* * *
Вот оно.
Это был первый красный флажок. Прямо там. Таких флажков было великое множество, но каждый из них я проигнорировала.
Остановилась ли тогда перед этим, подумала ли: «Хм, почему это похоже на нечто красное и флагообразное»?
Конечно, нет.
* * *
Я наклонилась к Ханне, радуясь, что она знает его.
– О чем ты говоришь?
– Риз-чертов-Дэвис. Их вокалист. Известен также как Король Засранцев. Он учился в другой школе, но мы ходили на одни и те же курсы.
– И почему он такой засранец?
Они заиграли медляк, и стало тяжело обсуждать нашу тему так, чтобы никто не подслушал. Эта песня была хуже первой, и я поймала себя на том, что редактирую ее в голове. Припев следовало сделать пораньше, и слова полны клише… Но он пел так хорошо, что, могу поспорить, каждый в зале был немного влюблен в него в этот момент. Кроме Ханны.
Остаток их выступления я провела как в тумане. Загорелся свет. Судьи дали им пару девяток под громкие аплодисменты. Внезапно я поняла, что уже почти подошла моя очередь.
– Ты следующая, – напомнила Ханна, пока я провожала Риза глазами. – Иди подготовься.
– УДАЧИ, У ТЕБЯ ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ! – закричали мне на ухо Лив и Джек.
Я прошла вдоль сцены, где уже ждал Алистар, который радостно вскрикнул при моем появлении и дал пять.
– Амели! Я очень хочу услышать, что ты для нас всех подготовила!
До выхода оставалось совсем мало времени: по сцене взад-вперед ходил комик в костюме-тройке.
– Вы когда-нибудь замечали, как долго люди торчат перед банкоматами? – спросил он зрителей, но не получил ни ответа, ни смеха. Я заволновалась еще больше.
– Немного нервничаю, – призналась я Алистару. Литота[1 - Образное выражение, состоящее в преуменьшении величины, силы, значения изображаемого явления (прим. ред.).] двадцать первого века.
Один из студентов-организаторов передал мне гитару, и я повесила ее на шею. Сразу стала чувствовать себя чуточку увереннее – гитара будто заслоняла меня от внешнего мира.
Алистар улыбнулся.
– Должен сказать, был удивлен, увидев твое имя в списке участников. Ты на занятиях едва разговариваешь.
– Все удивляются, когда узнают, что я пою. Не знаю даже, зачем себя этим мучаю.
Послышался вежливый смех толпы.
– Хм, кто-то сливает свое выступление, – сказал Алистар, а потом заметил мое выражение лица. – Не волнуйся! Слышал от миссис Кларк, что ты очень талантлива. Уверен, все пройдет хорошо.
Я постаралась принять его заверения и комплименты, но расслабиться не получалось. Из-за водки меня немного мутило, из-за отсутствия Алфи я все больше накручивала себя, а от умирающего на сцене комика вообще тошнило.
Слишком быстро послышались вялые аплодисменты, и стендапер покинул сцену.
– Твоя очередь, – шепнул Алистар и ободряюще показал мне два больших пальца.
Тут же все давно знакомые пессимистичные мысли ломанулись в сознание: «Ты отстойно сыграешь. Опозоришься. Все возненавидят твою музыку и тебя. Почему ты не сходила в туалет заранее, хочешь, чтобы стошнило на сцене?»
Я все равно взобралась по ступенькам, нетвердо шагая в своих ковбойских сапогах и натягивая кардиган ниже. Сев на стул, испытала такой ужас от происходящего, что подключение гитары заняло у меня вечность.
– Ура, давай, Амели! – выкрикнула Ханна в повисшей тишине, и это крошечное проявление дружбы помогло мне собраться.
– Спасибо, – пробормотала я в микрофон, заставив публику захихикать. Все расслабились, помогая этим и мне. Разобравшись с проводами, я снова наклонилась к микрофону, не до конца понимая, что делаю. – Я хочу спеть вам песню «Давай рискнем».
Если сделаем это,
Мы не сможем вернуть
То, что было раньше,
И каким был наш путь…
Я сочинила это для Алфи – мою самую любимую песню. Зрители замолкли, внимательно слушая. Я закрыла глаза и старалась прочувствовать каждое слово той истории, которую пела.
Только время подскажет,
Если это ошибка,
Стоит ли этот риск,
Чтоб ответить улыбкой…
Голос набирал силу, и я попадала во все нужные ноты. Получалось хорошо. Я была хороша. Открыв глаза, увидела завороженную толпу. Меня наполнила эйфория: их проняло.
Я пела про нас с Алфи. Как мы долго ходили вокруг да около, боясь потерять нашу дружбу. Оба думали, что интересуем друг друга только как друзья. Я пела обо всех наших «почти-моментах», о том, что мы наконец стали встречаться лишь несколько месяцев назад, не осознавая, что до расставания осталось совсем чуть-чуть. Но теперь впервые пела для людей, среди которых Алфи не было. И в телефоне не было сообщений от него. Я почувствовала облегчение, закончив песню.
Стоящие перед сценой завороженные люди внимательно слушали, ожидая следующей композиции. Я ударила по струнам и начала играть одну из своих легких песен для публики – мажорный фолк с веселым припевом, чувствуя, как растет уверенность в себе: студенты вокруг улыбались, некоторые танцевали. Я тоже улыбалась, даже потерялась ненадолго в моменте, постукивая в такт ногой и смеясь над забавными строчками. Когда закончила, раздались громкие аплодисменты.
– А теперь моя последняя песня, – сказала я в микрофон, – надеюсь, вам понравится. Она называется… «Дом».
Само слово «дом» немного выбило меня из колеи. Произнеся его вслух, я вспомнила о месте, где чувствовала себя в безопасности, где была счастлива, но куда больше никогда не смогу вернуться.
Мой дом там, где сталь…
Я пела, и все самые любимые места Шеффилда всплывали в памяти. Фонтаны около здания городского собрания, через которые мы бегали в жаркие летние дни; нависающая башня университета, которую мы использовали как ориентир; склоны, поросшие вереском, около нашего района.
Без дома мое сердце превратилось в сталь.
Почувствовала подступающие слезы. О боже, я не могу сейчас расплакаться. Не здесь, где все смотрят.
Я постаралась собраться после первого куплета и припева, но на втором, на словах «И я не могу вернуться назад, потому что больше там дома нет», меня прорвало.
Я заплакала прямо на сцене. Слезы медленно текли по щекам, голос срывался, руки тряслись. Поверить не могла, что разрыдалась, пытаясь выиграть конкурс талантов. Как унизительно. Но каким-то чудом я продолжала петь. Старалась вложить в песню все свои эмоции, и это было весьма просто с моими водопадами из слез. Я достала на свет воспоминания о том, как ужасно было прощаться с Алфи; как я стояла в своей пустой комнате, осознавая, что больше никогда не вернусь туда; как задыхалась от чувств во время переезда, когда все указатели на дороге вели «на юг», а я даже не могла ничего сказать, потому что папа чувствовал бы себя еще более виноватым. Все это вошло в песню, и слезы продолжали капать, когда я закончила петь со всхлипом на аккорде Ре-минор.
Стояла полная тишина. Я вытерла глаза и посмотрела на собравшихся, внезапно возвращаясь в реальность. Молчание продолжалось еще пять долгих, ужасных секунд, а потом загремели аплодисменты.