Полночные близнецы

– Оружие, девица? – спрашивает Мерлин.

Я показываю ему кулон. И невольно оглядываюсь на Олли. Он неотрывно смотрит на украшение. Хорошо. Если я буду убита в этом Испытании из-за глупого подарка моего глупого брата, надеюсь, он умрет от стыда.

Мерлин с неожиданной силой поднимает меня на алтарь. Его белая поверхность покрыта красными полосами. «Ладно, значит, это кровь», – думаю я, чувствуя, как из моего горла вырывается истерический смех.

Феи, что теперь окружают меня, раскидывают руки и закрывают глаза, как будто входя в некий транс. Все это очень по-язычески. И вдруг воздух кажется насыщенным электричеством.

Мерлин хватает меня за левую руку, а другую свою руку вскидывает вверх. Инспайры вокруг нас скручиваются в длинное лезвие без рукоятки. Я пытаюсь вырвать руку, но хватка у Мерлина железная.

– Никогда не слыхала о кровавой клятве, девица?

Мерлин похлопывает по моему кулаку ножом, чтобы я раскрыла ладонь.

– Ни за что, – говорю я.

Дело не в том, что я не желаю чувствовать боль, – если честно, мне и похуже доводилось, – я просто не настолько глупа, чтобы добровольно ей поддаться.

Вмешивается лорд Элленби:

– Если ты не сделаешь этого, то не сможешь пройти Испытание.

Вот дерьмо. Я широко раскрываю ладонь. Ладно, это ведь просто сон в конце дня. Но, несмотря на то что говорил лорд Элленби, может ли болеть порез, нанесенный во сне?

Мерлин опускает лезвие, и на металле вспыхивает солнце.

Выясняется, что на самом деле это очень больно. Нож настолько острый, что впивается в мою ладонь как проволока для резки сыра. Я подавляю желание отдернуть руку. Я не хочу проявлять хоть какую-то слабость. И вместо этого рассматриваю порез. Сквозь кровь я различаю что-то белое и понимаю, что это должна быть кость. Меня тошнит.

– Вот так, девица, – слышу я отдаленный голос Мерлина. – Пусть льется.

У меня гудит в ушах. Кровь завораживает. Я поворачиваю ладонь так и эдак, наблюдая за тем, как алый сироп скапливается в ране. Потом он выливается и ползет по ладони, обвивается вокруг моего запястья. Некоторое промедление – и наконец первая капля падает на алтарь.

Сначала мне кажется, что я вдруг оглохла. Я не замечала шума в отдалении – бормотания сквайров, пения птиц, гула ветра, – пока он не исчез. Впрочем, и Мерлин тоже исчез. Вообще-то, я вдруг оказалась в полном одиночестве. Это как раз то, о чем говорил Элленби: я не смогу никого видеть, но, похоже, они видят меня. Я стараюсь собраться с силами и широко раскидываю руки. А потом осторожно кашляю, проверяя, и выясняю, что не оглохла; просто звуки заглушило пространство вокруг меня. Это напоминает мне о том ощущении, которое я испытываю, когда в Лондоне идет снег, когда нечто мирное наполняет воздух.

Кровь быстро капает с моей ладони. Она не собирается лужицей на алтаре, а расползается по нему. Я предполагаю, что должна сойти с него, но я испугана. Я не знаю, что может произойти, если я это сделаю. Потом кровь просачивается в подошвы моих кроссовок. Через мгновение вокруг них начинает клубиться ароматный дымок. И в нем вспыхивают картины. Семилетний Олли дает мне изюм из своего мороженого. Клемми при нашей первой встрече обнимает меня уж слишком энергично. Дженни рассматривает меня, стоя на другой стороне площадки для игр. И именно ее лицо и лицо Олли возникают снова и снова. Дженни, Олли, Дженни, Олли, Дженни – а потом она вдруг стоит прямо передо мной, висит в воздухе, ее глаза совсем рядом с моими.

– Привет, ведьма, – злобно шипит она.

12

Я падаю с алтаря. И как только мои руки касаются земли, я уже не на ярком солнечном свете и не на травяном ковре. Я снова в Уонстед-Флэтс, и стоит ночь. Прежняя паника наполняет меня. Я точно знаю, что случится сейчас. Веревки затянутся вокруг меня, держа у дерева, а потом загорится огонь. Если честно, я в бешенстве на саму себя из-за того, что ввязалась в нечто столь очевидное. И еще больше злюсь на себя потому, что до сих пор каменею при мысли обо всем этом. Память о пламени слишком жива, хотя прошел год.

Появляются веревки. Они обвиваются вокруг моих рук, вокруг талии, вокруг ног, их гораздо больше, чем было в день настоящего события. «Это действительно происходит, – думаю я. – Если ты умираешь в этом мире, ты и в реальном мире тоже умираешь». Но на этот раз рядом нет Андрасты, чтобы помочь мне.

Я могу лишь шевелить кистями рук, но они слишком сильно дрожат, так что пользы никакой. Кулон скользит в моих пальцах. Я едва не теряю его, но в последний момент подхватываю пальцем цепочку. Это ведь вроде как мое оружие. И как, черт побери, я могу защититься кулоном от яростного огня?

Как по сигналу, Дженни чиркает спичкой у моих ног. В воздухе вокруг меня взлетают листья, лишь для того, чтобы тут же сгореть в языках пламени. Жар подбирается к моим кроссовкам, ища слабое место. Я не хочу кричать. Не хочу. Десятки людей наблюдают за тем, как я это выдержу. Я не намерена доставлять им удовольствие, показывая, насколько я испугана.

Думай, Ферн. Единственный шанс выжить – понять, как использовать медальон. Огонь мешает мне сосредоточиться. Он уже пробирается сквозь кроссовки и ползет вверх по ногам. Где-то неподалеку кто-то стонет от боли. Низкое «ууххх…». Потом я осознаю, что это я сама. Я наматываю цепочку на пальцы, пока серебряный полумесяц не врезается мне в ладонь. Укол помогает мне сосредоточиться. Я думаю о лезвии, сотворенном Мерлином, и гадаю, могу ли я сделать то же самое. Я представляю острый клинок и крепкую рукоятку. Что-то вроде бы мелькает в глубине моего сознания. Какая-то боль, мгновенный острый приступ боли в мозгу, которая тут же будто выскальзывает из головы, проходит по плечу и вниз по руке. Мои пальцы дергаются, я снова чуть не теряю кулон. Искры летят с кожи на металл.

Цепочка мгновенно разогревается, она горячее, чем огонь, пожирающий мои ноги. Она дергается в моих пальцах, как кузнечик, пытающийся сбежать. И растет, растет, пока в моих руках уже не кулон, а нечто мягкое. Маленькая сумка. Вовсе не полезный нож, на который я надеялась. Но сумочка слишком тяжела, чтобы оказаться пустой.

Пламя уже добралось до моих бедер. Я больше не чувствую ног. То, что лежит в сумке, тихо звенит. Мне приходится двигаться очень осторожно, я не могу позволить себе упустить сумку. Я сую внутрь один палец. На ощупь там что-то вроде мраморных шариков. Я осторожно поднимаю один вверх.

Сквозь дым я слышу крик и теряю концентрацию. Один из шариков выскальзывает из сумки, мне его не поймать, и он падает на землю.

Оглушающий удар, как в огромный басовый барабан, стирает все остальные звуки. Дым вокруг меня сгущается, но жар ослабевает. Когда дым рассеивается, я вижу, что костер погас. И остатки дыма пахнут как только что скошенная трава. Что бы там ни вывалилось из этой сумки, оно явно погасило пламя.

Прежде чем я начинаю радоваться, обжигающий жар снова взрывается в моей ладони. В ней образуется нечто твердое и прохладное. Рукоятка. Наверное, это как раз тот нож, который я просила, и появился он в нужный момент. Неловко изогнув запястье, я умудряюсь перерезать веревки, что удерживают меня. Еще несколько взмахов – и я свободна. Я шагаю из ночи на яркий солнечный свет. Уонстед-Флэтс исчез, я снова в поросшем травой кругу, алтарь невинно стоит в нескольких метрах от меня.

Я прошла проверку. Вместо того чтобы положиться на Андрасту, я спаслась сама. Нет больше девицы в беде. Эта новая, изменившаяся Ферн добыла нож и гасящий огонь мрамор, и она не побоялась воспользоваться ими.

Это невероятно. Может, я и сплю, но чувствую себя куда более бодрой, чем когда-либо прежде. И дрожь в моих руках – это уже не страх, это возбуждение. Мне хочется снова это сделать. Ощутить силу моих мыслей, протекающих по моему телу и меняющих все вокруг меня.

Я сосредоточиваюсь на своем новом оружии. Это не нож, это изогнутый меч, он сделан из тусклого, покрытого пятнами серебра. Кожаный эфес выложен поблекшей золотой проволокой. Он похож на то, что могло быть найдено в каком-нибудь древнем захоронении. В сумке всего два мраморных шарика. В каждый вставлен бриллиант. Они напоминают мне о крошечных звездочках на моем кулоне. Погоди-ка… это и есть звезды с моего кулона. А серебряная цепочка, что стягивает сумку, выглядит точно так же, как цепочка кулона. А это значит… изогнутый меч имеет форму полумесяца. Действительно оружие!

Засунув сумочку в карман и сжимая в руке ятаган, я жду новой иллюзии. В крови бушует адреналин, но постепенно во мне всплывает и другое чувство. Разочарование. Да, огонь – худший из моих страхов, но, если подумать, все это выглядит немножко… просто.

– Какой симпатичный меч, – шепчет мне в ухо голос Дженни. – Интересно, каково это – знать, что я намерена убить тебя им?

Я резко оборачиваюсь. Дженни усмехается, глядя на меня, и она не одна. Я лишь мельком замечаю его лицо перед тем, как осознаю, что он делает, и пригибаюсь к земле. Что-то свистит над моей головой и падает на алтарь. Зазубренный диск. Не только Дженни пытается меня убить. Олли тоже. Спасибо тебе, подсознание. Всегда возвращаешь меня назад.

Я выпрямляюсь. Олли за спиной Дженни хватает другой зазубренный диск.

– Ты мог побить меня дома, но здесь ничего не выйдет! – говорю я видению, взвешивая в руке меч.

Олли что-то отвечает, но я не слушаю. Я непроницаема для слов, и я вооружена против них. Ну же. Давай. Мой первый удар отшвыривает Дженни с дороги, второй приходится по руке Олли.

– Сука! – кричит он, зажимая рану.

Ну да, попробуй на вкус собственное лекарство.

Он уклоняется от моего второго взмаха. Меч, возможно, и создан специально для меня, но я управляюсь с ним неловко. Мои руки привыкли рисовать, а не бить кого-то острием меча в грудь.

– Не слишком ты хороший боец, а, ведьма? – мурлычет Дженни. – Тебе кто-нибудь говорил, что тебе здесь не место?

Она не спеша идет ко мне. И по мере того, как она приближается, ее ногти растут и растут, и каждый превращается в копье. Я шагаю ей навстречу, пытаясь почувствовать естественное движение ятагана, позволить ему направлять мою руку под правильным углом. Дженни пригибается и раскачивается, ее когти нацелены в меня. Мы словно танцуем, все трое, делая пируэты и кланяясь, расходимся и разворачиваемся от одного партнера к другому, пока движения моего ятагана не завладевают моим телом и я совершенно перестаю видеть, с кем сражаюсь. Я захвачена моментом. Я подвижна. Я…

Когти Дженни скребут по моему лицу, и я спотыкаюсь и отбрасываю ятаган в сторону, чтобы не упасть на него. Я пытаюсь встать на ноги, но ятаган лежит слишком далеко.

– Спать пора! – ухмыляется Дженни.

Она скалит зубы и прыгает ко мне.

Не задумываясь, я перекатываюсь, чтобы схватить ятаган и поднять его вверх, к ее животу. Миг сопротивления – а потом клинок погружается в ее тело, словно оно сделано из желе.

– Ведьма! – выплевывает Дженни и рассыпается, превращаясь в инспайров.

Шипение ее последнего слова висит передо мной.