К югу от платана

18

Тоска.

Здесь, среди удрученных лиц и скорбных настроений, это слово возникало в голове само собой. Мы провели в больнице уже семь часов. Силы давно покинули нас, уступив место изнеможению. Недавно нас отправили из отделения неотложной помощи в уютно обставленный зал ожидания для посетителей, расположенный неподалеку от отделения интенсивной терапии, куда час назад перевели Кибби. Мне, правда, казалось, что это произошло несколько дней назад. Время тянулось так медленно, что в какой-то момент я даже засомневалась, не сломались ли у меня часы.

В зал ожидания отправляли родственников самых тяжелых пациентов. И все они то мерили шагами помещение, то включали телевизор, то принимались что-нибудь жевать. Мои родители, подавленные, притихшие, сидели рядышком в мягких креслах. Мама смотрела прямо перед собой, папа уставился в пол, словно надеялся найти ответы на мучившие его вопросы среди поблескивающих крупинками кварца керамических плиток.

Мы ждали, когда врачи и медсестры устроят Кибби в палате, подключат ее ко всем необходимым приборам и позовут нас. Весь день она то приходила в себя, то снова впадала в забытье. Сейчас ей начали внутривенно вводить антибиотики широкого спектра в надежде, что они помогут победить послеродовой сепсис, который вывел из строя ее организм.

Послеродовой.

В отделении неотложной помощи я от Кибби почти не отходила, и, ненадолго приходя в себя, она в бреду шептала мне признания. Теперь я знала, что Флора действительно была ее дочерью. Она родила ее на ферме Бишопов в позапрошлую пятницу. С ней была Перси, она и приняла роды.

От всех этих новостей у меня голова шла кругом.

В больницу пару раз заезжал Шеп. Но, насколько я знала, поговорить с Кибби ему пока не удалось – она почти не приходила в сознание. Ясно было, что в ближайшее время на нее обрушится множество вопросов. Вопросов, ответов на которые мы пока не знали. Почему? Зачем? И прочее.

Пока нам известно было только то, что вскоре после родов у Кибби началось воспаление. Лечиться она вовремя не начала, и вскоре инфекция распространилась на весь организм, вызвав то, что доктора в отделении неотложной помощи назвали «тяжелый сепсис». Слава богу, до худшего – септического шока – не дошло. Но стабилизировать давление врачам не удавалось, а значит, это могло произойти в любую минуту. После того как нам все это сообщили, я начала было гуглить информацию, но, наткнувшись на «вероятность летального исхода», сразу убрала телефон. Цифры были пугающими.

К горлу подкатила тошнота. Я смотрела в окно, на выступавшую вперед плоскую крышу нижнего этажа, а здание, в котором располагалась больница, тем временем взахлеб рассказывало мне обо всем, что видело и слышало за свою жизнь. Словно одинокий старик, подсевший на уши официантке в закусочной.

Усилием воли я выключила звук. В любой другой день я бы с радостью послушала его рассказы. Но не сегодня. И уж точно не раньше, чем стены прекратят нашептывать мне всякие ужасы и вспомнят истории о чудесных исцелениях.

Потому что Кибби оно было очень нужно.

Я покрутила головой, разминая шею, а затем добрых пять минут собирала с рубашки шерстинки, чтобы у мамы не начался приступ аллергии. Она и без того ни разу не взглянула на меня с тех пор, как приехала. Можно подумать, происхождение Флоры было еще одной тайной, которой я с ней не поделилась.

Оставалось только догадываться, что она скажет, узнав, где я оставила Хэйзи. Проводив машину «Скорой помощи» и позвонив родителям, я вдруг поняла, что не смогу взять Хэйзи с собой в больницу. Оставлять ее дома одну тоже не хотелось – еще подумает, что ее снова бросили. Поэтому я сделала единственное, что пришло мне в голову, – отвезла ее Блу. Я и постучать не успела, как она уже открыла, обняла меня и пообещала, что будет присматривать за Хэйзи столько, сколько потребуется.

Дверь зала ожидания распахнулась, вошла администратор отделения интенсивной терапии, и я поспешно отвернулась от окна.

– Родственники Кимберли Гастингс?

Мама соскочила с кресла, словно с трамплина. Папа же поднимался медленно, тяжело, будто тревога придавливала его к земле. Я тоже подошла поближе, взяла папу за руку, а затем все мы выжидательно уставились на вошедшую, опасаясь худшего. Но надеясь на лучшее.

– Теперь к ней можно. Пожалуйста, идите за мной.

По дороге администратор рассказала нам, как получить временный пропуск, когда в больнице тихий час, а когда пациентов можно навещать. Объяснила правила – никаких телефонов, резких запахов, цветов и гостинцев. И напомнила, что перед посещением и сразу после нужно непременно мыть руки. Мы показали ей документы, получили временные пропуска, прошли через двойные двери в отделение и направились к палате номер четыре. Мамины каблучки негромко цокали по полу.

В коридоре пахло болезнью, антисептиком и строгостью. Где-то жужжали медицинские приборы, звенели голоса сестер, за стенкой играла веселая джазовая мелодия.

Музыка немного подняла мне настроение, напомнив, что больница – это все-таки царство жизни, а не смерти, пускай некоторые пациенты сейчас и стоят на ее пороге. Все, лежавшие в этих палатах, жили, любили, заводили семьи, работали, увлекались чем-то. Пускай и тяжелобольные, но это былилюди, а не только пациенты. В стенах отделения интенсивной терапии жила надежда. И оптимизм. И я намерена была держаться за них покрепче.

Перед входом в каждую палату находился столик с компьютером, раковина и окошко, через которое можно было наблюдать за больным. Мы подошли к палате номер четыре, и у двери нас приветливо встретила медсестра по имени Доминик. Она сказала, что будет ухаживать за Кибби до конца своей смены – то есть до девяти тридцати. Пока мы мыли руки, Доминик объяснила нам все про мониторы, аппараты и капельницы.

– Антибиотики помогают? – пронзительным голосом спросила мама, вытирая руки.

– Это станет понятно в ближайшие несколько часов, – ответила Доминик.

– Чего нам ждать? – Папа хотел было запустить только что вымытую руку в волосы, но вовремя спохватился. – К чему готовиться? Насколько тяжелое у нее состояние? Сколько она тут пробудет? Есть ли вероятность, что она… умрет?

Ясно было, что все эти вопросы зрели у него уже несколько часов и вот теперь потоком хлынули наружу. Я, затаив дыхание, ждала ответа медсестры.

Доминик смотрела на папу, и в ее темных глубоких глазах плескалось сочувствие.

– Состояние у Кибби довольно тяжелое, – начала она, назвав мою сестру домашним именем. – Важнее всего для нее сейчас знать, что вы рядом. Подержите ее за руки. Почитайте ей. Включите ее любимую музыку. Порой кажется, что она в забытьи, но на самом деле она многое слышит. Мы всегда просим друзей и родственников почаще навещать пациентов. Правда, в палате допускается не больше трех человек, но это только из-за тесноты. Приходите к ней почаще. Проводите с ней больше времени. Мы рады вам, потому что знаем, что она вам рада. Исследования показали, что пациенты, окруженные любящими людьми, поправляются гораздо быстрее.

Она знаком пригласила нас следовать за собой. Автоматические двери раздвинулись, и мы вошли в палату, освещенную заходящим солнцем.

– Мисс Кибби, милая, тут к вам родня пришла, – радостно объявила Доминик.

«Благослови Бог медсестер», – думала я, следуя за ней.

Увидев Кибби на больничной койке, такую маленькую и хрупкую среди окружавших ее приборов, я едва не расплакалась. У кровати стоял штатив капельницы, с которого свисали четыре пакета с раствором. Нос и рот Кибби прикрывала кислородная маска. Лицо ее было смертельно бледным, а веки и щеки отекли из-за отказываюших почек. Ее нарядили в синюю больничную сорочку с большим вырезом у горла, через который к телу тянулись проводки и трубки, и прикрыли до груди байковым одеялом. Кибби лежала с закрытыми глазами.

В последний раз я видела ее всего час назад, но мне показалось, что за это время она стала выглядеть хуже. И все же лицо ее смягчилось, казалось, она успокоилась, и я была этому рада. В отделении неотложной помощи она все время беспокойно металась, и я надеялась, что это внезапное умиротворение – свидетельство того, что лекарства начали действовать.

Я взяла ее за одну отекшую руку, а мама, обойдя кровать, – за другую. Папа встал рядом с мамой и произнес:

– Киб, дорогая, мы все тут.

А мама кивнула, словно Кибби могла ее видеть.

– И в ближайшее время никуда не уйдем. Пускай они тут не думают, понадобится, так я соседнюю койку займу.

– Персоналу лучше быть начеку, – выдавил из себя смешок папа. – Не то твоя тетя Джинни совсем раскомандуется.

– Все будет хорошо, – добавила мама. – Не успеешь оглянуться, как тебя выпишут.

Веки Кибби дрогнули и приподнялись, первым делом она нашла глазами меня. Я уже несколько дней не видела у нее такого ясного взгляда.

– Знаешь, если тебе не хотелось сегодня приходить на работу, могла бы так прямо и сказать.

– Сара Грейс, – одернула меня мама и демонстративно вздохнула.

Я улыбнулась Кибби и сквозь маску разглядела, что уголок ее рта тоже дернулся в улыбке и сразу же опустился. Повернув голову в сторону родителей, она прошептала:

– Простите.

Голос из-под маски звучал глухо, но слова вполне можно было разобрать.

Мама все кивала.

– Ничего, Кибби, все нормально. Все будет хорошо.

– Обещайте мне, – сказала Кибби.

– Клянусь тебе, что все будет хорошо, – принялась убеждать мама. – Даже не сомневайся, дорогая моя девочка.

– Нет, – возразила Кибби, зажмурилась и тут же снова открыла глаза. Затем сделала глубокий вдох. Один из приборов у кровати вдруг запищал. – Обещайте, что если со мной что-нибудь случится… если я умру…

– Ты не умрешь, Кимберли Кэбот Гастингс. Не умрешь, – решительно заявила мама, наставив на Кибби палец.

По щекам Кибби побежали слезы.

– Вы не станете забирать Флору у Блу. Обещайте мне.

– Сейчас не время принимать такие решения, – быстро сказала мама. – Ты слишком больна и не можешь мыслить здраво. Этотвой ребенок. Твое совершенное дитя. Она принадлежит тебе. И всем нам.

– Джинни, – остановил ее отец.

Кибби обернулась ко мне. И из последних сил произнесла:

– Обещай, что Флора останется у Блу.

Встретившись с ней глазами, я поразилась тому, сколько решимости было в этих печальных голубых озерах. Набрав в грудь побольше воздуха, я ответила то, что подсказывало мне сердце:

– Обещаю, Кибби.

Мама, стоявшая по другую сторону кровати, бросила на меня уничтожающий взгляд, но я сделала вид, что ничего не заметила. Не стоило нам ругаться у постели Кибби. Однако я не сомневалась, что впереди нас ждет суровая битва. Мама хотела заполучить эту малышку, даже не зная, что она дочь Кибби. Теперь же, когда выяснилось, что девочка нам родня, не оставалось никаких сомнений, что она захочет выбить опеку над ней.

Однако Кибби явно была против. Это следовало из всех ее поступков. И я мысленно поклялась, что исполню ее желание, даже если не до конца понимаю его природу.

Кивнув, Кибби снова закрыла глаза. Больше она их не открывала, и я, попросив у Доминик ручку и листок бумаги, села у ее постели и стала рассказывать ей, какой музыкальный сборник хочу для нее записать.

Папа вышел, чтобы кому-то позвонить. Мама села на стул с другой стороны кровати и снова взяла Кибби за руку. Составляя плей-лист, я чувствовала, как она сверлит меня взглядом, но не поднимала головы.

Она не в силах была заставить меня передумать. Я твердо решила встать на защиту того, во чтоверила.

Взяв с собой жестянку, полную кофейно-шоколадного печенья, мы с Перси раскачивались на висевших над крыльцом качелях, надеясь таким способом развеять все наши печали.

Печенье я испекла уже после того, как Перси вернулась домой. Она бегала предупредить Кибби о том, что ее сестра сдавала ДНК на анализ, но только зря потратила время – найти Кибби ей не удалось. А позже мы узнали, что ее на «Скорой» увезли в больницу. Я успела съесть целых три печенья, прежде чем Перси наконец заговорила.

– Ты была права, нет у меня тайного дружка, – сказала она. – Зато у меня была тайная подружка. Мы с Кибби подружились еще год назад, когда она стала волонтером в ветеринарной клинике.

– Но зачем вы это скрывали?

– Из-за Джинни Ландрено.

– А, – понимающе кивнула я. – Но, знаешь, ты могла бы хотя бы мне сказать.

– Я думала об этом. Но получилось бы, что я нарушила обещание.

Флора, примотанная слингом к моей груди, сосредоточенно сосала пальцы. Я пригладила ей волосы и придержала рукой под спинку, когда Перси качнула качели. Те скрипнули, и Хэйзи вскинула голову, но тут же снова опустила ее на лапы. Она пристально следила за всем происходящим и каждый раз поводила ухом, когда по улице проезжала машина.

Ветер унялся, но я знала, что он еще вернется. Он звал меня за собой весь день, ворчал недовольно, и я упрашивала его потерпеть немного. Меня сегодня столько дергали, что я уже готова была расплакаться. Ясно было, что однажды мне все же придется разобраться с эмоциями, связанными с будущим Флоры. Но это могло подождать. Сейчас важнее была Перси.

– Давно ты узнала, что Кибби беременна? – спросила я.

– Довольно давно. Но я поклялась ей, что никому не скажу.

В окружавших крыльцо кустах щебетали птицы. Укрепленный под навесом вентилятор жужжал, ероша пушок на головке малышки.

– А кто отец Флоры?

– Кибби не знает. Как-то раз она пошла на вечеринку – не в кампусе, а где-то в городе. И там познакомилась с симпатичным парнем, не местным. Слово за слово – все и случилось. Она думала, это будет просто маленькое приключение. Даже фамилии его не спросила. А потом поняла, что беременна. Ей было ужасно стыдно и страшно.

Бедняжка Кибби. Весь Баттонвуд в ужас пришел бы, узнав что она беременна. И все же я не сомневалась, что в конце концов люди приняли бы это. Ведь она была из семьи Кэботов, отцов-основателей нашего городка.

Перси откусила кусок печенья.

– Скрывать беременность ей было нетрудно. Безразмерные рубашки, объемные свитера зимой, платья свободного кроя и шутки о том, что давно пора бы сесть на диету. Я дала ей телефон агентства по усыновлению, с которым ты связывалась. Она собиралась позвонить им за неделю до предварительной даты родов, надеялась, они подскажут ей, где рожать и все такое. Еще она знала, как сильно ты хочешь ребенка, и все время говорила, как здорово было бы, если б агентство отдало его тебе.

Я вдохнула исходивший от волос Флоры запах детского шампуня. Как прекрасно было бы, если бы все произошло именно так.

– Дяде и тете она говорить не хотела, ведь они стали бы убеждать ее оставить ребенка. Особенно Джинни. А Кибби понимала, что не готова брать на себя такую ответственность, и хотела для Флоры лучшей жизни.

Я заметила, что Марло смотрит на нас из окна гостиной, и кивнула, давая ей понять, что у нас все хорошо. Должно быть, она с ума сходила от любопытства.

– Как же вышло, что Кибби родила на ферме?

Перси раздраженно вздохнула.

– Все потому, что мы не знали, как происходят схватки. Мы частенько тусовались на ферме. Ты там почти не бывала, и мы считали дом своим тайным убежищем.

– Значит, сквоттерами были вы.

Признаться, я так и думала, но хотела услышать от нее подтверждение. Перси кивнула.

– Мы встречались там, смотрели кино, ели фастфуд. Пару месяцев назад купили в «Уоллмарте» надувной матрас, потому что от кровати воняло. Да и от всего остального тоже. Матрас мы оттащили в нашу старую комнату, а когда уходили, прятали его под кровать Твайлы. И вот как-то в пятницу вечером мы, как обычно, встретились в доме, и вдруг у Кибби заболел живот. Мы думали, что виной всему несвежая еда. Что у нее несварение или что-то в этом роде.

Я стряхнула с пальцев крошки от печенья.

– Понятно.

– Мне и в голову не пришло, что она рожает, – продолжала Перси. – До предварительной даты родов оставалась еще пара недель, и про схватки я даже не подумала. Мы посмотрели телевизор, уснули, а проснулась я от того, что Кибби меня трясла и кричала, что ее тужит.

– Но почему вы не позвонили в «Скорую»?

– Кибби умоляла меня этого не делать. Боялась, что кто-нибудь заметит сирены и огни. И правда выплывет наружу. К тому же все случилось так быстро, что врачи все равно не успели бы приехать до рождения Флоры. Я ведь работала в ветеринарной клинике, а потому знала, как действовать, и не растерялась. Флора сразу же закричала. – Она улыбнулась. – Но в комнате, конечно, царил бедлам. Всю субботу я там прибиралась, а потом съездила в Алабастер за детскими вещами – одеждой, подгузниками и всем прочим. Кибби решила, что не станет звонить в агентство, а лучше воспользуется законом о безопасном убежище[14]. В запасе у нее было три дня, и она сказала, что немного побудет с Флорой, а потом передаст ее в надежные руки. В понедельник я приехала, чтобы отвезти ее и Флору в больницу, но на ферме их уже не было. А вскоре мне позвонила ты и сказала, что нашла в лесу ребенка.

– Значит, Кибби не говорила, что решила подкинуть Флору мне? И пуговицу не показывала?

Перси покачала головой.

– Видимо, в понедельник утром она взяла Флору и пошла с ней к Платану спросить, что ей делать. Отдать ребенка незнакомым людям или… тебе. Ей с самого начала хотелось, чтобы Флору воспитывала ты. Во-первых, она считала, что ты станешь прекрасной матерью, а во-вторых, так Флора росла бы у нее на глазах. И тут она получает пуговицу, на которой черным по белому написано, что Флору нужно отдать тебе. И все же она не хотела, чтобы ты знала, чья Флора дочь.

Кибби пошла на все ради того, чтобы скрыть, что Флору родила она. И теперь, зная, что ее увезли в больницу, я не могла перестать думать о том, какую цену она заплатила за молчание.