но я знала, что Сара Грейс привыкла держать все в себе, и надеялась, что такой ход поможет ей эмоционально раскрыться.
Улыбка исчезла с ее лица. Целую минуту она смотрела на меня молча, и я уже уверилась, что она откажется отвечать. Но тут она откашлялась и произнесла:
– Я сегодня узнала, что Флетч мне изменяет. Не просто изменяет, его юная подружка беременна. Тогда я приехала сюда и спряталась, чтобы решить, что мне делать дальше. Сказать, что вся моя жизнь превратилась в шутку, – это ничего не сказать.
– О нет, Сара Грейс. Мне так жаль.
Мне захотелось обнять ее, но мы были не слишком близки, и я не знала, как она на такое отреагирует.
– Я не могу вернуться к нему, просто не могу. Но развод обернется настоящим скандалом. Стоит подумать, какие пересуды пойдут, и жутко делается. К тому же у папы вот-вот начнется предвыборная кампания, не время мутить воду.
– Но ведь кампания твоего отца – этоего кампания. К тебе она не имеет отношения.
– Как ни жаль это признавать, Блу, ты ошибаешься. Если ты дочь политика, всю твою жизнь рассматривают под микроскопом. Папины соперники воспользуются любым предлогом, чтобы его закопать. Вся его программа строится на семейных ценностях. И тут его единственная дочь со скандалом разводится? Это же худший кошмар для политика. Мне совершенно не хочется его расстраивать. Он заслужил кресло губернатора. Он хороший человек. И я не хочу, чтобы из-за меня он проиграл выборы.
Я вздохнула. Мне очень хотелось помочь ей, но я не знала, как это сделать.
– Не думаю, что твои родители, знай они правду, захотели бы, чтобы ты осталась с Флетчем.
– Они не должны страдать из-за моих ошибок. Не нужно мне было выходить за него.
– Ну ты ведь не для того это сделала, чтобы причинить им боль.
Произнеся эти слова, я замерла, внезапно осознав, что они были справедливы и по отношению к моим родным. Они тоже совершали ошибки не для того, чтобы причинить мне боль. И все же я остро ощущала эту боль.
Тяжело вздохнув, я добавила:
– Они не станут любить тебя меньше. И конечно же, они хотят для тебя только лучшего.
– Но ведь от этого менее больно им не станет, верно?
– Иногда, – мягко начала я, – я мою полы раствором уксуса. Это сильное средство. Говорят, оно может разъесть древесину. Но, как по мне, ради того, чтобы раскрыть во всей красе то, что скрывается под налетом грязи, стоит рискнуть.
Дрогнувшим голосом она произнесла:
– Я уже даже не помню, каково это – быть счастливой.
Тон у нее был такой искренний, что у меня защемило в груди.
– Следуй зову сердца, и обретешь счастье, – напомнила я напутствие, которое дал ей вчера Платан. – Куда оно сейчас тебя зовет?
– Сейчас?
– Да, в эту минуту.
Сара Грейс вытерла лицо, размазав по щекам темные дорожки, и, сделав глубокий вдох, призналась:
– Знаешь, оно позвало меня сюда. В этом доме я чувствую себя счастливой, и я очень рада, что ты решилась мне его продать. Кстати, у меня в пикапе лежит сумка, а в ней – готовый контракт. Хочешь, прямо сейчас подпишем? Могу сбегать за ним.
Улыбалась она очень заразительно, и я порадовалась, что приняла ее предложение.
– Да, давай сейчас же все подпишем. Ты сходи за контрактом, а я пока проверю, что там со сквоттером.
– Я уже поднималась наверх. Похоже, с понедельника там ничего не изменилось. Кто бы тут ни прятался, он, наверное, давно ушел. Ну ладно, сейчас вернусь.
Сара Грейс выбежала на улицу, я же, остановившись у подножия лестницы, посмотрела вверх. Нужно было понять, почему Перси не хотела пускать меня сюда. И я решила, что не уйду, пока не выясню причину.
Поднявшись наверх, я повернула направо и заглянула в ту комнату, что раньше занимали мы с Перси. Мне сразу же бросилась в глаза чистота. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что вообще не помню, чтобы видела комнату такой вылизанной. То, что Сара Грейс приняла за резиновый матрас, при ближайшем рассмотрении оказалось надувной кроватью. Неделю назад, когда я заходила в последний раз, ее тут точно не было.
Откуда ни возьмись в воздух взметнулся едва уловимый запах уксуса. Я заметила, что на кровати темнеет пятно, и поняла, что совершенно точно не хочу знать, откуда оно тут взялось. Больше смотреть было особо не на что – разве только на упаковки от фастфуда.
Может, Перси встречалась тут со своим тайным бойфрендом? В таком случае она должна была понять, что я сложу два и два и догадаюсь, кто был таинственным сквоттером, тем более учитывая, как остро она на все отреагировала. Ладно, раз я продаю дом, она уже не сможет устраивать тут свидания. И все же меня по-прежнему беспокоило, что она так упрямо пыталась сохранить эти отношения в тайне.
Я уже развернулась к выходу, но тут в окно заглянуло солнце, и я краем глаза заметила что-то яркое на полу у кровати. Я наклонилась и подняла клочок ткани. А когда поднесла его к свету, кровь тут же отхлынула от моего лица. Я узнала этот обрывок розовой ленточки. Узнала по выдавшему ее зубчатому краю.
Точно такая же лента была повязана на головке у Флоры в тот день, когда я нашла ее. Переводя взгляд с розового клочка на кровать и обратно, я мысленно восстанавливала картину того… что здесь произошло. Что, если Флора родилась именно в этой комнате? С каждой минутой это казалось мне все более вероятным.
Опустив взгляд на Флору, я попыталась выбросить из головы мысли о Перси и о том, как отчаянно она не желала пускать меня сюда… А вдруг дело было вовсе не в тайном бойфренде?
Вдруг это Перси была матерью Флоры?
Я вспомнила, как миссис Тиллман разглагольствовала о тайных беременностях, вспомнила, как любила Перси носить безразмерные рубашки. И как Генри этим утром заметил, что у нас с Флорой одинаковый разрез глаз. Внутри расползался страх.
«Уходи, – шептал мне внутренний голос. – Не оглядывайся. Притворись, что ничего не видела».
Флора начала извиваться и бурно выражать свое недовольство. Сморщив личико, она громко заплакала. Я принялась раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь успокоить и ее, и себя, а затем обратилась к небесам, умоляя дать мне подсказку, как поступить. Я знала, что если сейчас молча уйду, то нарушу моральный кодекс, которого придерживалась всю жизнь, чтобы доказать, что чего-то стою, – не столько горожанам, сколько самой себе. Ведь если все вокруг считают тебя ничтожеством, поневоле начинаешь этому верить. Но сейчас, когда возникла необходимость защитить Перси, все это казалось таким незначительным. Я так ее любила, что готова была пожертвовать собой, своими принципами и всем, к чему стремилась, чтобы ее спасти.
Моральный компас, попав между молотом и наковальней, ломается быстро.
О, Твайла, как ты была права!
Я закрыла глаза, не желая вспоминать тот далекий воскресный вечер, остатки испеченного мной и Твайлой печенья, лежавшие на столе рядом со счетами за лечение, и склонившегося над ними бледного, как призрак, папу с красными глазами и ввалившимися щеками.
По щеке скатилась слеза. Мои братья в тот день объявили, что в лепешку расшибутся, но уж как-нибудь раздобудут деньги, чтобы оплатить счета. В конце концов, они Бишопы, а значит, какой-то там паршивой лейкемии их не победить. Той самой лейкемии, что клетка за клеткой отнимала у нас отца.
Сердце рвалось на части. Вспомнилось, как отец уходил от нас с Твайлой после похорон мальчиков, чтобы нам не пришлось видеть и его смерть тоже.
Все они умерли, пытаясь уберечь от боли своих близких. Но это было неверное решение. Получилось только хуже. Намного хуже.
Однако теперь, оказавшись на их месте, я готова была поступить так же. Всего-то и нужно было – спуститься по лестнице и не оглядываться назад.
Но я знала, что если уйду, то не смогу не оглядываться. Нет, я остаток своих дней буду оглядываться и гадать. А если останусь и встречу беду с гордо поднятой головой, тогда, возможно – всего лишь возможно, мне не придется хлебнуть еще раз так хорошо знакомого горя.
– Блу? Там Шеп приехал, – окликнула меня Сара Грейс и, понизив голос, добавила: – Говорит, ему поступил анонимный звонок по делу Флоры. Посоветовали осмотреть старый дом Бишопов. И побеседовать с Перси.
Я, вздрогнув, обернулась – оказывается, Сара Грейс вошла в комнату, а я этого и не заметила. Лицо ее виделось мне размытым – то обретало четкость, то снова расплывалось перед глазами.
– О, Блу! О, нет! – вскрикнула она, взглянув на меня.
Сара бросилась ко мне, обняла за плечи и прижала к себе. Судьба приняла решение за меня. И стоило мне это осознать, как в голове зазвучал мамин голос.
Погоди, Блу, погоди, и увидишь – беда еще придет к тебе. И когда это случится, ты справишься с ней не лучше меня.
Однако беда пришла не только ко мне, но и к Перси тоже.
Ведь мы обе носили фамилию Бишоп. И пускай наши близкие без устали доказывали, что это буквально синоним к слову «беда», я всегда верила, что со мной и Перси все будет иначе. Что мы белые вороны. Но я ошибалась, как же горько я ошибалась.
11
Сара Грейс– Ты опоздала. – Мама впустила меня в дом через кухонную дверь. – Почему не брала трубку? Флетчер час назад приехал, мы все ужасно волновались. Я металась по кухне как сумасшедшая.
– Мам, ну теперь-то я здесь, – отозвалась я.
Дом, один из самых давнишних моих друзей, вздохнул с облегчением. Запахи теплого хлеба и жареного цыпленка окутали меня, словно мягкое одеяло, унимая дрожь, бившую меня с той минуты, как я разглядела страх в заплаканных глазах Блу.
В голове снова и снова всплывали недавние слова мамы – о том, что Перси рано или поздно непременно вляпается, потому что у Бишопов это в крови. Тогда я в это не поверила, но теперь… Теперь вынуждена была признать, что, возможно, мама была права.
При виде стоявших на стойке обернутых фольгой блюд и булькавших на подносе с подогревом кастрюль меня охватило чувство вины. Ужин был давно готов и ждал гостей. Ждал меня. Нужно было позвонить. Или написать.Быть умницей. Подавать хороший пример.
Однако не только чувство вины не давало мне покоя. Чуть раньше, когда Шеп расспрашивал меня о сквоттере, я умолчала о том, что днем видела Перси на парковке перед кабинетом гинеколога. С тех пор я уже сотню раз спросила себя, почему так поступила, но не нашла подходящего ответа. Скорее всего, дело было в том, что я слишком хорошо помнила саму себя – юную, беременную и напуганную.
Шеп, похоже, догадался, что я не обо всем ему рассказала, потому что велел мне записать его номер и обязательно звонить, если что-нибудь вспомню. Но я звонить не собиралась. Решила для себя, что до тех пор, пока тайна Перси никому не угрожает, я буду ее хранить. Если Флора в самом деле ее дочь, мы в любом случае скоро об этом узнаем.
Мама отступила на шаг и оглядела меня с ног до головы.
– Ты что, не переоделась после работы? Вся грязная какая-то. Где ты была? – Она чихнула и сняла с моей рубашки блестящий красновато-бурый волосок. – Ты что, возилась с собаками?
Съехавшиеся к ферме полицейские автомобили перегородили выезд, и в ветеринарную клинику мне пришлось идти пешком. Хэйзи, завидев меня, стала скулить, и мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы оставить ее в клинике еще на одну ночь. Лечение шло хорошо, и док Хеннеси заверил меня, что завтра я уже точно смогу ее забрать. За весь жуткий день это была единственная хорошая новость.
Мама снова чихнула.
– Честное слово, Сара Грейс, неужели так трудно было принять душ и переодеться?
Я взглянула на нее, мысленно умоляя посмотреть на меня как следует.
– У нас сегодня такой повод, а ты…
Тут она наконец заглянула мне в глаза, и из нее разом будто весь воздух выпустили. Плечи опустились, голубые глаза посерели, и раздражение мгновенно улеглось. Мама вскинула руку и дотронулась до моей щеки.
– Детка моя! Что с тобой случилось?
Я покачала головой, но глаза мои сами собой наполнились слезами. Я не могла сейчас рассказывать о том, в какой хаос превратилась моя жизнь, ведь мне еще нужно было как-то пережить этот вечер. Ради Кибби. Повод и в самом деле былважный. Ее достижения стоило отпраздновать. И я действительно была очень рада за нее.
Следуй зову сердца, и обретешь счастье.
Сегодня я твердо решила следовать зову сердца, даже если это означало, что мне предстоит спотыкаться на каждом шагу.
– Прости, что испортила ужин.
Мама бросила взгляд в сторону блюд и кастрюль.
– Ничего страшного, все еще горячее. Мне куда важнее, почему ты опоздала. Это все из-за того, что Флетч днем исчез? Вы что, поссорились?
– Мам, пожалуйста. – Я прижалась щекой к ее ладони. – Давай не сейчас.
И мама сдалась. Снова чихнула и, сделав глубокий вдох, произнесла:
– Ладно. Что бы ни случилось, это в любом случае можно исправить. Все можно исправить. Пойдем. Кажется, тебе не помешает выпить.
Все можно исправить… Вряд ли возможно было исправить то, что у Флетча будет ребенок от другой женщины.
Я могла бы обвинить во всем проклятие Пуговичного дерева, но в глубине души понимала, что это ведь не оно вышло замуж за Флетча. Это я сделала. И, выходя за него, вовсе не следовала зову сердца. Я стала его женой лишь потому, что мне легче было укрыться в его тени, чем перестать прятать свой внутренний свет. А кончилось все тем, что я теперь уже и сама не понимала, кто я. Дорого мне пришлось заплатить за собственные глупые и трусливые решения.
Мама взяла меня за руку и, словно маленькую беспомощную девочку, повела к выходу из кухни. Я не сопротивлялась. Если мне когда и нужно было, чтобы мной руководили, так это сейчас. Я представления не имела, как осилить все, что мне предстояло. Как признаться родителям, что мой брак не удался? Не просто не удался – рухнул со скал и сгорел дотла. Как расстаться с Флетчем, не причинив вреда семье?
– Это Сара Грейс? – спросил Флетч, заходя в кухню. Увидев меня, он резко остановился. Щеки его вспыхнули.
Судя по остекленевшему взгляду, он выпил уже стакана три. А то и больше. И хотя я не одобряла его пьянства, невольно обрадовалась, что за духом бурбона не чувствовалось преследовавшего меня запаха роз и лаванды. Флетч был одет так же, как и на парковке возле кабинета гинеколога: голубые брюки и белая рубашка в светло-серых «огурцах». И я задумалась, смогу ли когда-нибудь спокойно смотреть на этот узор.
Флетч упер руки в бедра.
– Нам нужно поговорить. Зря ты уехала, – заявил он недовольно. Язык у него слегка заплетался.
Кухня в родительском доме была целиком белая, если не считать золотистых ручек и светильников и деревянных потолочных балок и половиц. В зеркальных дверцах дробились лучи вечернего солнца. Помещение было просторное и светлое, но стоило в него войти Флетчу, как кухня словно сжалась, вызвав у меня приступ клаустрофобии. Флетч будто разом высосал из нее жизнь, и теперь она хрипела, не в силах вдохнуть.
Неужели он правда думал, что наши проблемы можно решить разговором? Я стала судорожно подыскивать ответ, который не вывел бы его из себя, но так ничего и не придумала. И вдруг осознала, что снова пытаюсь идти привычным путем: сдерживаю свои эмоции во имя мира в семье.
Но как по мне, Сара Грейс, ради того чтобы раскрыть во всей красе то, что скрывается под налетом грязи, стоит рискнуть.
А я хотела раскрыться во всей красе. Боже, как же я этого хотела. И если достичь этого можно было, лишь смыв налет грязи, скопившийся за последние годы, значит, так тому и быть. Я твердо решила, что наконец-то позволю себе быть собой.
– Мне оставалось либо у-ехать, либо пере-ехать тебя, – едко бросила я. И как только эти слова вылетели у меня изо рта, внутри поселилась невероятная легкость. Она заполнила собой всю грудную клетку. Ощущение было незнакомое, но приятное.
Флетч хмыкнул, делая вид, что принял мои слова за шутку. Но уголки его губ не дрогнули, а языком он уперся в щеку.
Мама потрясенно взглянула на меня. Уж не знаю, что такое она прочла на моем лице, однако она в ту же минуту развернулась к Флетчу и наставила на него палец.
– О чем бы ты ни хотел поговорить с Сарой Грейс, это может подождать.
Ей-богу, мама могла бы одним движением пальца целую армию призвать к порядку. А уж я-то и вовсе большую часть жизни прожила, подчиняясь ему.
– Нет уж, мисс Джинни. – Флетч широко улыбнулся, надеясь подкупить маму своим обаянием. – Не обижайтесь, но это наше с Сарой Грейс дело.
– И оно может подождать, – повторила мама. Каждое вылетевшее у нее изо рта слово, казалось, обращалось в ледышку. Она расправила плечи и вздернула подбородок, готовая сражаться за меня, если будет нужно. Границы были обозначены, и мама взглядом давала Флетчу понять, что горе ему, если он осмелиться их нарушить.
– Мама права, – поддержала я. – Это может подождать. Мы собрались тут ради Кибби. Если тебя это не устраивает, можешь уйти. Например, сходить поиграть с ребятами в покер.
Сжав мамину руку, я увлекла ее за собой и постаралась проскользнуть мимо Флетча так, чтобы не дай бог даже локтем не коснуться этих мерзких «огурцов» на его рубашке. Мы вошли в гостиную, и папа с Кибби тут же принялись очень внимательно разглядывать свои стаканы. По их виноватым физиономиям я сразу поняла, что они подслушивали. Впрочем, я бы и сама на их месте поступила так же.
Обеденный стол, накрытый старинной кружевной скатертью бабули Кэбот, нашей семейной реликвией, выглядел просто идеально. Пускай мама и уверяла, что нас ждет обычный семейный ужин, на стол она выставила бабушкин золотистый сервиз, который приберегала для торжественных мероприятий. А салаты – в том числе и биб-латук с засахаренным пеканом – сервировала в своих любимых салатниках с узором в виде листьев табака. На столе поблескивали золотистые столовые приборы и хрустальные бокалы. Подрагивали язычки пламени на зажженных свечах. В корзинке лежали свежие булочки. А венчал все это великолепие букет пионов в вазе. Я мысленно порадовалась, что мама не выбрала розы.
– Кибби, – сказала мама, – ты у нас сегодня почетный гость, так что садись справа от меня. А ты, Сара Грейс, – на обычное место Кибби.
Папа удивленно поднял голову, а Кибби собралась было заспорить, но затем, покосившись на меня, передумала.
– Ладно. Я всегда за перемены.
Получалось, что Кибби сядет рядом с Флетчем, а я – напротив него. Скорее всего, мама придумала это в последний момент: так Флетчу сложнее было до меня добраться. К несчастью, получалось, что теперь мне весь вечер придется смотреть ему в глаза. Стакан Флетча был полон, сам же он вовсю буровил меня злобным взглядом.
Папа, глядя на меня сердито и встревоженно одновременно, подошел поцеловать меня в щеку.
– С тобой все в порядке?
Я кивнула и попыталась изобразить безмятежную улыбку.
Мама выпустила мою руку и плеснула мне вина в бокал.
– Садись, садись.
Я разложила на коленях салфетку и отважилась взглянуть на отца. Тот сверлил глазами Флетча, а Флетч, в свою очередь, сверлил глазами меня.
– Извините за опоздание, – снова сказала я.
– Я тоже опоздала, – подхватила Кибби, сняла со спинки стула легкий свитер и натянула его через голову. – В книжном было настоящее столпотворение. Сегодня же пятница, день поделок. Пришло не меньше десяти малышей, и мы с ними делали персонажей «Радужной рыбы» из цветной бумаги. Весело было. Но теперь я совершенно без сил.
Это и по виду Кибби было заметно: темные круги под глазами, усталый взгляд. Но я на это не купилась: я знала, что вовсе не работа в магазине так сильно ее измотала. Кибби и вчера выглядела так же. Не хотелось при всех спрашивать, не заболела ли она, и я решила, что попозже утащу ее в какой-нибудь тихий уголок и там все разузнаю. Щеки Кибби полыхали так, словно ее одолевала лихорадка.
Я отхлебнула вина из бокала.
– Мне «Радужная рыба» всегда напоминает детство. Марло часто читала нам ее.
В книжке рассказывалось, как Радужная рыбка узнала, что делиться с другими – это очень приятно. И мне любопытно было, случайно ли Кибби именно сегодня о ней заговорила.
– Марло очень талантливо читает, – поддержала разговор мама. – Вся прямо светится в процессе, правда? Слушаешь ее и словно сам погружаешься в сказку. Восхищаюсь ее мастерством.
Ну а меня лично восхищало то, как мило мы беседовали, абсолютно игнорируя тот факт, что ни один из мужчин в комнате до сих пор не произнес ни слова. Игнорирование сильно походило на притворство, но я решила, что не буду сейчас думать об этом.
– Вот и сегодня детям тоже читала Марло, – сказала Кибби. – И я впитывала каждое ее слово, не хуже малышей. Она ведь на пенсию уходит, кто знает, доведется ли еще когда-нибудь ее послушать.
Мама передала ей корзинку с булочками.
– А как себя чувствует Мо?
Кибби покачала головой.
– Обычно по утрам сознание у него ясное, хуже становится только к вечеру. Но сегодня утром, после того как они с Марло сходили к врачу, он тайком улизнул из дома. Слава богу, Блу с Генри как раз вышли погулять, наткнулись на него и отвели назад. Марло с ним просто с ног сбивается. Весь день хотелось ее обнять.
Мама сочувственно поцокала языком и снова чихнула. Мы с Кибби хором сказали ей «будь здорова».
– Блу гуляла с Генри? – уточнила я.
Кибби, блестя глазами, кивнула.
– Он попросил ее проводить его к Пуговичному дереву. По-моему, он на нее запал.
Мама неожиданно вскочила из-за стола.