Как я вам нравлюсь теперь?

Тори

* * *

Моя сестра жила в пяти минутах ходьбы от родительского дома, где я буду ночевать. Спокойная прогулка – машин почти нет, по обе стороны от дороги – тротуар, и в довершение – пение птичек. На улице было жарко и душно, и местные жители высыпали в сквер.

Я позвонила в дверь. Лиззи жила в двухквартирном доме – три спальни, две ванные (и гараж, который можно переоборудовать в дополнительную комнату). За дверью послышался детский визг и просьба Лиззи «успокоиться». Дверь распахнулась, и Джорджия выскочила наружу, словно призовая свинка.

– ТЕТЯ ТОРТОР, ТЕТЯ ТОРТОР!

Я наклонилась, и она обвила мою шею крохотными ручонками. Аромат ее волос успокаивал. Каждая клеточка моего тела излучала любовь. Малышка прилепилась ко мне, как моллюск к днищу корабля. За ее спиной Лиззи смеялась.

– Она все утро не могла дождаться. Джорджи, солнышко, ты задушишь тетю ТорТор.

Джорджия с неохотой отстранилась. Я разогнулась и поцеловала Лиззи в щеку.

– Привет, – сказала я и приложила ладонь к выпуклому животу. С последней нашей встречи он увеличился в размерах. – Как поживает личинка?

– Тор, ну в самом деле! – Лиззи со смехом проводила меня в дом.

Джорджия крутилась у нас под ногами, требуя, чтобы я то почитала ей книжку, то посмотрела ее новые наклейки, то поиграла с ней в мяч. Лиззи приготовила нам чай, но Джорджия мешала нам пить. Стоило мне поднести чашку к губам, как она совала мне в руки «Это не мой барсук» или задирала платье, показывая свой животик и требуя, чтобы мы показали свои.

– Мамочкин живот больше всех, – объявила она, после того как мы подчинились. Я не сводила глаз с живота сестры. Без свободной одежды он казался странным и нелепым – синие вены глазурью покрывали кожу, пупок набух, будто попкорн.

– У мамы внутри растет ребеночек, – сказала я, – Ты будешь старшей сестричкой, и это здорово.

Джорджия улыбнулась, но, судя по отсутствующему выражению лица, она не очень-то поняла мои слова.

– Можно я посмотрю «Свинку Пепу»?

– Ну наконец-то. – Лиззи наклонилась и расцеловала дочь. Джорджия восторженно захихикала. Какое-то время мы провели в поисках пульта и нужного канала. «Джейк вечно ковыряется в настройках для своих игр». Но в конце концов с экрана донесся визг «Свинки Пепы». Джорджия мгновенно преобразилась. Она разве что не уткнулась в телевизор с открытым ртом. Изобразив раскаяние, Лиззи снова поставила чайник.

– Мне стыдно, – сказала она. – Детям вредно столько смотреть телевизор, это как-то влияет на их развитие.

Она нажала на кнопку, потихоньку забулькала вода.

– Но иначе я даже помыться не могу. Ты даже представить себе не можешь, Тор. Честное слово. На днях я пыталась принять душ, а Джорджия вопила и барабанила по двери. Пришлось ее впустить.

Когда чай был готов, мы взяли его с собой в гостиную и расположились на кожаном диване. Повсюду были развешаны фотографии в рамках – Лиззи и ее жизнь как с картинки. Там был профессиональный снимок Джорджии, когда ей было всего две недели от роду – она сидела в цветочном горшке, как одна из детей на снимках Анны Геддес[4 - Анна Геддес – австралийский фотограф, чьи снимки детей часто печатали на открытках.]. Коллаж, сделанный Лиззи из фотографий разных периодов их с Джейком совместной жизни – разные прически, разные праздники, разная одежда. Они были вместе со школьной скамьи. С тех пор прошло уже больше двадцати лет, и я сомневалась, что кто-либо из них хоть раз пожалел об этом.

– Как дела? – спросила я, указывая на живот и делая глоток чая. – Все хорошо?

Лиззи задумчиво погладила рукой живот и улыбнулась.

– Да, все хорошо. Но уже не верится, что я принимала первую беременность как должное. Все гораздо сложнее, когда у тебя уже есть ребенок.

– Джорджия, кажется, рада. – Кружка казалась жирной, как будто ее плохо помыли, но я все равно пила.

– Хах, посмотрим. Некоторые дети в садике после рождения младшего ребенка внезапно превратились в чудовищ, ищущих внимания.

Мы пили чай, наслаждаясь относительным спокойствием. Из соседней комнаты доносился зачаровывавший Джорджию визг Пеппы.

– А как у тебя дела? – спросила Лиззи, положив на столик ноги в розовых домашних тапочках. – Куда ты завтра летишь? Это ведь какое-то важное событие?

Я кивнула, чувствуя панику от одного только упоминания об этом.

– В Берлин, на конференцию TED. Я боюсь до усрачки, если честно.

Сестра мягко улыбнулась.

– Но у тебя это отлично получается, Тор. Ты привыкла выступать перед огромными залами. Все пройдет отлично.

– Боже, надеюсь. – Я сделала еще один глоток. – Мама с папой не понимают, что такое TED.

Мы захихикали с виноватым видом.

– Кстати, – сказала я радостно, раскачиваясь на стуле, – ты не поверишь, кто будет выступать вместе со мной, а значит, мы познакомимся: сама Тейлор Фейтфул!

– Господи, Тор! Ты же ее фанатка. Вот это совпадение.

Я ликующе отхлебнула из кружки.

– Надеюсь, она классная и я ей понравлюсь. Если я ей не понравлюсь, это будет полный провал.

– Она будет в восторге от тебя. Только, пожалуйста, не накидывайся на нее с воплями, что обожаешь ее книгу. До сих пор помню, как ты читала ее впервые и все время присылала мне цитаты. Это так мило. А как у вас с Томом?

Встряхнув головой, я уставилась на пар, поднимавшийся над кружкой.

– У Тома все отлично. Он сейчас в Лас-Вегасе по работе.

– Бедняга.

Я покачала головой.

– Да, но… Мы слегка повздорили перед его отъездом…

Я замолчала. Это была не просто размолвка – это была самая настоящая ссора на пустом месте. Я сказала в шутку: «никаких стриптизерш» – мне казалось, это само собой разумеется, поэтому я и позволила себе пошутить. Но Том обвинил меня в том, что я нарушаю его границы, пытаясь «контролировать его поведение».

– А если все мои коллеги пойдут? – заорал он. – Что ты предлагаешь мне сделать? Заявить, что они гребаные сексисты, и ждать их у выхода в гордом одиночестве?

– Мм, почему бы и нет? Это же и в самом деле так.

– Нельзя так контролировать людей, Тор. Да что с тобой такое? Ты раньше относилась ко всему гораздо проще. Куда делась та беззаботная девчонка, с которой я познакомился в Америке?

– ЕЙ БЫЛО, БЛИН, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ!

Лиззи молчала, но я могла прочесть все по ее лицу.

– Боже ты мой. – Она отпила чай.