– Продолжительность жизни повреждённых особей, как правило, гораздо короче, уничтожать их нет необходимости. Когда таковые выявляются, мы изолируем их от общества, изучаем, пытаемся исправить ошибки.
– А если отклонения выявляются у менахеля? Их тоже изолируют органы правопорядка?
– Органы правопорядка занимаются повреждёнными среди брюти и четаков. Менахели не в компетенции низших рас. Процент отклонений среди менахелей ничтожно мал, таких случаев практически не бывает. Но если даже случаются повреждения у взрослых менахелей, это обнаружить крайне сложно, так как они могут это весьма умело скрывать. Повреждённый не значит ущербный, внешне зачастую это никак не отражается. Если и случаются отклонения у взрослых клонов, то это умственные либо психические. Выявлением повреждённых менахелей мы занимаемся сами.
– Даже не буду спрашивать, что вы с ними делаете.
– Ничего особенного, – едва заметно улыбнулся Лука.
Мы допили чай и молча смотрели в окно. Я пытался разглядеть другие города, но видел лишь их слабые огоньки вдалеке.
– Уже поздно, а у нас остались ещё кое-какие дела, – выдохнув, отвлёкся от ночного вида канцлер.
Лука не спеша приподнялся со своего места и направился к выходу, я поспешил последовать за ним.
– А платить за ужин канцлеру не надо? – прошептал я ему под ухо, догоняя сзади.
– Платить? – Лука, видимо, не сразу понял о чём я, – Ах, ты про денежный расчёт! – дошло до него, – У нас не используются деньги. Нам они не нужны, нам нужны ресурсы.
– Ресурсы… – повторил я за ним, не совсем понимая, что он имеет в виду.
Но канцлер не стал дальше объяснять, наверно, посчитав, что дал исчерпывающий ответ, а я не стал дальше допытываться. После ресторана мы спустились на лифте. Теперь я точно знал, что мы спускаемся, ведь выше было уже некуда. Но мне никак не удавалось определить количество этажей. На сколько этажей мы поднимаемся, опускаемся, даже само движение лифта было не ощутимым.
– Это будет твоей комнатой на какое-то время.
Лука привёл меня в небольшую, но достаточно уютную комнату. На минимальной площади в моём новом жилище располагалось всё самое необходимое: кровать, маленький письменный столик, стул и тумбочка.
– Здесь ты можешь отдохнуть. Дверь справа, – Лука прикоснулся к еле заметной на фоне стены дверце, которую я до этого даже не заметил, и она бесшумно ушла внутрь стены, – Это гигиеническая комната. Там на столике каждое утро будет лежать чистая одежда и обувь, грязную бросай в урну под столиком.
Я проследовал в гигиеническую комнату. Вот столик о котором говорит Лука, вот урна под ним, вот душевая кабинка, а вот унитаз… Всё достаточно понятно, легко разобраться. Я вернулся в спальную комнату. Канцлер стоял возле кровати и в руках держал металлический пистолет с тонкой острой иглой на конце.
– Садись на кровать и сними верх, не бойся, – повелел канцлер.
Естественно, в подобной ситуации мной овладели сомнения и даже страх, но сопротивляться в данном случае было бы бесполезно и глупо. Поэтому я собрал всю свою волю в кулак. Стараясь казаться спокойным, я снял рубашку и сел на краешек кровати. Своим шприцом-пистолетом он больно уколол меня в правое плечо.
– Немного больно, – констатировал Лука, вытаскивая иглу из моей руки, – Я ввёл сразу два чипа. Коммуникационный и кодированный нейрочип. Коммуникационный чип это то, что ты назвал вживлённым телефоном. А кодированный нейрочип поможет тебе передвигаться по Марсу. Этот код определяет доступные тебе ресурсы. Не буду рассказывать как это всё работает, завтра сам разберёшься. Сейчас я хотел бы заняться другими, более важными делами.
Лука достал из карманов две металлические присоски и белую продолговатую пилюлю.
– Что это?
– Я показал тебе наш мир, теперь ты мне покажешь свой. Эта пилюля введёт тебя в состояние похожее на гипнотический сон. Ты погрузишься в свои воспоминания, увидишь всё как сон. В отличие от гипноза ты будешь помнить всё, что увидишь во время такого сна. Эти присоски я закреплю у тебя на висках. Это ретрансляторы. Так я смогу видеть то, что видишь ты.
– Как бы читаете мои мысли?
– Не совсем верная формулировка, но суть ты уловил правильно.
– А если я не хочу раскрывать свои мысли? Мало ли что у меня в голове! – возмутился я от такого предложения, не приятно когда кто-то изъявляет желание покопаться у тебя в душе.
– Во-первых, у тебя просто нет выбора. А во-вторых, я просто хочу увидеть твои воспоминания, прежде всего меня интересует детство.
Лука протянул мне таблетку, и я вынужден был её проглотить. После этого он прицепил мне на виски холодные металлические присоски– ретрансляторы.
– Ложись спать. Думай о своём детстве. Как проснёшься, можешь снять ретрансляторы.
Канцлер вышел из комнаты. За всё время проведённое на Марсе я, наконец, остался в одиночестве, о котором так мечтал. Растянувшись на кровати, я закрыл глаза и пытался ни о чём не думать. Не хотел, чтобы кто-то видел мои мысли. Я чувствовал на висках металлический холод от присосок. Холодок постепенно распространялся, и вот уже мой череп сдавило ледяным кольцом. Веки становились свинцовыми. Я попытался открыть глаза, но у меня ничего не вышло. «Думай о детстве…» я услышал словно из потустороннего мира. Я вспомнил бабушку, наш маленький деревянный домик в деревне, речку, что текла неподалёку от дома, зелёные луга… Приятные детские воспоминания уносили меня отсюда, словно быстрый весенний ручеёк уносит бумажный кораблик. Моё сознание, подобно тем корабликам, что я так любил пускать будучи ребёнком, стремительно понеслось по течению времени, то притормаживая, цепляясь за веточки реальности, то ускоряясь под порывом ветра воспоминаний.
Глава 5. Воспоминания о былой любви
Я стремительно лечу вверх. Тёплые потоки воздуха мягко касаются моего лица, приятно обдувают волосы. Даже с закрытыми глазами я вижу огненный шар Солнца в ясном небе, каждой своей клеточкой ощущаю прикосновение небесных лучинок. Запах цветущих кругом растений дурманит. Я набрал полные лёгкие насыщенного кислородом и ароматом трав воздуха и не спешил выдыхать. Мне казалось, что я могу почувствовать неповторимый запах каждой травинки, каждого листика, каждого цветочка живущего здесь. На какое-то волшебное мгновение время замерло. Наполненный ароматами цветущего мира и согретый его нескончаемым теплом, я, подобно воздушному шарику, на один фантастический миг завис в воздухе, а после стремительно полетел вниз. Открыв глаза, я сквозь слезинки радости увидел как снова взлетаю, но только на сей раз в противоположном направлении. Земля стремительно удалялась от меня вместе с родителями, которые стояли по обе стороны качели. Вот я, уже вытянув ноги вперёд, лихо несусь обратно вниз. Внизу живота защекотало, и я звонко рассмеялся. Родители, видя своё счастливое дитя, тоже весело засмеялись вместе со мной.
– Держись крепче! – сквозь смех выкрикнул отец и продолжал раскачивать качели.
Этот жаркий июльский день остался в моей памяти как одно из самых ярких и счастливых воспоминаний.
– Надень кепку, голову напечёт, – беспокоилась обо мне мама.
Отец взял меня с качели на руки и крепко прижал к себе.
– Не напечёт! Солнышко нас любит и не обидит. Правда, сынок?
Мы вместе посмотрели на лучезарное Солнце, и я от переполняемых чувств обнял отца за шею изо всех своих крохотных сил.
– Знаешь что означает наша фамилия? – спросил у меня тогда папа.
Я ослабил свою хватку и отрицательно замотал головой из стороны в сторону.
– Санд Ра значит сын Солнца. Так что мы с тобой сыновья Солнца, – весело потрепал он меня по голове.
– А мама?
– А мама не сын, – хитро заулыбался отец, – Она дочь, – добавил он после паузы.
Мы дружно засмеялись. Отец был выдумщиком и шутником. Я не помню его грустным или унывающим. Он всегда придумывал для меня всякие игры, вырезал из дерева фигурки животных, сочинял смешные и в то же время поучительные истории…
А вот я мчусь на велосипеде. Совсем недавно я научился ездить на двух колёсах и теперь летел наперегонки с ветром. Я чувствовал себя самым быстрым в мире. Я нёсся как угорелый, лихо огибая все препятствия на своём пути. Ветер в ушах, адреналин в крови и вот я распластался посреди дороги. Велосипед, на что-то наскочив, отлетел в сторону, а я с распростёртыми руками прилетел в объятия беспощадного асфальта. Уже через секунду ко мне подлетела перепуганная до смерти матушка и подняла меня с дороги. Лишь в тот миг когда я почувствовал прикосновение нежных любящих рук матери, я вспомнил про боль от падения и разревелся.
– Не плачь, моё солнышко. Сейчас всё пройдёт и совсем не больно, – приговаривала мама, стряхивая с меня пыль и грязь, но я ревел только ещё громче, – Сильно болит?
– Да-а, – ревел я в ответ.
Слёзы вперемешку с соплями затекали мне в рот, я вытерся рукавом, чтоб избавиться от солёного привкуса во рту. Локти, колени и левая щека были разодраны до крови. Неподалёку валялся мой велосипед, а прямо перед собой я увидел камень размером с мой кулак. Почему-то именно этот камешек показался мне виновником моей аварии и я, вырвавшись из рук матери, со всей злости пнул его. Камень отлетел далеко в сторону.
– Почему ты это сделал? – ласково поинтересовалась мама.
– Это он виноват, что я упал, – сердито отвечал я, обиженно повесив голову и вытирая остатки слёз на лице.
– Разве? – с нотками испуга и удивления вопрошала она, – Он сам набросился на тебя?