***
Алессандра тяжело вздохнула, разминая мои мышцы.
– Каменные. Дэнни, они просто каменные!
Я поморщился и повел плечом, когда она надавила на трапециевидную мышцу. Острая боль пронзила плечо, как копье, и я дернулся в сторону.
– Больно!
– Да что ты говоришь?!
Она обхватила меня пальцами за шею и вернула обратно.
– Если я выпишу тебе уколы…
– Алессандра…
– Да, так меня зовут!
Я не обернулся на ее гневный рык. Не хотел видеть в ее глазах злое разочарование.
Совсем не докторское…
«Тебе не кажется, что она слишком болезненно реагирует на то, как ты себя ведешь В КАЧЕСТВЕ ПАЦИЕНТА, а, Дэнни?».
Уже не казалось. Все стало понятно. И от этого было мучительно грустно.
Я прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Алессандра давила на все нужные точки, и мои мышцы медленно расслаблялись. Это было похоже на плавление металла – под мягким, но уверенным давлением теплых пальцев то, что еще несколько часов назад было жесткой проволокой, снова становилось мышечной тканью. И я облегченно вздыхал.
Это было так приятно, что я с трудом сдерживал стон удовольствия. Каждый раз, когда я оказывался в руках Алессандры, моя жизнь становилась значительно легче. И приятнее.
Почти каждую ночь я мучился от боли. Я пытался справиться с ней сам. И мне это удавалось, потому что ОНА научила меня побеждать это адское, разделяющее мышцы на отдельные волокна чудовище.
Она провела меня через ад. Больше года она нянчилась со мной, здоровенным придурком, погрязшим в ненависти и жажде мести. Она не сдавалась, не оставляла меня, не бросала, не уходила, не предавала. Оставалась рядом и помогала, даже когда я не позволял ей этого.
Она была не просто моим доктором. Она стала моим другом. Человеком, который мог привести меня в чувство, который заставлял меня улыбаться, смеяться.
Но за последние восемь недель ее отношение ко мне изменилось. Алессандра стала холодной, жесткой. Я ловил за хвост тоску в ее взгляде, видел, как грустно падали уголки ее губ, когда она отворачивалась. Она словно пыталась отгородиться от меня щитом из равнодушия. И ей это удалось. И мне было тяжело.
Мне не хватало ее улыбки. Ее смеха. Ее тепла.
Только сейчас я, кажется, начал понимать, как сильно прикипел к ней и ее идиотскому «детка».
Я настолько привык, что Алессандра называла меня «деткой», что это слово стало чем-то вроде нашего пароля. Но она перестала меня так звать в тот самый день, когда я пришел к ней полуживой после ночи в агонии. Я сразу это заметил, потому что это глупое и панибратское «детка» начало мне нравиться.
Да кого я обманываю?! Оно нравилось мне всегда, хоть и раздражало. Совсем как Аарон Таппер.
– Спасибо… детка.
Я выдохнул это и замер. Такое привычное для нас обоих раньше слово прозвучало так странно и неуместно, что я застыл, испугавшись – вдруг задену Алессандру? Вдруг обижу? Ведь она больше не улыбается мне, не смеется.
Девушка тоже замерла за моей спиной. Ее ладонь так и осталась на моем плече, и, поддавшись порыву, я накрыл ее своею, мягко сжимая тонкие пальцы.
– И… прости меня. За то, что я такой кретин. За то, что расстраиваю тебя.
Алессандра шумно вдохнула, и после этого в кабинете повисла тишина. Я чувствовал сквозь одежду тепло чужой ладони и старался дышать ровно. Я считал шаги секундной стрелки и не мог понять, почему она движется ТАК МЕДЛЕННО.
Когда пальцы девушки вдавились в мои мышцы, я прикрыл глаза и опустил голову. В груди кольнуло, а следом бок пробила невралгия. Да такая, что я охнул и согнулся пополам, прижимая ладонь к правому боку.
Пальцы Алессандры пробежались по моей шее, щекоча кожу.
– Дыши, Дэнни, сейчас пройдет, пройдет.
Я выдохнул остатки воздуха, жмурясь изо всех сил.
Больно. Снова больно.
– Дыши, сейчас полегчает.
И я старался дышать. Вдыхать и выдыхать. И эти действия, без которых никак не обойтись, если не хочешь сдохнуть, наполняли мое тело огнем.
Болью. Я весь состоял из этой боли. Последний год моей жизни состоял из гребаной боли!
То невралгия, то плечо, то… то эта чертова боль, кипящая в грудной клетке. И все это сдобрено охренительным соусом из одиночества и отчаяния, непрекращающегося ожидания и череды разочарований.
Я с трудом умудрился остановить волну жалости, приближающуюся ко мне пенным валом.
«Соберись, дьявол тебя раздери! Ведешь себя, как ребенок».
Я мотнул головой, обхватывая пальцами теплую ладошку, все еще лежащую на моем плече.
– Алессандра, мне не хватает тебя.
Девушка вздохнула, ероша волосы на моем затылке тонкими пальцами.
– Я с тобой. Я здесь.
Я покачал головой и выпрямился, прислушиваясь к ощущениям. В межреберье все еще покалывало, но я мог ровно сидеть и нормально дышать.
Я запрокинул голову и уперся затылком в солнечное сплетение Алессандры.
– Ты злишься на меня. Ты со мной, но мне не хватает тебя.
Маленькая ладошка скользнула по моему плечу к шее, спустилась вниз и остановилась на болтающемся на цепочке армейском жетоне. Девушка провела пальцами по металлическим пластинам, выступающим под тонкой тканью футболки, повела руку вниз, поглаживая грудную мышцу. Я поймал и накрыл ее кисть своей огромной ладонью…
…и похолодел.
«Дьявол, Стоун, что ты творишь?».