К югу от платана

– И она решила дождаться меня в лесу.

– Угу. Она знала твой распорядок дня. Тем утром она притаилась в кустах, убедилась, что ты забрала Флору – она ни за что не оставила бы ее там одну, и убежала домой. До сих пор не верится, что Сара Грейс именно эту неделю выбрала, чтобы заехать на ферму, и что снова явилась туда именно в тот день, когда я пообещала тебе разобраться со сквоттером. Я хотела там еще раз прибраться и выбросить надувную кровать, но увидела у дома пикап Сары Грейс и запаниковала. Решила, что она обо всем догадается. Но тут мне пришло в голову, что если полиция заподозрит меня, это будет не так уж плохо. Потом ведь станет понятно, что я тут ни при чем, и может, тогда они откажутся от дальнейших поисков. А в итоге я сделала только хуже, верно?

Осознав, о чем она, я удивленно раскрыла рот.

– Так этоты анонимно позвонила в полицию?

Неудивительно, что она так спокойно вела себя в тот вечер, когда Шеп ее допрашивал.

– Я надеялась, что у меня возьмут анализ, ДНК не совпадут и на том все кончится.

Перси была уверена, что наши с Сарой Грейс анализы перепутали в лаборатории. Но у меня были сомнения на этот счет. Зашелестевшая над головой листва напомнила мне, с каким облегчением вздохнул ветер, когда Шеп сообщил нам результаты.

Облегчение.

Какая странная реакция.

Настолько странная, что я решила попросить Шепа снова взять у нас ДНК на анализ, чтобы убедиться, что в лаборатории ничего не напутали.

– Все равно рано или поздно все открылось бы, – сказала я. – Болезнь Кибби выдала бы вас.

Со слезами на глазах Перси поведала мне, что через несколько дней после родов Кибби стала жаловаться на боли. Но они не знали, нормально это или нет. Вскоре ей стало хуже, начала подниматься температура, и тогда Перси поехала в Алабастер к гинекологу, пожаловалась на болезненные месячные и попросила выписать ей обезболивающее.

– Я умоляла ее пойти к врачу. Но она уверяла, что все в порядке, ей уже лучше и просто нужно немного отдохнуть. Надо было заставить ее обратиться за помощью. – По щеке Перси скатилась слеза. – Не знаю, смогу ли я себя простить, если она… – она с трудом сглотнула, – …умрет.

Я обняла ее за плечи. Больше всего мне хотелось заверить ее, что с Кибби все будет в порядке, но я не могла ей этого обещать.

– Должно быть, Кибби не говорила тебе, как ей плохо, потому что, приди она к врачу, тайное сразу стало бы явным.

– Ну и пускай бы все открылось. Зато жизни Кибби ничего бы не угрожало.

Я-то была согласна, но не уверена, что Кибби разделяла это мнение.

– Нужно было кому-нибудь рассказать, – продолжала Перси, плача все горше. Она совсем расклеилась, лицо ее покрылось красными пятнами. – Сразу выложить Шепу все, что я знала. Может, тогда Кибби не попала бы в больницу.

Можно было весь вечер по кругу обсуждать, что нужно, а чего не нужно было делать, но сложившуюся ситуацию это никак не изменило бы. Я обняла Перси покрепче и мысленно обратилась к небесам, прося послать Кибби выздоровление.

– Иногда, стараясь защитить тех, кто нам дорог, мы принимаем неверные решения.

– Как думаешь, серьезные у меня теперь буду проблемы?

Для нас, Бишопов, беспокойство о последствиях наших поступков было неизведанной территорией.

– Не знаю. То, что ты приняла у Кибби роды, – не преступление. И полиции ты не лгала. Они ведь не спрашивали тебя, знаешь ли ты, чья Флора дочь, потому что уверены были, что ее мать – ты. Ты просто не рассказала им всего, что знала, нопо закону и не обязана была этого делать. Так что это мелкое правонарушение. Или, не знаю, преступление против нравственности? – Я развела руками.

Перси, желая защитить подругу, попала между молотом и наковальней, а ведь Твайла предупреждала нас. Объясняла, что случается с человеком в таких ситуациях. Нужно было запомнить ее слова.

Спустя пару минут Перси шмыгнула носом.

– Как думаешь, Ландрено позволят мне навестить Кибби?

В соседнем дворе застрекотала газонокосилка.

– За спрос денег не берут.

Качели замедляли ход, постепенно останавливаясь.

– Блу, что теперь будет? С Флорой?

– Я не знаю, – ответила я, надеясь, что по голосу незаметно, как тяжело у меня на душе. – Думаю, Ландрено захотят забрать ее. А поскольку они ей родня по крови, у них большие шансы получить опеку.

Ветер тихонько дунул мне в лицо, осушая слезы.

– Прости меня, Блу,пожалуйста, – заплакала Перси. – Натворила я дел.

Я обняла ее. И внезапно мне пришло в голову, что не только слово «беда» было синонимом к слову «Бишоп», но и «боль» тоже.

Было уже поздно, часы пробили половину двенадцатого. Я ждала Сару Грейс, она обещала, что придет до полуночи. Из комнаты Перси доносилось бормотание телевизора, Флора спала в колыбельке. Слава богу, мне приходилось ухаживать за ней, не то я окончательно погрязла бы в жалости к себе.

Устроившись за обеденным столом, я заканчивала очередную иллюстрацию к книге, работать над которой начала вчера. И бросая взгляд на кружащуюся в танце Попрыгушку, чьи уши крутились, как лопасти вертолетного винта, каждый раз невольно улыбалась. Я думала поработать, пока не придет Сара Грейс. Но, достав последний набросок для книги, поняла, что у меня нет сейчас сил начинать его раскрашивать. Я убрала рисунок обратно в папку, закрыла тюбики и пузырьки и пошла мыть кисти.

Лежавшая на диване Хэйзи следила за каждым моим движением и всякий раз, когда я проходила мимо, била хвостом. Остановившись у дивана, я погладила ее по холке, и она тут же перевернулась, едва не свалившись на пол, и подставила мне живот. Я рассмеялась, и она лизнула мне руку.

Сегодня ей, единственной, удалось заставить Мо улыбнуться. Он по-прежнему звал ее Скиттер, а мы не поправляли его и тоже так к ней обращались, когда он был рядом. Казалось, она и сама понимает, почему ее вдруг начинают называть иначе.

– Ты славная девочка, Хэйзи.

Она сильнее застучала хвостом.

Смывая с рук краску, я покосилась на лежавшую на раковине пуговицу. Проверила, не растворил ли уксус грязь, но дерево упорно не желало раскрывать свой секрет. Я снова смочила тряпку и решила оставить пуговицу так до утра.

Вспомнив о другой пуговице, которую нашла в коробке, я подошла к камину и достала ее с полки.

ОТПРАВЬ ДЕВОЧЕК В «КРОЛИЧЬЮ НОРУ».

Сжав пуговицу в руке, я вспомнила слова Марло.Иногда быть хорошей мамой – это значит уметь попросить о помощи и принять ее, когда предложат.

Я не так давно стала матерью и все же понимала, чего Твайле стоило признать, что ей нужна помощь, обратиться к единственному, кому доверяла, – Пуговичному дереву, а затем отослать нас с Перси.

Она так любила нас, что готова была отпустить.

Горе ее, надо думать, было бездонно. Бедная, необразованная, не желающая просить помощи у соседей, она ничем не могла себе помочь. И воспользовалась единственным известным ей способом.

Все они так поступали. И мои братья, и отец тоже.

Мак дрался в знак протеста против мировой несправедливости. Уэйд и Тай ограбили «Блэксток банк», не представляя, каким еще способом можно раздобыть денег, чтобы оплатить счета за лечение отца. Папа обманывал, воровал и жульничал в карты, чтобы прокормить семью, ведь ничего другого он не умел.

Сегодня, слушая, как Перси рассказывает о том, какое решение Кибби приняла под гнетом стыда и страха, я наконец поняла, почему мои родные даже не пытались искать иных способов уладить свои проблемы. Ни один из них не умел просить о помощи, и, вместо того чтобы обратиться к людям за поддержкой, они лишь сторонились их.

И я не была исключением. Ведь только вчера я хотела сбежать. Нужно было разорвать этот порочный круг. И начатьс себя.

Всегда будут люди вроде Олеты, которые станут смотреть на меня сверху вниз. Пора с этим смириться. Наверняка у нее были какие-то свои причины, по которым она так и не смогла пережить то, что случилось много лет назад. Однако рядом всегда будут и люди вроде Марло, Мо, миссис Тиллман и даже Генри. Люди, дающие надежду, что я могу стать ниточкой в плотной ткани общества. Нет. Люди, доказывающие, что яуже ею стала.

Наконец осознав, почему мои близкие поступали так, а не иначе, я ощутила умиротворение. Я все же нашла то, что так долго искала: умение прощать. Я столько усилий прикладывала, чтобы выбраться из тени своей семьи, что даже не замечала, какая она была любящая. Большая, не сказать чтобы образцовая, бедовая, но все же любящая. И такой, какая есть, я стала именноблагодаря ей.

Оглянувшись через плечо на фотографии, стоявшие на книжных полках, я почувствовала, как меня переполняет любовь. Наконец-то я поняла: для того чтобы внутренний свет сиял ярко, необязательно избегать тени, которую отбрасывают на тебя другие. Нет, нужно разделить ее с ними. Признать, что выедины.

Затем я взглянула на стоявшую у камина корзинку с чернильными орешками, и мысли о прощении плавно привели меня к Генри. Я скучала по нему.

Пару дней назад я думала, что никогда не смогу его простить. Но теперь, взглянув на ситуацию под другим углом, я поняла, что не могу его винить за попытку скрыть свое происхождение. Потому что, окажись на его месте, я поступила бы точно так же.

Мне просто не представилось такой возможности, потому что Генри с самого начала знал, кто я и какая у моей семьи репутация. И это его не отпугнуло. Справедливо было бы как минимум отплатить ему тем же.

Услышав, как на улице хлопнула дверь машины, я вскинула голову и поспешила к окну. У обочины стоял пикап Сары Грейс, а сама она взбегала по ступеням крыльца. Я распахнула дверь. Хэйзи соскочила с дивана и кинулась к хозяйке, скользя лапами по дубовым доскам пола. Та рассмеялась. Потом наклонилась обнять Хэйзи, и собака завизжала от радости.

– Как она себя вела?

– Отлично. Мы все ее полюбили. Заходи, я соберу ее игрушки. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Богом клянусь, я бы тебя расцеловала за бокал вина.

– Сара Грейс! – в притворном шоке отозвалась я и пошла на кухню, достать вино из холодильника. – Что бы на это сказала твоя мама?

– Наверное, ничего. – Сара Грейс прошла вслед за мной к кухонной стойке, Хэйзи следовала за ней по пятам. – Она со мной не разговаривает.

– Что? Почему? Из-за Кибби? – Я плеснула вина в бокал и протянула его ей.

Пригубив напиток, она перевела дух.

– Частично. Долгая история.

Она явно не хотела рассказывать о конфликте, и я не стала давить.

– Как Кибби?

– Стало хуже, проблемы с почками и с дыханием. Начались разговоры о питании через зонд, интубации и диализе. Я не хотела уходить, но как только заканчиваются часы посещений, всех выгоняют, если только ситуация не критическая. Нам обещали позвонить, если до этого дойдет.

Должно быть, у нее сердце рвалось на части. Наблюдать, как всего лишь за сутки здоровый человек оказывается при смерти, и не иметь возможности ему помочь – все это мучительно.

– Боже мой. Я очень сочувствую, Сара Грейс.

– Да, спасибо, – негромко отозвалась она, снова плеснув себе в бокал. – Флора спит?

Я кивнула на колыбель, стоявшую по другую сторону обеденного стола.

– Скоро проголодается и проснется. Но если хочешь ее подержать, я могу разбудить ее пораньше.

Она подошла к колыбели и наклонилась над ней. Можно было только догадываться, что сейчас творится у нее в голове. Флора была частью Кибби, и я бы поняла Сару Грейс, если бы она не захотела с ней расставаться. И все же мне трудно было дышать и внутри все ныло от боли, словно кто-то сел мне на грудь. Зная, что вылечить меня не в силах ни один врач, я старалась не обращать на боль внимания. Все дело в том, что я знала – если Сара Грейс захочет, она сможет забрать у меня Флору навсегда.

– Нет-нет, пускай спит. У нее такой безмятежный вид. – Выпрямляясь, она резко ухватилась за край стола, чтобы не потерять равновесие. – Ух ты! Повело. Вино ударило в голову.

– Присядь скорее. – Я подвела ее к дивану. – Ты вообще ела сегодня?

– Завтракала.

Утро, казалось, было вечность назад. Неудивительно, что у нее закружилась голова.

– Давай я приготовлю что-нибудь. Будешь яичницу? Тосты? Еще тушеная свинина осталась с ужина.

Поморщившись, она покачала головой.

– Нет, спасибо… Нет аппетита. Я только минутку посижу, и все пройдет.

– Закинь ноги повыше и отдыхай, сколько будет нужно. Но тебе правда надо поесть. Вот, возьми печенье. Конечно, не слишком питательная пища, но хоть пусто в животе не будет.

Сара Грейс подняла брови, отставила стакан на журнальный столик, сбросила туфли и легла на диван.

– Съем одно. Спасибо, Блу.

Хэйзи тоже прыгнула на диван и каким-то образом смогла примоститься у ее ног.

– Люблю твой дом. Такой теплый и гостеприимный. Он словно радушная хозяйка, которой всегда мало гостей.

Мне понравилось ее определение. Хотелось надеяться, что однажды в доме и правда яблоку будет негде упасть.

Вернувшись в кухню, я достала из шкафчика жестянку с печеньем. Выложила несколько штук на тарелку на случай, если у Сары Грейс проснется аппетит, взяла салфетку и спросила:

– Хочешь молоком запить? Или водой?

Она не ответила. Я обернулась и увидела, что она спит, положив голову на диванную подушку. Лицо ее стало спокойным, тревожные морщинки разгладились. Я знала, что сон даст ей сейчас самое важное – возможность ненадолго отключиться от реальности. Наверное, правильно было бы разбудить ее, чтобы она смогла добраться до собственной постели. Но мне не хотелось ей мешать, ведь ей так нужен был отдых.

Я убрала печенье обратно в жестянку и, приоткрыв заднюю дверь, выпустила Хэйзи на улицу, чтобы она сделала свои дела, пока я не заперла дом на ночь. Вернувшись, она сразу же забралась обратно на диван. Я наклонилась прикрыть Сару Грейс пледом и на секунду задержала взгляд на ее лице. При ближайшем рассмотрении становилось заметно, что у нас одинаковая форма рта и скул. Но она так была похожа на свою мать, что я, как ни старалась, видела в ней Джинни.

Оставив гореть настольную лампу на случай, если Сара Грейс проснется ночью, я осторожно вынула Флору из колыбельки. И у подножия лестницы я снова обернулась. Сара Грейс спала безмятежно, сон унес все ее тревоги, ее разум и тело отдыхали – заряжались новой энергией. Шагнув на ступеньку, я крепче прижала Флору к себе, надеясь, что после сегодняшнего ужаса завтрашний день будет добрее ко всем нам. Но особенно к Кибби.