Мой враг, мой любимый

Пошарив в карманах форменных брюк, Камерон извлек спички, и через несколько минут в камине уже трещал веселый огонь. Кирнан тем не менее поспешно завернулась в форменную кавалерийскую накидку, еще недавно служившую им простыней. Может быть, она и не стыдилась содеянного, но вот чувствовать себя вольготно в присутствии Джесса, будучи не одетой, было выше ее сил, хотя сам он, похоже, не обращал внимания на такие мелочи. Девушка села и, немного нервничая, в упор посмотрела на него.

Джесс улыбнулся, озорно сверкнув глазами из-под спутанных черных как смоль волос. Сейчас он казался мальчишкой, совсем не похожим на того охваченного страстью мужчину, который только что так неистово обладал ею. В улыбке, как всегда лукавой, светилась необычная нежность.

– Помнится, ты искала виски в тот момент, когда мы сюда приехали. Хочешь выпить?

– Да, – поспешно ответила Кирнан и тут же поправилась: – Вернее, нет, не хочу. Мне не стоит пить виски. Леди не должны…

Она запнулась и, взглянув на Джесса, жалобно проговорила:

– О, Джесс, но леди никогда не решатся и на то, что я только что натворила, правда? Никогда…

Он нашел стакан, тщательно протер его и плеснул туда немного виски. Сделав большой глоток, он подошел к кровати и сел рядом с Кирнан. Притянув ее к себе, он на мгновение прижался щекой к ее лбу и сказал:

– Только самые лучшие на свете леди могут любить так страстно и так самозабвенно.

Он протянул ей стакан. Кирнан отпила, закашлялась и чуть не поперхнулась. Камерон с улыбкой похлопал ее по спине.

– Пожалуйста, не смейся надо мной! – взмолилась девушка.

– Я и не смеюсь. Как ты не понимаешь, милая, сегодня был самый лучший и неповторимый день во всей моей жизни! Я всегда буду благодарен тебе за него…

Похоже, он не притворялся, но Кирнан вдруг смутилась и уставилась на свои руки. По сравнению с руками любимого – огромными, загорелыми, чуть загрубевшими от постоянной езды верхом, но с пальцами длинными, изящными, как нельзя лучше подходящими для работы медика, – ее собственные были белыми, как алебастр, и очень маленькими.

Пальцы любовников переплелись.

– Мы с тобой как будто всю жизнь ждали этого, – проговорил Камерон.

– Но я вроде бы помолвлена с другим, – слабым голосом напомнила ему Кирнан.

– Ах да, бедняжка Энтони, – хмыкнул Джесс, и тон его ей не понравился.

Он встал, надел форменные брюки с желтыми лампасами и отошел к камину. Пошевелил хворост, отчего пламя разгорелось с новой силой, да так и остался стоять, уставившись на_ огонь. Теперь, когда он отвернулся, Кирнан рискнула взглянуть на него. Пламя камина отбрасывало золотые и оранжевые языки на его крепкий торс. Джесс, безусловно, был красив – настоящий мужчина, немного грубоватый, правда, но вместе с тем чрезвычайно привлекательный. Только что он обнимал ее своими сильными руками, прижимал к груди и дарил такую восхитительную любовь. При всей своей неискушенности Кирнан понимала, что делила ложе с мужчиной, знавшим в этом толк, владеющим волшебством истинного чувства. И если Джесс исчезнет из ее жизни, она, возможно, никогда больше не испытает ничего подобного.

В глубине души она всегда чувствовала, что счастлива будет только с Джессом. И ни с кем иным. Никогда…

– Нет никаких причин оскорблять Энтони, – упрекнула она Джесса, плотнее запахивая накидку, словно укрываясь неким щитом респектабельности.

– Разумеется, – тут же отозвался он. – Нет никаких причин оскорблять Энтони.

– Джесс, я не видела тебя почти целый год, и вдруг…

– И вдруг я снова появился в твоей жизни, – закончил он тихо и задумчиво.

– Когда ты сегодня приехал… – начала было Кирнан, но Джесс не дал ей договорить, а, стремительно бросившись к кровати, опустился на одно колено и взял девушку за руку.

– Да, я налетел, как ураган, закружил и увлек за собой. И ты со мной поехала! – победно выкрикнул он.

Кирнан улыбнулась.

– Да, поехала, – кивнула она.

Высвободив одну руку, она нежно откинула волосы, упавшие ему на лоб. К чему сейчас говорить об Энтони? Ведь любые слова могут разрушить очарование их невероятной близости с Джессом. А вдруг волшебство исчезнет?!

Сегодня в этой хижине будут только они двое – она и любимый.

Энтони, несомненно, остался в прошлом. При всем своем упрямстве, безрассудстве и даже необузданности Джесс – человек глубоко порядочный. После того, что случилось, он, разумеется, женится на ней. В будущем. Первым делом надо мягко и деликатно устранить Энтони. И еще отец… С ним, пожалуй, будет посложнее. Он крайне удивится, что она так сблизилась с мужчиной, фактически будучи невестой другого. Ну ничего! Она сумеет его убедить – если подойдет к делу дипломатично.

Только сейчас не время и не место для любой дипломатии. Незачем портить воспоминания прошлой ночи.

– Джесс, что с тобой? Ты расстроен?

– Я не вправе был так поступать. В самом деле, не вправе.

– Но что все-таки произошло?

Он пожал плечами и, опустившись на кровать, обнял Кирнан.

– Ты считаешь, ничего такого?

– Джон Браун в тюрьме. Все кончено!

– Нет, не кончено. Ну как тебе объяснить? Теперь жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.

– Я тебя не понимаю.

– Ты видела только то, что происходило в Харперс-Ферри. – Джесс встал и, снова подойдя к камину, невидящим взглядом уставился на пламя. – Кирнан, на Западе я видел страшные вещи. Индейцы творили бесчинства по отношению к белым, причем Многому, надо признать, они у белых же и научились. И сегодня здесь, в Харперс-Ферри, я тоже столкнулся с этой бессмысленной жестокостью. Людей не просто убивали, Кирнан, – над ними глумились и издевались, бессмысленно и страшно!

Она и понимала и не понимала его. Наблюдая за событиями в Харперс-Ферри, девушка тоже воспринимала их неоднозначно – на ее взгляд, многих инцидентов можно было бы избежать, – но Джесс, похоже, переживал происходящее гораздо глубже. Создавалось впечатление, беспорядки в городе затронули в его сердце какую-то чувствительную струну, ей неведомую, или вызвали некие неприятные воспоминания.

– Джесс, не забывай, что Джон Браун напал первым. Он застрелил мэра, самого милого и безобидного на свете человека. Горожане вынуждены были принять ответные меры!

– Да, но эти меры зачастую принимали слишком ужасающую форму, – тихо проговорил Джесс.

– Ты меня пугаешь, я не понимаю, о чем ты?

– Боюсь, что ты никогда меня не поймешь…

– Так объясни же, наконец, что ты имеешь в виду! – взорвалась Кирнан.

Но Камерон только покачал головой:

– Я сам себя не понимаю, Кирнан.

И вдруг ее осенило. Она выпрямилась, не обращая внимания на то, что накидка упала и теперь она стоит перед Джессом в чем мать родила.

– Джон Браун – фанатик! – отчетливо выговаривая слова, бросила девушка в лицо Джессу. – Такой же, как Линкольн. Если он победит на выборах, страна расколется – расколется пополам.

– Ты не можешь этого знать, Кирнан.