
К югу от платана
Мы попрощались. Я развернулась и побежала по тропинке обратно, в сторону города, от души желая, чтобы предсказание Шепа никогда не сбылось. Я знала: стоит мне однажды перестать бегать от своих тайн, и жизнь моя превратится в сущий ад.
* * *Не успела я отбежать от окружавшей Платан поляны, как ко мне неожиданно присоединился попутчик. Обернувшись через плечо и заметив трусившего за мной пса, я крикнула: «Фу!»
Откуда он появился, было не ясно, я поняла, что больше не одна, только услышав за спиной тяжелое дыхание. Пса явно мучила одышка.
Во время пробежек я частенько встречала собак. Некоторые вели себя дружелюбно. Некоторые нет. Но этот пес, к счастью, кажется, не был агрессивным. Обычно, заметив собаку, я просто останавливалась и ждала, когда объявится ее хозяин. Либо позволяла животному меня обнюхать и убедиться, что я не представляю для него интереса.
Однако этот пес отставать не желал. Я пошла шагом. И он пошел шагом. Я остановилась. И он остановился.
– Ты чей? – спросила я, внимательно его оглядев.
Он сел и завозил хвостом по земле, подняв в воздух облачко пыли.
Я дала ему обнюхать свою руку. Затем, зажав пуговицу и перо под мышкой, погрузила пальцы в густую шерсть на его загривке, пытаясь нащупать ошейник. Но его там не оказалось. Пес слегка смахивал на ирландского сеттера, только очень тощего и изможденного. Его густая, грязная красновато-коричневая шерсть сбилась в колтуны. Представить было страшно, сколько в ней кишит блох и клещей.
Вытащив из-под мышки перо и пуговицу, я еще раз перечитала данный мне Деревом совет.
«Следуй зову сердца, и обретешь счастье». Я покачала головой, не представляя, что бы это могло значить. Как я могла следовать зову сердца, если его забрал с собой Шеп в тот день, когда мы расстались? Неужели Платан не мог толком объяснить, что мне нужно сделать?
Пес лизнул мою руку, и я подпрыгнула от неожиданности.
– Никаких поцелуев, – улыбнулась я. – Бога ради, мы ведь едва знакомы.
Он в ответ завилял хвостом.
Погладив его по голове, я зашагала в сторону города и совершенно не удивилась, заметив, что пес потрусил за мной.
– Ко мне тебе нельзя, Флетч собак не любит. Вот что, отведу-ка я тебя в ветеринарную клинику доктора Хеннеси. Он тебя осмотрит, поищет чип, а если его не окажется, найдет для тебя хороших хозяев.
Флетч.
Мне ведь еще предстояло вывести его на чистую воду. Утром он сказал, что будет работать допоздна, а затем пойдет в «Посудомойку», наш местный бар, играть с друзьями в пул. Я решила, что вечером дождусь его, послушаю, что он скажет, а заодно и пойму, пахнет ли от него снова лавандовым мылом.
Фуф, фуф, фуф. Пес уставился на меня своими печальными карими глазами.
Вздохнув, я почесала его за ухом. Он толкнулся мне в ладонь носом, и я, сдавшись, принялась его гладить.
– Жаль, у меня нет с собой водички.
Бегала я всегда налегке. Только засовывала пятерку в карман шорт и цепляла связку ключей к шнурку. Но ни телефона, ни плеера, ни фляжки с водой с собой не брала.
До ближайшего ручья нужно было с полмили пробираться по чащобе. И я подумала, что быстрее будет дойти до города и купить бутылку воды в ближайшем магазине.
– Что ж, тогда пошли.
Как бы мне ни хотелось пуститься бегом, ради пса я старалась идти медленно. Он пыхтел уже не так сильно, но дышал все еще тяжело.
Прошло минут десять, мы уже почти вышли к началу тропы, как вдруг пес залаял. И я заметила впереди идущую нам навстречу Блу Бишоп. Она была обмотана каким-то хитрым приспособлением для переноски младенцев, издали напоминавшим сбившийся шарф.
Блу была старше меня на год. А ростом примерно с меня, ну может, на дюйм ниже. Но из-за узла на макушке, в который были собраны ее русые волосы, казалась чуть выше. Одета она была в джинсовые шорты, белую футболку и поношенные кроссовки. На загорелом лице не было и следа косметики, но я никогда еще не видела ее такой красивой.
Пес все лаял и нарезал вокруг меня круги, пока я не прикрикнула:
– А ну тихо! Ребенка напугаешь. Сидеть.
Он уселся у моих ног и снова шумно запыхтел.
– А я и не знала, что у тебя есть собака, Сара Грейс, – поравнявшись с нами, сказала Блу, с любопытством оглядывая пса своими янтарными глазами.
– А я и не знала, что у тебя есть ребенок, – отозвалась я и рассмеялась. – Шучу. Конечно, о твоей девочке уже весь город слышал. Можно на нее взглянуть?
Почему-то рядом с Блу мне всегда становилось спокойно. Я словно чувствовала, что с ней мне не нужно притворяться. И можно оставаться собой. Конечно, отчасти дело было в том, что она знала мою самую страшную тайну.
Потому что это была и ее тайна тоже.
Откинув край ткани, Блу показала мне крошечное овальное личико. Малышка спала, закрыв глаза. На щечках ее играл румянец, а губы подрагивали – наверное, ей снилась бутылочка с молоком.
– Я назвала ее Флора.
– Блу, она прекрасна.
Само совершенство. В кои-то веки мама выбрала подходящее слово.
– Мне тоже так кажется, – улыбнулась Блу. – А твой пес… – Она склонила голову к плечу, подыскивая слова. – Он…
Я потрепала пса по мохнатым ушам и объяснила, чтобы Блу не боялась больше задеть мои чувства:
– Он не мой. Так, привязался, и уже с полмили бежит следом.
– А по-моему, теперь он твой. Погляди только, как он на тебя смотрит. Прямо иллюстрация к выражению «глаз не сводит».
Я взглянула на пса. И он тотчас поднял на меня печальные карие глаза. Взгляд у него был умоляющий.
– Я отведу его к доку Хеннеси. Если окажется, что он не чипирован и никто его не ищет, доктор наверняка найдет ему новый дом.
Флетча удар бы хватил, если бы я заявилась домой с собакой. И все же… я ведь всегда о ней мечтала. В детстве мне не позволяли завести щенка из-за того, что у мамы была аллергия на шерсть. Так, может, скандал с Флетчем стоил того, чтобы исполнить свою мечту? Все равно он нечасто бывал дома. В конце концов, что он мог мне сделать? Я решила, что лучше пока не буду об этом думать.
– Тогда поспеши. Клиника сегодня закрывается в шесть.
Блу, разумеется, знала расписание. Ведь в клинике работала Перси, а Блу постоянно относила туда найденных животных… Даже удивительно, что этого пса нашла я, а не она. Последнее соображение я высказала вслух.
– На то есть только одна причина, – отозвалась Блу.
– Какая же?
– Этот пес не потерялся. Точно тебе говорю, нет у него никакого микрочипа. И не ищет его никто. Он предназначен тебе судьбой, Сара Грейс.
Но это невозможно.
И все же мне вдруг страстно захотелось, чтобы это оказалось правдой. Захотелось больше всего на свете.
– Ну, погляжу, что скажет док Хеннеси, а там уж буду решать.
Блу усмехнулась, словно заранее знала, чем все закончится.
– Хочешь, дай ему попить? У меня в рюкзаке есть бутылочка с водой. В боковом кармане. Просто плесни себе в ладонь.
Она развернулась ко мне спиной. Я вытащила из сетчатого нейлонового кармана бутылку, опустилась на корточки и хотела снова сунуть пуговицу и перо под мышку.
– Давай подержу? – предложила Блу.
Помедлив, я кивнула, она протянула руку и молча приняла мои сокровища. Я опустилась на корточки, плеснула воды себе в ладони, и пес тут же принялся жадно лакать. А я с этого ракурса внезапно разглядела кое-что важное.
– Похоже, я совершила большую ошибку.
– Ты о чем? – спросила Блу, внимательно рассматривая перышко.
– Об этом найденыше.
– Ага, значит, убедилась, что он теперь твой?
– Не выдумывай. Просто мне отсюда отчетливо видно, что это не он, а она. Прости, собачка. – Напившись, собака бросилась вылизывать мне лицо. Я, смеясь, принялась отбиваться. – Ладно, ладно. Я все поняла. Хватит.
Поднявшись на ноги, я заметила, что Блу улыбается.
– Еще не придумала ей имя?
– Нет. Не глупи.
Хэйзел. Я назову ее Хэйзел. А уменьшительное будет Хэйзи. Сунув бутылку обратно в карман рюкзака Блу, я бросила:
– Спасибо, что поделилась.
Флора пискнула, и Блу, переступив с ноги на ногу, погладила ее по спинке.
– Не за что, мне было приятно.
Только тут я заметила, что глаза у нее печальные.
– Слушай, у тебя все в порядке?
– Ммм?.. О, да, все хорошо. Спасибо. Просто неприятные новости. Но я все решу.
– Насчет малышки?
– Нет, – покачала головой она. – Нет. С Флорой все в порядке.
– Тогда о Мо?
– Он держится.
– Значит, все дело в магазине?
Она улыбнулась моей настойчивости.
– Нет. В книжном тоже все хорошо. Новый хозяин отлично справляется. Просто с моей студией возникли сложности. Так, ничего серьезного.
И все же по ее глазам я поняла, что дело серьезное.
– Я могу тебе чем-то помочь?
– Нет, но спасибо за предложение. Я что-нибудь придумаю.
Я не собиралась спрашивать ее о ферме, думала прислать официальное предложение о покупке, но теперь, увидев, какая она грустная, захотела немного поднять ей настроение.
– Ну а у меня есть для тебя хорошие новости. По крайней мере, мне так кажется.
В ее глазах блеснуло любопытство.
– Какие?
– Я хочу купить у тебя дом, Блу. За полную стоимость. И без всяких проверок.
– Ты шутишь!
– И в мыслях не было.
– Думаю, нет смысла спрашивать, что тебя в нем так привлекло, учитывая, как он достался моему отцу.
– Все верно, – кивнула я. – Мне бы хотелось, чтобы он вернулся в семью, хотя бы на время. Но дело не только в его прошлом. Тебе никогда не доводилось ощущать связь с каким-то местом, природы которой ты сама до конца не понимаешь? Просто где-то глубоко внутри знаешь, что должна быть здесь?
– У меня такое с этим лесом, – слабо улыбнувшись, ответила она.
– А у меня с тем домом. Меня всегда к нему тянуло, даже в детстве, когда мы просто проезжали мимо.
– Что ж, учитывая, что его построил твой дед, это не так уж странно.
– Нет, дело не в этом, – покачала головой я. – Это трудно объяснить.
Сказать по правде, меня и к самой Блу тоже всегда тянуло. И не только потому, что очень уж хотелось нарушить материнский запрет приближаться к Бишопам. В Блу чувствовалась какая-то глубокая искренность, и потому мне всегда хотелось с ней дружить. Она ни от кого ничего не требовала, не ждала, что я буду идеальной. С ней я могла оставаться собой. Но мечтать подружиться с Блу было не то же самое, что на самом деле стать ее подругой. Она выстроила вокруг себя стену, через которую почти невозможно было прорваться. А я была слишком замкнутой, чтобы снова и снова пытаться за нее проникнуть.
– Мне бы хотелось вернуть дому его первоначальный облик, – добавила я. – Ну и добавить какие-то детали.
О том, что я твердо решила развеять окутывающую дом тоскливую атмосферу, я говорить не стала. Ведь Блу в ней выросла, а мне не хотелось напоминать ей о горьком прошлом.
– Передать не могу, как долго я мечтала, чтобы для дома нашелся покупатель. Спала и видела, как бы поскорее сбыть его с рук и вычеркнуть из своей жизни.
– Я могу сегодня же занести тебе контракт, только дай знать…
Она вскинула руку, не дав мне закончить.
– К сожалению, Сара Грейс, сейчас я продать дом не могу. Извини. Придется снять его с продажи.
– Что? Но почему?
– Все дело в моей студии, – покачала головой Блу. – Долгая история: в комнате должны быть свободные проходы, нельзя использовать одно помещение для двух целей…
Мне казалось, я сейчас расплачусь прямо тут, на тропинке. Хэйзи заскулила, должно быть, почувствовав мое настроение. Я погладила ее по голове и постаралась вернуть себе самообладание. Со мной и раньше такое случалось, просто на этот раз я приняла все слишком близко к сердцу.
– Мне правда жаль, Сара Грейс.
Но не так, как мне.
– Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты передумала?
Она опустила взгляд на ребенка и, помедлив, покачала головой.
Несколько секунд мы стояли молча, наконец я сказала:
– Мне пора, а то еще ветеринарка закроется. – И добавила, внезапно вспомнив кое-что, о чем, наверное, нужно было сказать раньше: – Ты ведь никому не сдавала дом в последнее время?
– Нет. А что?
– Я так и думала, но решила удостовериться. Просто я заезжала туда в понедельник и заметила в одной из спален надувной матрас, мусор и пакет из «Китти», причем явно довольно свежий.
– Надувной матрас? – Блу нахмурилась. – Пару недель назад, когда я последний раз туда заходила, никакого матраса не было.
– Наверное, там сквоттер обосновался. Нужно было сразу тебе сказать, но у меня просто из головы вылетело со всеми этими новостями о Флоре.
– Ничего страшного. Я проверю. Спасибо, что рассказала. – Блу протянула мне перышко и пуговицу и, взглянув на меня, добавила: – Любопытно, куда теперь зовет тебя сердце, Сара Грейс?
Ту пуговицу, что я получила десять лет назад, она тоже видела и отлично знала, куда мое сердце звало меня в то время.
Я снова обернулась через плечо и посмотрела туда, где остались Пуговичное дерево и… Шеп.
– Честно, не знаю, Блу. Почему-то в последнее время мне кажется, что я хожу по кругу.
Блу– Ну вот, разве ты не рада, что пришла? – спросила Марло, когда мы с ней шагали по длинному коридору отделения хосписа, располагавшегося на третьем этаже «Аромата магнолий».
Вернее, шагала из нас двоих только Марло. Я скорее плелась.
Она толкала перед собой библиотечную тележку, я же вынуждена была признаться, пусть даже только мысленно, что и правда неплохо провела время сегодня вечером. На тележке лежало несколько книг – по большей части сборники стихов или коротких веселых рассказов. И пациенты, которым мы сегодня их читали, были нам очень благодарны. Никто ни разу не спросил меня о Флоре или о моем прошлом, все мы просто наслаждались чувством общности, которое всегда рождается, когда читаешь хорошую книгу в хорошей компании.
Мне и самой это помогло успокоиться после всех потрясений сегодняшнего дня: визита мистера Мантиллы и вынужденного отказа Саре Грейс.
Стоило мне вспомнить ее тоскливый взгляд, как у меня начинало ныть сердце. Хотелось поскорее вернуться домой, испечь печенье, поваляться в обнимку с Флорой и постараться не думать о том, что готовит нам завтрашний день.
Марло хлопнула меня по руке.
– Все еще горюешь из-за фермы? Мое предложение в силе. Мы справимся. Сегодня же позвони Саре Грейс и скажи, что ты передумала.
Я так и не привыкла к тому, что Марло всегда читала меня как открытую книгу. Узнав о том, что сказал следователь, она предложила мне перенести студию к ней в дом, но я не могла так поступить с Мо. Нельзя было нарушать его привычный распорядок дня и менять что-то в доме – для страдающих деменцией это были столпы, на которых строилось все мироздание.
Выбора не оставалось – студию нужно было переместить на ферму.
Завтра я планировала начать собирать вещи, но не могла избавиться от ощущения, что меня жестоко и несправедливо наказали.
– Мо в последнее время получше, и мне не хочется его беспокоить. Надеюсь, все это временные трудности. И работать в старом доме мне придется не дольше нескольких месяцев. Как только найду другое решение, сразу же позвоню Саре Грейс и спрошу, осталось ли ее предложение в силе. Я просто стараюсь примириться с тем, что придется вернуться в тот дом, а это нелегко.
– Может быть, именно вернувшись домой, – улыбнулась Марло, – ты обретешь покой, о котором так давно мечтаешь.
Боже, опять.
Заметив, что я переменилась в лице, Марло ухмыльнулась еще шире.
– Да. Я правда считаю, что это именно то, что тебе нужно. Все в руках Господа, родная моя. Все в его руках. – С этими словами она покатила тележку к палате, располагавшейся в самом конце коридора.
Мы с Марло провели в «Магнолиях» уже два часа, оставался последний пункт программы. Палата Мэри Элайзы.
Взглянув на висевший над дверью на лестницу указатель «выход», я почувствовала непреодолимое желание сбежать. Но заметив, как Марло, улыбаясь, здоровается с медсестрами на посту, заставила себя нагнать ее.
Администрация «Аромата магнолий» приложила все усилия, чтобы придать хоспису светлый и жизнерадостный вид, но, как по мне, они явно перестарались. Стены пестрели радостными картинами, повсюду были расставлены искусственные цветы, а двери в палаты походили на домашние. Однако, если приглядеться, становилось ясно, что яркими красками тут попытались замаскировать недостаток дневного света, пластиковые растения были припорошены толстым слоем пыли, а двери на самом деле вовсе не были деревянными – панели просто нарисовали на металлической поверхности.
И все же надо было отдать руководству должное, они очень старались создать в больнице домашнюю атмосферу. И клиенты отзывались об этом учреждении хорошо, тут любой нуждающийся мог получить высококвалифицированную паллиативную помощь. Если верить персоналу, Мэри Элайза постоянно обо мне спрашивала, и я никак не могла взять в толк, что ей нужно. Она никогда меня не любила. Обзывала ходячим бедствием, белой оборванкой и другими, куда менее приятными словами.
Марло дождалась меня у двери в палату и, когда я поравнялась с ней, шепнула:
– Все вяжет свои шапочки. Хорошо хоть так. Благослови ее Господь.
Мэри Элайза в застегнутой до подбородка розовой пижамной кофте сидела на больничной койке и не сводила глаз со своего вязания. Может быть, разум ее и помутился, но пальцы двигались по-прежнему ловко, а спицы ритмично пощелкивали. На тумбочке возле кровати лежали три вязаные шапочки. Детские шапочки. Все абсолютно одинаковые.
Сколько я себя помню, Мэри Элайза вязала шапочки всем младенцам города. Фасон у них всегда был один, а вот цвета разные. Девочкам доставались розовые, а мальчикам голубые.
Лицо ее, обыкновенно худое и морщинистое, показалось мне необычно припухшим и отекшим. Я всего-то чуть больше месяца ее не видела и никак не ожидала, что человек может так сильно измениться за такой короткий срок. Белые как снег волосы Мэри Элайзы, ниспадали ей на плечи. Несмотря на отеки, она как будто постоянно пыталась съежиться, занять как можно меньше места.
– Здравствуйте, мисс Мэри Элайза! – поздоровалась Марло, постучав в дверь.
Та вскинула голову. Дышала она хрипло, тяжело, и казалось, несмотря на торчавшую из носа трубку, что ей не хватает кислорода.
– Слышите? – едва различимым шепотом просипела она.
Остановившись в ногах кровати, Марло склонила голову к плечу.
– Что слышим? Телевизор? Он не работает. Хотите, включу? Сейчас«Колесо фортуны» начнется. Любите смотреть шоу, мисс Мэри Элайза?
– Ветер, – громче произнесла Мэри Элайза. – Ветер, ветер…
Сердце мое забилось быстрее, а по спине побежали мурашки.
– Ветер? Я лично ничего не слышу, – ответила Марло, глянув на окно. – Вечер сегодня тихий.
Мэри Элайза повернулась ко мне и уставилась холодными пустыми глазами. А затем, выронив вязание, указала на меня пальцем и зашипела:
– Блу! Зло, зло, искупить зло, искупить. Ветер, ветер! Ветер знает! От Блу жди беды. Беда, беда.
Марло в ужасе покосилась на меня.
Мэри Элайза не переставала сверлить меня глазами.
– Ветер, ветер! Отняла ребенка. Беда! Отняла ребенка! Ветер знает! Ветер видел! Искупить зло, искупить!
Марло медленно попятилась к двери, в любую минуту готовая сбежать.
– Мисс Мэри Элайза, передохните. Мы лучше пойдем. Постарайтесь успокоиться, милая моя.
Голова Мэри Элайзы упала обратно на подушку. Грудь ее тяжело вздымалась, но глаза продолжали все так же пристально смотреть на меня.
– Отняла ребенка. Беда, беда. Избежать беды! Искуление… искупление.
Замолчав, она подобрала вязание и как ни в чем не бывало вернулась к работе.
Выскочив в коридор, мы с Марло в изнеможении привалились к одной из расписанных веселыми картинками стен. У Марло вырвался дрожащий вздох.
– Святые угодники! Что это такое было?
Меня, потрясенную до глубины души, била дрожь. Покосившись на Марло, я отшутилась:
– По крайней мере, я не довела ее до инфаркта.
Переглянувшись, мы расхохотались, но вскоре из моих глаз брызнули слезы.
– Прости меня, лапушка. – Марло обняла меня. – И зачем только я тебя сюда притащила?
– Из-за ниточек, – отозвалась я, вытирая глаза.
Собравшись с силами, мы заспешили вниз по лестнице.
– Не нужно тебе с ней больше встречаться, – сказала Марло. – Бедняжка явно не в себе. Не представляю, что у нее в голове творится. Думает, ты у кого-то отняла Флору.
Я тоже не поняла, о чем она говорила. Но от ее слов«ветер знает, ветер видел» у меня зародилось подозрение: что, если Мэри Элайза ощущала такую же связь с ветром, как и я? Правда, со мной ветер никогда не говорил словами, но я верила, что это возможно. Может быть, помутившийся разум Мэри Элайзы просто неверно истолковал его слова?
Мы с Марло вышли из здания, и я постаралась расслышать, что же такое шепчет ветерок, шелестящий листьями росших у входа магнолий. Никогда еще за всю жизнь я так напряженно не вслушивалась.
Но, как и сказала Марло, вечер был тихий.
И я не могла отделаться от мысли, что это затишье перед бурей.
8
Блу– Можно мне сегодня взять машину? – спросила Перси ранним утром в пятницу, выходя из кладовой с банкой муки в руках. Банку она поставила на кухонную стойку.
Я в этот момент как раз готовила основу для шоколадного печенья – деревянной ложкой перетирала масло с сахаром в керамической миске.
– Можно. Мне сегодня нужно только в книжный и еще на ферму заглянуть. Легко доберусь пешком. А куда ты собираешься?
Перси, зачерпывавшая муку мерным стаканчиком, вскинула голову, ее глаза цвета виски озабоченно блеснули.
– Тебе на ферму нужно? А зачем?
Перси с нашим старым домом почти ничего не связывало. В детстве она все свободное от школы время проводила в книжном магазине. А последние шесть лет чаще всего жила тут, со мной. Стремясь отгородиться от всех, кого любила, Твайла от души постаралась, чтобы мы как можно раньше выпорхнули из гнезда.
Не желая погружаться в воспоминания о былых обидах, я разбила яйцо о край миски и ответила:
– Сара Грейс говорит, ей показалось, что там кто-то живет. Может, сквоттер. В общем, надо проверить.
– А с чего Сара Грейс так решила? – растерянно заморгала Перси.
– Она в понедельник заезжала взглянуть на дом и заметила там кое-что подозрительное. На самом деле она хотела его у меня купить. Но поскольку продавать я передумала, ничего не выйдет. Нужно выяснить, правда ли в доме обосновался сквоттер. Если это так, придется сначала выселить его, а потом уж перевозить туда студию.
Я добавила в масло чайную ложку ванильного экстракта, и его аромат, поднявшись в воздух над миской, окутал меня, как мягкое теплое одеяло. Твайла начала учить меня утешаться печеньем с той поры, когда я стала уже достаточно взрослой, чтобы подтащить к кухонной стойке стул и помочь ей «отвлечься на выпечку и забыть обо всех своих бедах». Именно это она отвечала, когда ее спрашивали, почему она так часто печет. В те времена Твайла чаще всего готовила бисквитное печенье – дешевое, но очень вкусное. Но порой, когда нужда ненадолго отступала, пекла и шоколадное.
Совместные занятия выпечкой были для меня одними из самых счастливых воспоминаний детства. Потом я выросла, стала жить отдельно, но все равно каждую неделю завозила ей домашнее печенье. Иногда она возвращала мне опустевшую жестяную банку, нацарапав на ней сердечко. Но порой я неделями ничего о ней не слышала, и мне приходилось выслеживать ее в городе, чтобы убедиться, что она все еще жива. Это продолжалось годами, пока однажды я не зашла к ней узнать, как дела, и не обнаружила, что мои худшие страхи сбылись.
Флора лежала в колыбельке, установленной в другой части кухни, и махала кулачками в воздухе. Я мысленно пообещала себе, что однажды обязательно расскажу ей о Твайле и о том, как она любила возиться с тестом. И научу ее печь бисквитное печенье, как Твайла когда-то научила меня. Кое-что, самое важное, нельзя оставлять в прошлом.
Перси насыпала в миску соды и соли, с силой взбила получившуюся смесь вилкой и бросила:
– Сквоттер? Ерунда какая-то. В смысле, кто мог захотеть там поселиться?
Мучные облачка взметнулись над миской и медленно осели на кухонную стойку, укутав мерные ложечки, стаканчики, пачку соды и бутылочку с ванильным экстрактом белым бархатным покрывалом.
– Полагаю, любой человек, которому нужно где-то укрыться. Не думала, что эта новость тебя так расстроит.
– Я не расстроена.
Подняв бровь, я окинула взглядом белоснежную равнину, что еще недавно была кухонной стойкой. Поведение Перси опровергало ее слова, никогда раньше она не разводила такой бардак во время готовки. Однако, что бы ее ни задело в моем рассказе, она намерена была упорно это скрывать, как и остальные свои секреты.

